Русалочка
Шрифт:
– Вальс, это то, что мне не хватало, - кивнула Кристина.
– Затащишь меня? Не на улице же танцевать вальс.
– В дом? Давай, подержи. – Он вручил ей обкусанный помидор.
Володя подхватил Кристину на руки, занес в гостиную, усадил рядом с пианино и ушел за каталкой. Увидев себя в полированном корпусе пианино, Кристина растрепала волосы, трижды поменяла выражение лица и оставила, как ей показалось, наиболее сексуальное.
Володя вернулся с пустыми руками:
– Я так и не понял, как она складывается, - признался он.
– Да и хрен с ней.
– Ты даже не удивляешься тому, что я здесь?
– Я уже ничему не удивляюсь. Где коробка?
– От диска? Вот, держи.
– Без портрета?
– Кристина покрутила в руке футляр от CD.
– Ну, и слава богу. Там его таким дохлым нарисовали!
– На прелюдиях?
– Ну. Неужели, он таким был?
– Этот, ты имеешь в виду?
– Володя взял с полки коробку с прелюдиями Шопена, на обложке которой красовался полуживой, исхудалый композитор. – Да, он был точно таким. Жорж Санд даже заявила, что в постели он напоминает труп.
– Здравствуй, Вова!
– вошла Ольга.
– Привет!
– Ты в курсах, что она отколола?
– Ольга погрозила Кристине кулаком.
– Нет.
– Пропустил самое главное.
– Оля, замолкни!
– запротестовала Кристина.
– А ты обещаешь больше не выделываться?
– Ольга вернулась на диван к любимому журналу.
– Обещаю.
– Хорошо, я замолкла.
– Вов...
– Кристина взяла у парня коробку с портретом.
– Такой дохлый и такая музыка! Объясни. Какая тетка согласится это любить? Если б тетки были слепыми и любили ушами, я б еще поняла.
– Все романтики живут на границе жизни и смерти, - объяснил Вова.
– Но здесь, действительно жуткий портрет - я видел лучше, - хотя нарисовал его великий Делакруа. Вообще, очень трудно нарисовать гения. Мне ни разу не встречался нормальный Пушкин. Или Лермонтов. Как-то случайно я видел одну-единственную зарисовку с Толстым, чей-то быстрый эскиз карандашом, вот это было то, что надо, настоящий гений, а все остальное – просто тупые карикатуры. Между прочим, тут даже не портрет, а вырезка с картины.
– Вова вернулся к Шопену и ткнул пальцем в пустое место: - Вот здесь у Делакруа стоит самая знаменитая тетка прошлого века, графиня Жорж Санд. Она любила Шопена.
– Графиня на четвереньках?
– перебила Кристина.
Ольга, вполуха слушавшая Володю, засмеялась.
– Поэтому ее вырезали?
– не отступала Кристина. – Что я сказала смешного?
В комнату вбежала собака.
– Граф, иди сюда!
– Она приласкала собаку. – Почему над нами все смеются, м?
За графом вошел Александр Николаевич. Хмуро осмотрев молодежь, он хотел пойти своей дорогой, но дочь его остановила:
– Пап! Я не думала, что ты рассердишься.
– Вот так? Думала, папа обхохочется?
– Я хотела удивить.
– Шизоид!
– Ольга покачала головой.
– У тебя получилось, - сказал отец. – Удивила!
– Очень на меня сердишься?
– Сокровище мое, а что мне еще делать?!
– Ну, если не впадлу, прости.
– Ладно.
–
– Но больше не удивляй, я же так сдохну. Оля!
– А?
– Идем, поработаем, надо ужин приготовить.
– Пошли.
– Ольга последовала за Александром Николаевичем на кухню.
Вова остался с Кристиной.
– Что стряслось-то, я могу узнать?
– спросил он.
– Да, конечно. Мы с папой залезли на скалу, а потом он меня бросил, и мне пришлось слезать самой.
– Кристина поманила к себе Вову: - Давай, залезем наверх?
– она показала на лестницу.
– Я могу узнать, что у нас наверху?
– спросила онa.
– Почему бы и нет?
– Ну, так, вези меня!
Он поднял ее на руки.
– Ты та-ак классно меня хватаешь! Не тяжело вам, принц?
– Да нет.
– А что сразу закряхтели?
– От удовольствия.
– Ха-ха-ха-ха!
Кирилл долго целился, наконец, метнул биту, но она пролетела мимо.
– Секи, как Кристюха метнула!
– вспомнил Гарик.
– Случайно, - ответил Кирилл.
– У тебя с десятого раза не случайно, а у нее с первого случайно?
Тем временем Витя с любопытством изучал оставленную во дворе коляску.
– Ты кидаешь или нет?!
– крикнул ему Гарик.
– Кидай, я потом, - Витя нерешительно уселся в кресло Кристины.
– Э, слышь, отвали, - попросил Гарик.
Витя послушно слез.
– А чего она в коляске?
– спросил Кирилл.
– Упала, переломала себе ноги. Не напрягай.
– Гарик продолжал с подозрением следить за Витей, крутившимся возле каталки: - ... Витек, отвали, я же сказал!
– Гарик!
– В окне второго этажа появилась Кристина.
– Что?
– Пусть покатается, отстань от него!
– крикнула она.
– Можно?
– Витя обосновался в кресле.
– Да, да, да. – Кристина дала одобрительную отмашку.
Она сидела на подоконнике спальной комнаты на втором этаже, куда ее принес Вова. Кроме двух кроватей, здесь стояла белая тумбочка с букетом полевых ромашек. Из окна, выходившего на юг, за шапкой леса, был виден залив. Увидев море, Кристина попросила Вову оставить ее на подоконнике: вид отсюда открывался божественный.
– А я знала, что ты приедешь, - сказала она, переключив внимание с ребятни на Вову.
– С утра знала, как только мы с тобой простились.
– Я об этом узнал три часа назад.
– Ты какой-то опущенный. Что случилось?
– Ну, вообще я приехал, чтобы попрощаться.
– Он вынул из кармана железнодорожный билет.
– Я уезжаю... Вот так.
– Ого!
– Она отвернулась.
– Ушел из театра? Значит, больше не Гамлет?
– Нет.
– Hе поверишь, но я чувствовала, как ты сюда едешь. Конечно, влюбленная кляча может бог знает что вообразить, сначала я так и подумала, а потом гляжу: и вправду ты стоишь. Прикольно. Выламывает, что ты не Гамлет?
– Меня выламывает от слова кляча.