Русские адмиралы — герои Синопа

Но главной проблемой являлась нехватка боеприпасов, доставка которых проходила с перерывами. Так как требовалось мешать неприятелю строить осадные сооружения, а это можно было осуществить только огнем артиллерии, постоянно недоставало пороха. Недостаток ядер заставил прибегнуть к использованию брандскугелей, заполненных песком, извлекать ядра из вала, в который до войны стреляли с учебными целями. При нехватке свинца собирали неприятельские пули⁸⁷⁹.

О том, что боеприпасов катастрофически не хватает, свидетельствуют приказы П.С. Нахимова. 2 марта одновременно с призывом к сбережению жизней людей он запрещал частую пальбу, отмечая, что «...кроме неверности выстрелов, естественного следствия торопливости, трата снарядов и пороха составляет такой важный предмет, что никакая храбрость, никакая заслуга не должны оправдать офицера, допустившего ее»⁸⁸⁰. В приказе 4 марта вице-адмирал вновь обратился с требованием экономить боеприпасы:

«Несмотря на приказ от 2 марта № 54, мною по гарнизону отданный, все протекшие ночи прошли в беспрерывной и бесполезной стрельбе из орудий, а потому до принятия решительных мер противу такого беспорядка я позволяю себе еще раз предварить всех частных начальников, что убеждения мои относительно этого предмета, в том приказе выраженные, я поддержу всею силою власти, мне предоставленной.

В настоящее время предписываю всем гг. батарейным командирам открывать огонь из вверенных им батарей не иначе, как при наступлении неприятельских колонн или при решительной пальбе из неприятельских укреплений; по работам же неприятеля огня из орудий отнюдь не открывать; гг. начальники отделений, на которых, как равно и на

начальника литерных батарей, возлагаю наблюдение за точным исполнением настоящего приказа, примут надлежащие меры для замедления работ, производимых неприятелем, сколько возможно будет, ружейным огнем»¹.

Недостаток боеприпасов не позволял артиллерии обороняющихся в полной мере мешать осадным работам неприятеля.

А союзники активизировали деятельность. В Лондоне и Париже выражали недовольство затянувшейся осадой. Французское продвижение остановилось в 65 саженях от 4-го бастиона, английское — в 200 саженях от 3-го бастиона. Луи-Наполеон послал в Крым своего любимца генерала Ниэля, который 20 января на совете союзников предложил перенести усилия на Малахов курган. Взятие кургана позволяло обстреливать с тыла оборонительную линию и рейд, по которому русские осуществляли сообщение Южной и Северной сторон. На совете решили, продолжая атаки 3-го и 4-го бастионов, основные усилия перенести на Малахов курган и 2 марта начать усиленное бомбардирование. Уже 21 января французские войска выдвинулись на Киленбалочные высоты, заложили две батареи и начали сооружать первую параллель в 840 саженях от кургана. Активность союзников ставила под угрозу положение Малахова кургана. Русское командование намеревалось для обеспечения обороны кургана занять высоту Кривая Пятка, однако теперь этот холм оказывался под перекрестным огнем неприятельских батарей. Чтобы улучшить положение, предприняли неожиданную для противника операцию^{881 882}.

В ночь на 10 февраля Волынский полк и три батальона Селенгинс-кого полка под командованием генерал-майора А.П. Хрущова начали скрытно постройку редута на Киленбалочных высотах, в 400 саженях от французской параллели. Необходимые инструменты и материалы доставили накануне по мосту на баржах через Килен-бухту, который по приказу Нахимова устроили моряки. Для прикрытия работ моряк приказал у Килен-бухты и против Георгиевской балки поставить пароходофрегаты «Владимир», «Херсонес» и «Громоносец», чтобы при необходимости поддержать огнем продвижение войск. Французы лишь утром обнарркили соседство нового русского укрепления (Селенгинского редута) и огнем стрелков стремились помешать строителям. 12 февраля пять французских батальонов пытались атаковать редут, однако их заметили пластуны. По сигналу (сожженному фальшфейеру) артиллерия с парохода и Корнилова бастиона открыла огонь по скоплению неприятельских войск; после атаки Волынского полка атакующие отошли и более не мешали¹.

В ночь на 17 февраля левее и впереди Селенгинского редута был заложен Волынский редут, соединенный с первым каменной стенкой. Левее редутов поставили трехорудийную батарею, а впереди них устроили ложементы для стрелков. Укрепления на Киленбалочных высотах, вооруженные пушками и обороняемые солдатами Селенгинского и Волынского полков, открыли огонь 17 и 21 февраля. Они заставили французов перейти к последовательной осаде полевых укреплений. А в ночь на 26 февраля в 260 саженях от Малахова кургана, на Кривой Пятке, начали постройку Камчатского люнета, располагавшегося всего в 180 саженях от французской параллели. Русские успешно отразили первые атаки на укрепление. С начала марта Ниэль предпринял несколько безуспешных попыток овладеть люнетом. С другой стороны, и русские проводили поиски против неприятеля. Охотники врывались в союзные укрепления и разрушали их. Особенно крупную вылазку предпринял пятитысячный отряд генерал-лейтенанта С.А. Хрулева, который выбил французов из первой параллели перед Камчатским люнетом. Русские потери оказались велики — только в вылазке 10 марта было убито и ранено свыше 1300 человек^{883 884}. Однако решительное наступление заставило союзников отказаться от начала бомбардирования 2 марта⁸⁸⁵.

