Русские не сдаются!

Запрета высказываться не было, так что я продолжил.

— Французы обманом заманили сперва мичмана Войникова, а после и капитана. Господин Дефремери желал миром уладить недоразумение, но его взяли под стражу. Последовал приказ на фрегат о сдаче. Был ли это приказ именно капитана, или же французы всё-таки хитрым образом всё подстроили, проявляя лукавство и плутовство, мне то неведомо. Может так статься, что это было… — сказал я и получил в ответ удивлённый и изучающий взгляд.

Мне же хватило короткого разговора с бывшим капитаном «Митавы», чтобы понять, что капитан фрегата не потерян для службы, не ярый предатель. Возможно, я ошибаюсь, но сложилось такое впечатление, что сам капитан был обманут.

И не столько французами, сколько верой в честь и достоинство своих соплеменников. Наверняка, и желания проливать французскую кровь не было. И об этом нужно было бы поговорить, так как всяко может ситуация измениться, и Франция теперь, скорее всего, нам надолго враг.

— Эка вы всё повернули! — казалось, что даже с восхищением сказал Головин. — Коли так всё было на самом деле, и капитана… Ведь так всё и было?

Последний вопрос Головин задал с нажимом, недвусмысленно намекая, что он хотел бы иметь в распоряжении именно озвученную мной версию событий.

— Если у иных не будет своего видения случившегося, то всё так и было. На том и стоять буду! — решительно сказал я.

— Не будет. Все так и скажут. А вы? Ежели даже случится быть на допросе у господина Ушакова…

— И там скажу то, что сейчас сказал вам, — всё так же решительно отвечал я.

Однако понимал я и другое — если спрашивать с пристрастием, то может всякое случиться. У каждого человека есть свой болевой порог, а опытный дознаватель всегда чувствует тот предел, за которым человек хочет уже скорее умереть, а потому готов быстрее во всём признаться.

— И в таком разе… Эти же слова вы скажете лицу, над вами начальствующему? Господину майору Густаву Бирону? Али он уже и подполковник? — всё не унимался Николай Фёдорович и в очередной раз принуждал меня сказать…

— Да, на том слово чести даю, — сказал я.

— Матушка-государыня склонна верить в нечто такое, что нынче вы мне поведали. Превеликим позором легла бы сия история на честь русского флота… — сказал Головин, улыбнулся добродушной улыбкой плюшевого медвежонка, и продолжил. — Нынче же ко двору поедем. И сундуки ваши завезём.

Я невольно стал осматривать себя. Что-то мне подсказывало, что выгляжу я не для приёмов у императрицы. И вот же незадача, переодеться не во что. Но хотя бы не в грязи. Так… изношенный мундир, уже повидавший виды войны и походных условий.

— Мой слуга почистит мундир. Но… да… Вам бы переодеться. Вот только нет на то времени, — Головин скептически меня осмотрел.

Дальше разговор был уже ни о чём, лишь так, чтобы скоротать время до приезда всесильного фаворита. Без него являться к императрице было чревато ссорой с графом, да пока еще графом, а не герцогом, как я считал, Бироном. И моя встреча с таким человеком может быть непредсказуемой.Ведь я не тот лейтенант, которого он должен знать.

Выяснил я немало информации и по родственникам фаворита. Младший Бирон — майор Измайловского полка, по сути, второй или третий человек в элитном полку. Так что увидеть меня и узнать, по идее, он должен. Благо, что не нашли его посыльные Головина.

С другой стороны, Христофор Антонович Миних и вовсе полковник Измайловского полка. А знать меня не знал, пока я пред светлые очи его не явился. Фельдмаршал, наверное, и в расположении Измайловского полка не бывает, так как эти чины — скорее, церемониальные. Так что и Эрнст Иоганн Бирон знать не должен.

Вдруг, в, достаточно скромный по размерам, кабинет ворвался ураган. Стоял приятный солнечный денек, лишь только лёгкий ветерок из Финского залива приносил спасительную прохладу. Так что казалось, что неоткуда взяться природной стихии. И на тебе — ураган!

Впрочем, стихия эта и не была вывертами погоды. В кабинет влетел рослый, слегка полноватый мужчина с горящими глазами. Он моментально заполнил всё то небольшое пространство, в котором находились мы с Головиным.

— Ты есть тот самый? — услышал я наиглупейший вопрос на ломаном русском.

— Ваше сиятельство! — спохватился Головин и отвесил поклон вошедшему.

Ваше сиятельство? И кто же это такой важный пожаловал? Да, Головин не граф и не князь. Но он адмирал, он Президент Адмиралтейств-коллегии, он еще и совмещает должность генерал-губернатора Санкт-Петербурга. И чтобы такой человек перед кем-то лебезил? Значит пожаловал сам…

— Ты есть говорить на немецкий? — вопрос от ворвавшегося в кабинет мужчины прозвучал, вне всякого сомнения, в мой адрес.

— Да, я владею этим языком, как и иными, — сказал я на немецком, машинально набивая себе цену.

И языки знаю, да и в вашей политической кухне кое-что разобрать смогу. А еще и крестиком вышиваю, макраме, опять же, оригами… Вот интересно все же, а моего образования, профессионального и жизненного опыта будет хватать, чтобы выжить в бестиарии, коим, не сомневаюсь, является окружение трона в Российской империи?

— Это очень хорошо. Мы все здесь разговариваем на немецком языке. Так что общение будет удобным, — с лукавым прищуром говорил вошедший. — Узнал меня?

Догадки были. Почему-то мне казалось, что Николай Фёдорович Головин не стал бы отвешивать поклоны Густаву Бирону. Более того, возможно, я чего-то не понимаю, но кажется, что открывать дверь с ноги в кабинет президента Адмиралтейств-коллегии может лишь крайне ограниченное количество людей. Более того, как бы этих людей не было всего лишь двое. Одна — сама императрица, второй — её всесильный фаворит.

Не видел я пока императрицу, но она явно не мужик, стоящий рядом и свысока взирающий и на меня, и на Головина. Значит…

— Ваше сиятельство, как же мне не узнать столь значимого для нашего Отечества человека? Вас, ваше сиятельство, славный граф Эрнст Иоганн Бирон, и не узнать, — сказал я, и герцог расплылся в улыбке.

Не люблю я этого… Льстить и угодничать. Но жизнь прижмет, как говорится, и не так раскорячишься. А еще с волками жить — по-волчьи выть! Так что для коммуникации не повредит немного лести. Тут главное, чтобы дули или кулака с оттопыренным средним пальцем не было видно. На кафтане были, конечно, вместительные карманы с клапанами, но в них совать руки считалось неприличным. И тогда где приличному человеку дули держать? За спиной, только что.

— Николай Фьёдорович, я забираю у тебя этого молодца. Знаешь ведь ты, что матушкья-императрицья весьма довольна тем стечением обстоятельств, которое произошло с фрегатом, и тем, как действовали морские офицеры в дальнейшем. Ты же не против, чтобы я его забрал? — выражение лица Бирона сменилось на угрожающее.

— Нет, ваше сиятельство, не против, мы всё с унтер-лейтенантом выяснили. Будет ли довольна матушка-императрица и моей службой? — Головин не то чтобы стушевался.

Напротив, успел повернуть вопрос Бирона ещё и для своей выгоды.