Русский агент Аненербе
Шрифт:
«А вот и ты… Моя прелесть. Давно не виделись…», — подумал Лебедев, беря в руки дневник немецкого купца.
Глава 8
Основную часть дневника занимали сухие отчёты о торговых сделках и рутинных происшествиях на корабле. Между страницами, словно жемчужины в раковине, попадались лаконичные заметки о посещённых землях — конечно, бесценный материал для историка, но сейчас Константин искал иное. Пальцы скользнули по пожелтевшим листам, пока внезапно взгляд не зацепился за странный фрагмент. Здесь, среди скупых записей
'Я, Дитрих фон Любек, купец из славного города Любека, члена достославного Ганзейского союза, пишу сии строки дрожащей рукой в день святого Михаила лета Господня 1387. Возвращаясь с торговой миссии из Бергена, где я успешно сбыл партию фландрских сукон, византийских вин и закупил норвежскую сушёную треску, наш когг попал в жестокую бурю у берегов Ютландии. Но Волею милостивого Господа и всех святых нас прибило к небольшому заливу, на неизвестном острове, где мы вынуждены были встать на якорь, дабы переждать непогоду и починить разрушенные непогодою снасти.
На третий день вынужденной стоянки, измученный бурей, что едва нас всех не погубила, и встревоженный мыслями о безызвестной кончине своей в ледяном море, я прилёг отдохнуть на палубе, укрывшись тёплым плащом. Незаметно для себя я погрузился в глубокий сон. Мне снились удивительные видения: величественные чертоги, подобные тем, что описывают скальды в своих сагах, могучие воины в сверкающих доспехах и седобородый старец с вороном на плече, чей единственный глаз, казалось, пронзал самую душу. Проснувшись в холодном поту, я почувствовал странное беспокойство и непреодолимое желание сойти на берег. Отправив людей на поиск пресной воды, я сам пошел, повинуясь неизвестному могущественному зову, идущему в мое сердце не известно откуда.
Пляж дышал солёной свежестью отлива, когда мои ноги погружались в зернистый песок, оставляя за собой цепочку чётких отпечатков. Ветер, пропитанный запахом водорослей и дальних штормов, нёс с собой крики встревоженных чаек, но внезапно что-то вспыхнуло в луже, оставленной отступающей морской волной. Искра, холодная и непохожая на солнечный блик, заставила замереть мою душу. Я благоговейно, предчувствуя божественное провидение, опустился на колени, счищая влажные пласты песка, пальцы наткнулись на ребристую поверхность — не на камень, слишком гладкий, не на раковину, слишком тяжёлый.
Мое сердце забилось чаще, когда я вытянул находку наружу. Время будто сжалось в тиски: в моих ладонях лежал клинок, чьи очертания нарушали все знакомые мне истории. Древний металл, прекрасный, переливающийся, как полуденное море, играл перед моими очами, голубоватыми прожилками, словно в его поверхность мастера вплели звёздную пыль. По грани, от основания к острию, бежали руны, выгравированные великолепной рукой неведомого кузнеца, точностью — их завитки напоминали то ли письмена, то ли рисунки неведомых механизмов. От прикосновения к ним моей по коже пробежали мурашки, будто наконечник хранил в себе эхо древних молний.
Но больше всего потрясла острота. Лезвие, скрытое под слоями ила и соли, не имело ни царапины, ни пятна ржавчины. Оно разрезало воздух с шипящим звуком, будто жаждало вернуться в бой. Солнце, пробиваясь сквозь тучи, отразилось в его гранях — и на миг показалось, что письмена вспыхнули изнутри…
Я спрятал свое находку в походную сумку.
На острове я встретил старого забытого людским миром рыбака, иссохшего, как корень древа в магометанских песках, увидев находку, старик поведал мне древнее предание о том, что в этих местах некогда Один, великий предводитель языческих богов, потерял свое копье Гунгнир во время великой битвы с ётунами. С тех пор копье ждало того, кто окажется достоин поднять его из песков забвения.