7 марта во время боев за выдвинутые вперед укрепления Черноморский флот лишился одного из героев Синопа — контр-адмирал В.И. Истомин был сражен неприятельским ядром. Нахимов назначил вместо него начальником 4-го отделения оборонительной линии капитана 1-го ранга Н.Ф. Юрковского⁸⁸⁶. В донесении Остен-Сакену от 9 марта вице-адмирал отмечал:

«Контр-адмирал Истомин убит неприятельским ядром на вновь воздвигнутом Камчатском люнете. Хладнокровная обдуманность при неутомимой деятельности и отеческом попечении, соединенная с блистательной храбростью и благородным возвышенным характером, — вот черты, отличавшие покойного. Вот новая жертва, принесенная искуплению Севастополя. Качества эти, взлелеенные в нем бессмертным нашим учителем адмиралом Лазаревым, доставили ему особенное исключительное доверие и падшего героя Севастополя вице-адмирала Корнилова. Духовная связь этих трех лиц дала нам смелость, не ожидая вашего разрешения, действовать по единодушному желанию всех нас, товарищей и подчиненных убитого адмирала: обезглавленный прах его удостоен чести помещения в одном склепе с ними.

Принимая живое, горячее участие во всем, касающемся Черноморского флота, и зная лично Истомина, вы поверите скорби, удручающей Севастополь с минуты его смерти, и разрешите согласием это распоряжение» ¹.

Брату погибшего К.И. Истомину Нахимов писал о той роли, которую Владимир Иванович играл в обороне Севастополя, и послал ему кусок Георгиевской ленты от креста, который был на шее Истомина, когда ему ядром оторвало голову; сам крест ядро раздробило. Вице-адмирал уступил павшему герою Синопа и Севастополя место, которое оставлял для себя в гробнице Владимирского собора рядом с Лазаревым и Корниловым^{887 888}. Он приказал обозначить место гибели В.И. Истомина, как то было сделано с местом, где пал Корнилов⁸⁸⁹. 24 марта он писал вдове М.П. Лазарева, что надеется после смерти обрести покой рядом с адмиралом-учителем⁸⁹⁰.

12 марта Нахимов отдал приказ с объявлением благодарности командиру парохода «Крым» капитану 1-го ранга П.Д. Протопопову: «Бывши вчерашнего числа на редутах и удостоверившись лично, что действием артиллерии дежурного парохода «Крым» нанесен значительный вред неприятельской батарее, я считаю долгом высказать командиру парохода мою искреннюю благодарность»⁸⁹¹.

Однако времени для того, чтобы командовать и на суше, и на борту кораблей, у вице-адмирала не было. 12 марта Нахимов обратился к М.Д. Горчакову, командующему Южной армией и морскими и сухопутными силами в Крыму (который прибыл 8 марта), с просьбой освободить его от командования эскадрой:

«Эскадра судов Черноморского флота, расположенная в Севастополе, состоит по сие время под моею командою. Вновь возложенные на меня обязанности командира порта и временного военного губернатора, требуя моего присутствия на берегу, отымают у меня возможность выполнять первую согласно Морского устава, поставляющего непременным правилом безотлучное пребывание адмирала на вверенной ему эскадре, а потому, докладывая в. с-ву, я имею честь покорнейше просить разрешения спустить свой флаг, поручив начальство над эскадрою г. контр-адмиралу Юхарину.

При этом имею честь присовокупить, что командование это и следовало бы поручить старшему по мне г. вице-адмиралу Новосильскому, но по незначительности настоящего состава эскадры и еще более по важности с особой честью занимаемого г. Новосильским поста я избрал свободного от занятий г. контр-адмирала Юхарина»¹.

15 марта Горчаков разрешил Нахимову передать эскадру контр-адмиралу П.М. Юхарину, и 16 марта адмирал спустил свой флаг^{892 893}. Он сосредоточил основное внимание на сухопутной обороне, хотя не забывал и о флоте.

Вновь на Нахимова навалилась масса многообразных обязанностей. Но теперь он располагал достаточной властью, чтобы большинство их осуществлять. Моряк постоянно объезжал укрепления и лично наблюдал все то, что потом становилось предметом его приказов. К примеру, 15 марта вице-адмирал посетил батарею А.А. Бутакова и разрешил экономно стрелять картечью по неприятельским работам, а также использовать малые мортиры и каронады⁸⁹⁴. Вот что писал 17 марта 1855 года матери командир батареи А.А. Бутаков: «...Павел Степанович у меня очень часто бывает и всегда очень любезен со мной. Он ко мне иначе не обращается как Александр Бутаков. Каждый раз спрашивает о моем здоровье, когда придет. «Я пришел навестить вас. Все у вас благополучно? А как сами поживаете? Сильно вам штуцера надоедают? А бомбами они перестали вас беспокоить? Это славная вещь каронады; вы им хорошенько отвечайте». Потом непременно распросит, какие я заметил работы у неприятеля, осмотрит сам все подробно в трубу и, наконец, уходя: «Прощайте, Александр Бут., будьте здоровы». Но все это он говорит с таким участием и ко всем ответам так внимателен, что нельзя с первого раза не получить к нему уважения. Почти к каждому слову он прибавляет «с»...»⁸⁹⁵