Русская поэзия XIX века. Том 2

* * *

Не за каждым всплеском моря Кормчий с трепетом следит: Все решит последний, грозный, Все девятый вал решит! Но, чтоб вал пришел девятый, Вал последний, роковой,- Нужны первые усилья, Нужен первый вал… второй… Пусть они едва заметны, Пусть они отражены: Ждите, братья, ждите с верой Побеждающей волны!

<1884>

АЛЬБАТРОС

Когда в морском пути тоска грызет матросов, Они, досужий час желая скоротать, Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов, Которые суда так любят провожать. И вот, когда царя любимого лазури На палубе кладут,- он снежных два крыла, Умевших так легко парить навстречу буре, Застенчиво влачит, как два больших весла. Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает! Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон! Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает, Тот веселит толпу, хромая, как и он. Поэт, вот образ твой! Ты так же без усилья Летаешь в облаках средь молний и громов, Но исполинские тебе мешают крылья Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.

<1890>

ОБЛАКО

Сегодня наш рудник весь потонул в цветах! Толпа колодников, обритых и в цепях, Вперив еще раз вдаль тоскующие взоры, Вздыхая и кряхтя, в свои вползает норы. Безрадостный приют неволи и труда! С обледенелых стен ручьем бежит вода; Спускаясь в полутьме, о мокрые ступени Скользит нога… Склонись по-рабски на колени - И в каменную грудь бессмысленно стучи! А сердце гордое безропотно молчи!… На вольный божий свет я вышел из могилы, От холода дрожа, озлобленный, унылый, И ненавистным все нашел опять вокруг - Всей этой красоты бездушной ликованье, Природы наглый блеск перед лицом страданья, И ароматный лес, и гор зеленых круг… Но вдруг – там, в вышине, в лазури чистой утра,- Невольно взор маня причудливой игрой, С каймой из золота обломок перламутра, От юга облачко промчалось с быстротой. И в душу брызнул свет поэзии забытой, И сердце мертвое мгновенно расцвело. – О, что тебя в наш край суровый занесло, Чудесный гость весны? Порыв ли бурь сердитый Или бродячий нрав? Из Ганга ль светлых вод, Из темных ли пучин ты вышло океана? Отчизну знойную, где рай земной цветет, Скажи, успело ль ты забыть в стране тумана? Но вот нахмурился твой лучезарный лик, Ты дрогнуло и ввысь испуганно вспорхнуло! Огонь цветов померк… Еще блаженный миг - И утра дивное виденье потонуло. Не ужаснулось ли ты вида наших мук, Свирепости людской, безумья и позора? В мысль не пришло ль тебе, что от бездушных рук Не скроешься и ты, любимица простора?… – Прости, краса небес! Минутный гость, прости! Спасибо и за то: волшебный сон свободы Ты пробудил во мне… Счастливого пути В счастливую страну, где ясен пир природы! Ты побывай и там, в краю весны моей, Где милая моя печально увядает, Где в зелени садов рокочет соловей Про счастье и любовь и синий Днестр сверкает. Шепни ей с ветерком, который мчит тебя, Что прошлое отнять у нас бессильны годы, Что все я верен ей, что все я жду, любя: Затворы упадут – и грянет весть свободы!

<1892>

* * *

Ни о чем не жалею я в прошлом, друзья, Ни одной бы черты в нем не вычеркнул я… Боль и слезы его – звучной песни слова Слово выкинешь вон – и вся песня мертва! Там, за каждой слезой, в каждом сумрачном дне Солнца яркого луч вспоминается мне: Это солнце я в сердце горячем носил - Я одними страданьями с родиной жил! Жизнь мелькнула волшебным, сверкающим сном… Ни о чем не жалею, друзья, ни о чем!

<1903>

* * *

Ты целый мир вместить могла бы в свой альков, Исчадье похоти! От праздности ты злобна! С зарею новою на жерновах зубов Ты сердце новое измалывать способна. Глаза твои блестят, как вывески купцов, Как пламя факелов на торжествах публичных; Для наглости твоей нарядов нет циничных, На языке твоем нет заповедных слов. Машина страшная, глухая и слепая, Спасительный вампир, сосущий кровь земли! Как не стыдишься ты? Как, зеркала встречая, Не видишь прелести увядшие свои? Иль вид могучий зла, что от тебя родится, Ни разу ужасом не поражал тебя? Меж тем природа-мать, свои пути любя, Тебя, о женщина, людских грехов царица, Тебя, животное бездушное, берет, Лепя и гения, которым мир гордится… О, грязь блестящая! О, мерзостный почет!

