Русские не сдаются!

А вот в том, что деньги государыне нужны, в том числе и для двора, она понимать должна. И, как мне кажется, денег в России сейчас не настолько много, чтобы брезговать казной поляков.

— Ещё раз обсудим манёвры и станем готовиться, — сказал мне полковник Юрий Фёдорович Лесли, когда мы вышли из шатра командующего.

Что ж… Повоюем. Во славу Отечества, да чтобы приехать в Петербург уже с каким-то багажом славы и почёта. Мало ли что меня там ждёт, да и какие отношения у моего реципиента с командованием Измайловского полка, где я и служу. Ну да это — будущее, а пока — война!

Подготовка длилась все оставшееся время. Не люблю такие быстрые операции. Но уже завтра фрегат может уйти в море, и всё… Смысла рисковать почти что и не будет, если не брать казну Лещинского. Поэтому важно выполнить задачу уже этой ночью, ближе к утру.

Конечно же, информацию француза проверили. По крайней мере, трех бойцов отправили посмотреть, стоит ли французский фрегат там, где его локализовал француз. Стоит. Так что будет казна, или нет, но фрегат можно пробовать топить.

— Вот… вторым офицером к вам лейтенант Данилов. Головной, лицо начальствующее — вы, унтер-лейтенант. Ваша задумка, вам и начальствовать, — ошарашил меня решением полковник Лесли.

— Ваше превосходительство! — прошипел тогда лейтенант. — Вы нарекли меня начальствовать тем делом.

— Чем слушали вы, лейтенант? Сумневаетесь? Приказы мои под сомнение подводите в присутствии иных чинов? Напомнить про милость мою и како же я сам подставлялся под опасности, дабы только вас выгородить? — полковник вдруг разъярился не на шутку.

— Я понял все, ваше превосходительство, — сквозь зубы процедил Данилов. — Век благодарен буду и Бога молить за ту милость.

Да что же он такого сделал, что ему все поминают, упрекают, а он теряется да покоряется? И при этом…

— Сие ничего не меняет. Службу я сослужу и чинить ненужностей не стану. А дуэли быть! — сказал мне Данилов, когда улучил момент, а полковник Лесли отправился отбирать две сотни лучших своих бойцов.

— Не стоит мне напоминать, память у меня хорошая. Но готов на время вылазки забыть обо всем, чтобы не ссориться, а справную службу сослужить, — сказал я и стал раздавать приказы.

Нужно провести хоть какое-то боевое слаживания, да о сигналах договориться.

* * *

Лес на левом берегу Вислы, западнее Данцига

9 июня 1734 года. Раннее, предрассветное, утро.

— Хрст! — тишину в лесу разорвал звук треснувшей палки.

— Кашин, екарный ты бабай! — шепотом выругался я, уже даже не оборачиваясь, на слух понимая, кто шумит в лесу.

— Прощения просим, — шепотом, вновь и вновь извинялся служивый.

Я уже как-то спрашивал, почему мой сержант будто бы боится леса. Ну или никак не может договориться с Лешим, чтобы Хозяин леса не подставлял сержанту палки под ноги. Кстати, ведь все мои солдаты в это верят — в Лешего, пусть и яро крестятся, когда о духе леса речь заходила. Неискореним из человека русского дух язычества.

Кашин родился, да и большую часть своей жизни провел под Самарой. Его стихия — Степь, Дикое Поле. Ну а как известно из истории, Лес и Степь — это день и ночь, это извечные враги. И, между прочим, решающее противостояние для России вот-вот грянет. Оттуда, наверное, и чуть раскосые глаза Кашина, как и его волосы цвета воронова крыла.

Но отказаться от сержанта, лучшего бойца в моем отряде, я не мог. Это в лесу он словно слон. А на равнине так умеет подкрасться, что и я не услышу. На тренировках Кашин здорово снимал условных караульных, мало в этом уступая мне.

Конечно, умею это делать и я, как и еще два бойца среди моих гвардейцев. Вот мы и шли впереди, обгоняя остальных солдат передового отряда метров на пятьдесят. Сколько это в аршинах? Не знаю, очень сложно привыкать к новой-старой метрической системе [50 метров — это чуть больше 70 аршинов].

— Кашин, будь позади меня на… э… двадцать шагов, — приказывал я, выбрав меру длины вневременную — шаг. — Фролов, будь рядом!

Я сделал рокировку, заменяя сержанта, так как уже не впервые, а в третий раз Кашин шумит в лесу. А вот Фролов, что удивительно, с именем Фрол, благо, что не Фролович, а Степанов сын, идет мягко, вовсе бесшумно, даже потише моего. А я всегда лес любил, и Лес отвечал мне взаимностью. А степь… Вот уж ненавижу, хотя и бывал в степи редко, чтобы проникнуться ею.

Я завел руку за спину с раскрытой ладонью. Сигнал «стой» в моем отряде уже знали.

— Хрясь! — опять сломанная ветка.

Нет, ни хрена не знали жест, вернее, не все. Еще один боец, Никита Бичуг, оступился, потому что продолжал движение и после команды «стоять».

В этот раз я не выругался, так, мысленно пожелал, чтобы черти в аду не жалели дров, когда будут жарить Никиту. Но произносить хоть один лишний звук было теперь ещё более нежелательно, чем даже пару минут назад.

Кроме полной луны, иногда выглядывающей из-за туч и немного освещавшей нам дорогу, теперь появились и другие источники света, да куда как ярче. Я увидел отблески двух костров.

Днём был ветер, принёсший ураганный дождь к вечеру. К полуночи стихия или сникла, или взяла паузу. Но до сих пор было сыро и прохладно, тем более что мы-то находились в низине. Так что не мудрено, что постовые, что оставлены французами смотреть за лесом, развели сразу два костра. Греются интервенты на славянских землях, жгут славянские деревья, сушатся.

Я пальцем показал на Фрола, после в направлении костров. Ему поручал посмотреть, что там, у костров, происходит. Порой лучше доверить дело тому, кто лучше тебя умеет справляться с отдельными заданиями.

Вот и Фролов бесшумной тенью прошмыгнул через заросли кустов, придерживая нужные ветки, чтобы и они не создавали шума. Хотя тут, ближе к опушке леса, уже начинал ощущаться ветерок, и молодая листва создавала словно бы завесу своим шелестом, этакий шумовой фон.

— Хрст! — и я, уже преисполненный злостью, посмотрел в сторону Кашина.

Тот опешил — стоял, не шевелился, а рядом с ним лежала отсохшая ветка, свалившаяся под ноги сержанту, чуть ли не на голову. Ну и как тут не поверить в Лешего? Я даже достал из сумки, забранной мной у французов, сухарь и аккуратно положил под ближайшую сосну, как подношение духу. Кто его знает, как оно! Сухаря не жалко, а вот неожиданностей в лесу хотелось бы избежать.

Прошло минут десять, пока Фрол вернулся. Новости были ожидаемые. Операция входила в активную фазу.

Глава 12

Глава 12

Пессимист видит трудность в каждой возможности; оптимист видит возможность в каждой трудности.

Уинстон Черчилль

Лес на левом берегу Вислы, западнее Данцига

9 июня 1734 года. Раннее, предрассветное, утро.

— Говори! — шёпотом, прямо на ухо солдату, сказал я.