Русские не сдаются!
Шрифт:
«Северные львы готовы защитить принцессу и ее трон» — про себя прочитал я.
Потом опять вдыхал свежий, лишь только самую малость солоноватый воздух Балтики, чтобы успокоиться.
Северные львы? Это так написано про Швецию, которая, вроде бы как, хочет вступиться за принцессу? Елизавету Петровну, не иначе. Иных толкований в записке я не предусматриваю. Так что, лозунги шведов, что в иной реальности начали войну против России, были даже согласованы? А я все думал в прошлой жизни, что такие призывы от шведов не могли быть высказаны без ведома некоторых русских элит [речь идет о том, что Швеция, начав войну с Россией в 1741 году, прикрывала
— Ваше благородие… Кофий! — сказал Кашин, и я даже вздрогнул от неожиданности.
— Вот ты… Не подкрадывайся ко мне со спины, иной раз и проколоть могу! — сказал я, пряча записку во внутренний карман.
Потом уже, когда вновь удалось остаться одному, я положил записку обратно в тайное место в табакерке. Даже свинец получилось свечой смягчить и кое-как залепить. И что с этим делать?
Ясно, что нужно было бы идти в Тайную канцелярию и сообщать о крамоле. Канцеляристы ловят уже тех, кто по пьяни скажет глупость про императрицу. А тут… Реальная измена. С другой стороны… Апраксин — пасынок Ушакова, главы Канцелярии тайных и розыскных дел, как правильно называлась Тайная канцелярия.
Уже понятно, что Апраксин — любимый сын, иначе его так по служебной лестнице не двигали бы. Выходило так, что это все равно что я пришел бы к Берии и сказал пытать и голову рубить его сыну Серго. Глупость же, самого пристрелят по-тихому, да и концы в воду.
Или мне обвинить Елизавету, предоставляя записку, но умолчав, кто мне ее дал? Так дочь Петра расплачется, скажет, что ни сном ни духом, что всё поклеп. И выкрутится. Тот же Ушаков некогда очень даже был за Елизавету, из-за чего как-то чуть не пострадал.
И просто выкинуть безделушку в море нельзя. Тут вопросы будут уже ко мне, в том числе и финансового толку. Табакерка серебряная, с золотыми вставками по краям, усыпанная бриллиантами. Драгоценность, как бы не предмет искусства. И как я расплачиваться буду?
Пусть все идет, как есть. Нужно только проследить за тем, кто придет за «подарком», и даже отдать его, а уже потом… Ну мало ли какие разбойники в Петербурге. Надеюсь, в этой операции смогу рассчитывать на Кашина. На том я временно и успокоился. Когда есть решение проблемы, она перестает волновать кровь.
И все же хорошо, что был выбран морской путь возвращения в Петербург. Это буквально два-три дня. Да и безопасно. Сравнительно, конечно. Даже в Балтийском море могут обнаружиться пираты, которые под шумок войны захотят, с молчаливого или даже с письменного разрешения своего государства, пошалить в Балтике.
Но в этих краях пиратами могли быть только шведы. А пока русская партия в Стокгольме весьма сильна. Вот если бы Россия не смогла столь решительно действовать в вопросе польского наследства, уверен, что в Швеции и сейчас преобладал бы дух реваншизма. Он и вправду скоро заявит о себе в полный рост. Я-то знаю, что шведы не смирились с результатами Северной войны, записка, мной прочитанная тому свидетельство. Они просто очень долго зализывают раны.
И то, что там уже появились некие «северные львы», готовые воевать, говорит о том, что «русская» партия так себе прорусская. Или все же это пока лишь не львы, а кучка котят, которые зондируют почву для будущих свершений.
Франции, опять же, не понравиться поражение в войне «За польского наследство». По крайней мере, они так и не посадили своего ставленника в Варшаве. Вот и наклевывается новое противостояние для сдерживания России.
А сколько уже их было! А сколько еще будет!И вот он — Петербург! Я любил наезжать в этот город. Редко какой год проходил без того, чтобы я раз десять не посетил Ленинград. Благо, что жил, считай, в пригороде нынешней столицы Российской империи. Вот климат… Но чего на него грешить, особенно мне, сумевшему прожить без малого сто лет, практически постоянно пребывая в этом самом климате.
Вот она — Петропавловская крепость! Теперь она несколько иная, чем я её помнил из будущего, но, в целом, конечно, у неё все те очертания и шпиль. Может, только стены показались мне выше.
Команда «Виктории» суетилась. Нужно хорошо знать подходы с столице Российской империи, чтобы лавировать между разными суденышками, что все чаще мешали пройти, или были неподалеку.
— Я должен вас сопроводить в Адмиралтейств-коллегию, — сухо сообщил мне Даниил Герценберг, капитан корабля «Виктория».
Немец… Опять немец! Он направлялся за новым назначением в Петербург, по оказии и я с ним. Или, скорее, на «Виктории» плыло золото, а уже потом я с ним. [Даниил Герценберг сдавал переделанный под транспортник линейный корабль Виктория и направлялся на Дон, уже начинать подготовку к будущей войне с Османской империей.]
Но нет, я не настолько не люблю немцев, чтобы не признавать, что они сыграли очень важную роль в истории России. И немалое число выходцев из Неметчины стали достойными русскими людьми. И понимаю, что немцы во многом пока даже более образованы, чем исконно русские специалисты. Ситуация начинает выправляться, но медленно — слишком мало учебных заведений в России. Даже классического университета нет, а Шляхетский корпус не справляется с задачей поставлять государству достаточно образованных людей.
Однако было бы всё же приятно, если фамилии людей, которые принимают решения, звучали по-русски и чтобы нательные крестики у них были православные. Тогда и пигмей — русский, раз носитель русской культуры. Или хотя бы чтобы эти люди были всего-то православными. Это там, в прошлой жизни, религиозность имела куда как меньшее значение. Сейчас — это русская идентичность. Все вокруг искренне верующие, и даже государственное управление имеет некоторые религиозные, сакральные основы. Недаром император — глава Русской Православной Церкви.
Так что… Да простят мои коммунистические товарищи, но отвергать Бога я не стану. Ибо человеку обязательно нужно верить во что-то светлое, незамутнённое. В светлое ли будущее при коммунизме или в райские кущи — не важно, но без веры и подкреплённой ею идеологии человеку тяжело.
— Храни все у себя… Оружие, деньги, французские платья… Меня могут забрать на разговоры, но тебя, вряд ли. Золото, оружие, как и договаривались, положишь в доме, где ты на постое… — давал я последние наставления Кашину, когда мы уже причалили и перекинут был трап.
— Не извольте беспокоится, ваше благородие. Оговаривали уже все. И караулы приставлю, и нахаживать стану в трактир, кабы застать вас. Все сделаю. Мы благодарны вам, за то… Простите, ваше благородие, лишнее говорю! — Кашин засмущался.
Я бы мог еще что-то сказать, но на корабль поднималась группа людей. Нет, две группы людей. Одна, так сразу взяла по белы ручки Дефремери и повела к черной, обшарпанной карете, запряженной ухоженными, но точно не лучшими лошадьми. Другая…
— Унтер-лейтенант Норов? — спросили меня. — Проследуйте за мной! Шпагу не забираю, но не след за нее хвататься!