<1909>

В. ФИГНЕР

ЛОПАТИНУ

Нам выпало счастье – все лучшие силы В борьбе за свободу всецело отдать… Теперь же готовы мы вплоть до могилы За дело народа терпеть и страдать!… Терпеть без укоров, страдать без проклятий, Спокойно и скромно в тиши угасать, Но тихим страданьем своим – юных братий На бой за свободу и равенство звать!

<1887>

МАТЕРИ

Если, товарищ, на волю ты выйдешь, Всех, кого любишь, увидишь, обнимешь, Ты не забудь мою мать! Ради всего, что есть в жизни святого, Чистого, нежного, нам дорогого, Дай обо мне ты ей знать! Ты ей скажи, что жива я, здорова, Что не ищу я удела иного - Всем идеалам верна… Было мне трудно здесь первое время: Страшно разлуки тяжелое бремя… Думала – сломит она. Но не сломила… Теперь не бледнею, Что уж надежды в душе не имею Мать дорогую обнять!… Мать не прошу я любить: сердце чует, Что и без просьб она любит, горюет, Образ мой в сердце хранит. Но пусть не плачет, меня вспоминая: Я весела… я бодра… Пусть родная Горем себя не томит! Пусть лишь в молитвах меня поминает, Пусть лишь крестом издали осеняет – Дочь трудный путь да свершит!…

<1888>

* * *

Пали все лучшие… В землю зарытые, В месте пустынном безвестно легли! Кости, ничьею слезой не омытые, Руки чужие в могилу снесли… Нет ни крестов, ни оград, и могильная Надпись об имени славном молчит… Выросла травка, былинка бессильная, Долу склонилась – и тайну хранит… Были свидетелем волны кипучие, Гневно вздымаются, берег грызут… Но и они, эти волны могучие, Родине весточку вдаль не снесут!

<1897>

А. БАРЫКОВА

У КАБАКА

Я не могу забыть ужасного виденья. Страшней всего в нем то, что это не был сон, Не бред болезненный, не блажь воображенья: Кошмар был наяву и солнцем освещен. Оборвана, бледна, худа и безобразна, Бесчувственно пьяна, но, верно, голодна, У двери кабака, засаленной и грязной, На слякоти ступень свалилася она - Кормилица и мать. Живой скелет ребенка Повиснул на груди иссохшей и грызет Со злобой жадного, голодного волчонка И вместо молока дурман и смерть сосет. Кругом галдит народ на площади базара, И в воздухе висят над серою толпой Ругательства да смрад промозглого товара. Спокойно на углу стоит городовой, А солнце-юморист с улыбкой властелина Из синей пустоты сияет так светло, Лаская, золотя ужасную картину Лучами ясными эффектно и тепло.

<1880>

А. АПУХТИН

* * *

Гремела музыка, горели ярко свечи, Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал, Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи, Так ласков голос был, так нежны были речи; Но я в смущении не верил и молчал. В тяжелый горький час последнего прощанья С улыбкой на лице я пред тобой стоял, Рвалася грудь моя от боли и страданья, Печальна и бледна, ты жаждала признанья… Но я в волнении томился и молчал. Я ехал. Путь лежал передо мной широко… Я думал о тебе, я все припоминал, О, тут я понял все, я полюбил глубоко, Я говорить хотел, но ты была далеко, Но ветер выл кругом… я плакал и молчал.

<1858>

* * *

О, боже, как хорош прохладный вечер лета! Какая тишина! Всю ночь я просидеть готов бы до рассвета У этого окна. Какой-то темный лик мелькает по аллее, И воздух недвижим, И кажется, что там еще, еще темнее, За садом молодым. Уж поздно… Все сильней цветов благоуханье, Сейчас взойдет луна… На небесах покой, и на земле молчанье И всюду тишина. Давно ли в этот сад, в чудесный вечер мая, Входили мы вдвоем? О, сколько, сколько раз его мы, не смолкая, Бывало, обойдем! И вот я здесь один, с измученной, усталой, Разбитою душой. Мне хочется рыдать, припавши, как бывало, К груди твоей родной… Я жду… но не слыхать знакомого привета, Душа болит одна… О, боже, как хорош прохладный вечер лета, Какая тишина!