Я обратился к старику с самыми ласковыми просьбами забрать его к себе на корабль, имея самые добрые намерения отвезти его на родину или туда куда он сам пожелает. Но он, громко посмеявшись надо мной, и удалился, восвояси
шагнув в неизвестно откуда взявшийся туман.Я человек торговый, привыкший иметь дело с весами и счётными книгами, но эта находка наполняет мою душу странным огненным трепетом. По ночам мне чудится шепот на древнем языке, а над наконечником порой вспыхивают синие искры. Я по прошествии времени решил доверить эти строки пергаменту, ибо чувствую, что нашел нечто большее, чем просто древнее оружие.
С наступлением попутного ветра я вернулся в Любек.
Местный священник на моем корабле, из церкви Святого Николая Мирликийского, горячо убеждает меня передать находку церкви, дабы избавиться от языческого наваждения, и избежать гнева Господа нашего. Но некая сила удерживает меня от этого шага. Возможно, сам Господь направил меня к этой находке с неведомой пока целью.
Наконечник копья будет надёжно спрятан в моей личной сокровищнице, под защитой крепких стен и верных слуг. Молюсь, чтобы это решение не навлекло беду на мой дом и моих близких. Более я страшусь гнева церкви…
Post Scriptum: странно, но с тех пор, как я обнаружил наконечник, все мои торговые предприятия приносят небывалую прибыль, а конкуренты словно теряют разум, совершая одну ошибку за другой. Воистину, пути Господни неисповедимы…
Писано в гавани Скаген, собственноручно, Дитрих фон Любек, купец первой гильдии'.
Константин Лебедев откинулся на стуле и закрыл глаза.
«Чёрт побери… Если бы я собственными глазами не видел этот наконечник копья, то я бы сказал — это все фантазии средневекового человека. Все мореплаватели тех времен рассказывали небылицы и сказочные истории о заморских странах и чудесных землях. Но я видел этот наконечник!».
Он полистал дневник. Манера письма Дитриха фон Любека немного изменилась, словно что-то случилось с его рукой, многие буквы приобрели странную руническую прямолинейность. Купец продолжал описывать свои торговые операции и дела, но как заметил Лебедев стал делать это без свойственного азарта опытному негоцианту из знаменитого Ганзейского Союза.
И вот он нашел еще одну подробную запись:
'18 день плавания. Побережье Ютландии.
После невероятной находки наконечника копья, что как было сказано, принадлежало самому Одину, сон и покой покинули меня навсегда. Каждую ночь я вижу удивительные видения: великие битвы прошлого, чертоги Вальхаллы и самого Всеотца, восседающего на своем троне. Святые отцы стали подозревать, что я одержим нечистым. И я, страшась их коварных козней решил больше времени проводить в море и в разъездах, прикрывая страсти свои заботой о торговых делах. Я с горячей жаждой искал тот чудесный остров, но все мои поиски приносили мне лишь одно разочарование за другим. Но сегодня произошло нечто еще более необычайное. Пока я стоял на палубе, наблюдая за игрой волн в лучах заходящего солнца, с великой печалью в сердце сокрушался, что покровительство, того, кого я как христианин не могу назвать, чтобы не навлечь на себя гнев Святой церкви, которая все чаще и чаще обвиняет меня к сатанинскому поклонению языческим богам, покинуло меня. Небо внезапно заволокло тучами необычного серебристого оттенка. Ветер, который дул с севера, принес с собой странный шепот, будто сами норны нашептывали древние саги, клянусь я слышал песни, доносящиеся из Вальхаллы. И тогда мой взгляд упал на небольшую бухту впереди по курсу.
Что-то влекло меня туда. Я, преодолев недовольство команды, немедля приказал бросить якорь и прочтя молитву спустил шлюпку. Гребя к берегу, я чувствовал, как сердце колотится все сильнее. У кромки воды, среди прибрежных камней, я заметил нечто необычное: приличный кусок древесины, выброшенный морем, трех или четырех пядей длинны и полутора пядей ширины и такой же высоты.
Но это была не простая древесина. Её медово-золотистый цвет и странные узоры, проступающие на поверхности, говорили о том, что передо мной нечто особенное. Когда я прикоснулся к дереву, по телу пробежала дрожь, а в голове зазвучали древние песни.