Русский американец

– - Алеша и я рады будем вашему приезду, Настя, а на суровость папы не обращайте особенного внимания и не бойтесь его; он, право, не такой, каким кажется!

XII

Тольский не оставил мысли жениться на красавице Насте и решил съездить в дом Лугового, чтобы переговорить с Настей и ее отцом; но его не приняли, причем камердинер сказал:

– - Ни самого барина, ни барышни дома нет.

– - Как ты смеешь врать, старое пугало? Я барышню в окно видел, она дома!
– - крикнул Тольский.

– - Никак нет, сударь, барышня уехать изволили!

– - А я говорю, ты врешь, чертова перечница! Сейчас же пропусти меня, негодяй, а не то как раз нагайки отведаешь!

Но побить старика Савелия Гурьича Тольскому не пришлось: тот быстро юркнул в сени и запер их за собою. Так Федор Иванович ни с чем и вернулся домой.

Однако он был не таков, чтобы отступить от задуманного.

– - А, не принимать меня! Я покажу себя! Ты, верно! моя красавица, плохо знаешь, что Тольский за человек. Я самому сатане не спущу! Эй, Ванька!
– - громко позвал он своего камердинера.

– - Здесь, сударь!
– - входя, ответил Иван Кудряш.

Он, так же как и другие дворовые, был совершенно спокоен: "нечистая сила" теперь уже не пугала их; с того самого дня, как Тольский приказал заколотить дверь в мезонин досками, привидения исчезли, а сам Тольский даже, смеясь, сказал: "Черти и ведьмы теперь околеют с голоду: дверь-то заколочена, и им ни входа, ни выхода нет..."

– - Ванька, выручай своего господина!

– - Готов, как и чем прикажете?

– - Влюбился я, братец, крепко влюбился. Полюбил я красну девицу пуще рода, пуще племени, да вот горе: я-то ее люблю, а она-то меня недолюбливает.

– - Кто же она такая, что спесива больно?

– - Майорская дочь, но собой краса писаная.

– - Что же она, сударь, спесивится?

– - Да жених у нее есть, Намекин Алешка; вот его-то и любит. Стрелялся я с ним, да уцелел он; я только ранил его.

– - Плохо дело, сударь, а впрочем, беда поправима: надо красотку увезти, -- посоветовал Кудряш.

– - Придется, Ванька. Приготовь ты мне нынче к ночи человека три дворовых, выбери порасторопнее да потолковее, да чтобы лихая тройка была готова. Понял?

– - Как не понять. А меня, сударь, возьмете?

– - Разумеется. Ты у меня, Ванька, всему делу воротила!

В тот же день, в глухую полночь, к дому Лугового тихо подъехали тройка, запряженная в крытый дорожный возок, и простые сани-розвальни. В возке сидели Тольский и Иван Кудряш, а в розвальнях три дворовых парня-ухаря. Розвальни остановились, несколько не доезжая до майорского домика, а возок около самых ворот. Переулок, где находился дом Лугового, был глухой и безлюдный; ночь была темная, кругом царила полнейшая тишина.

В майорском доме давным-давно все спали крепким сном. Самого Лугового не было; он находился в своей подмосковной усадьбе. Ворота по обыкновению были заперты.

Забор майорского дома был невысок, так что дворовым парням не составило большого труда перелезть через него. Собаки было бросились на них с громким лаем, но ловко накинутые на их шеи веревочные петли заставили их замолчать навеки. Тотчас же вслед за тем засов был вынут, и ворота тихо отворились.

Тольский и Кудряш, не выходя из возка, въехали во двор, и ворота снова затворились за ними.

– - Ну, Кудряш, теперь ты действуй! Сенная дверь заперта изнутри; если ее ломать, поднимешь стук, разбудишь дворовых, а нам надо избежать этого. Поэтому надо вынуть хоть эту раму, открыть окно и влезть в него, -- сказал Тольский, показывая на оконную раму, находившуюся в сенях.

– - Это сделать нетрудно, -- ответил Кудряш.

Сени были холодные; окно в одну раму выставили без особого шума.

Тольский с Кудряшом и еще с одним дворовым через окно влезли в сени. Остальные слуги остались на дворе сторожить.

В сенях было темно, но Кудряш был запаслив, и в его руках скоро появился потайной фонарик. Они разглядели дверь, которая вела внутрь дома; дверь оказалась незапертой, и Тольский со своим достойным служителем очутились в небольшой зальце.

– - Куда же теперь идти? Где же комната майорской дочери?
– - проговорил Тольский и, выйдя из зала в коридор, увидал дверь, ведшую в какую-то комнату; в ней крепким сном спал камердинер старого майора, Савелий Гурьич.
– - Это старый филин дрыхнет; пусть его! Мешать не станем!
– - с усмешкой проговорил Тольский.

После этого, плотно притворив за собой дверь и оставив на страже Кудряша, Тольский пошел в другую комнату, находившуюся рядом. Это была каморка старушки Мавры, которая тоже спала.

– - Ну, мне нынче чертовски не везет; из каморки старого колдуна попал в каморку к старой ведьме, -- весело проговорил Тольский.
– - Впрочем, она укажет мне, где комната моей Дульцинеи. Эй ты, краса писаная, чего нежишься на пуховой перине, вставай!
– - не совсем вежливо схватив за руку старушку, насмешливо произнес он.

Мавра открыла глаза и снова закрыла их от резкого света фонаря.

– - Вставай!

Старушка опять открыла глаза, испуганно вскрикнула, быстро встала, накинув на плечи платок, и с ужасом посмотрела на Тольского.

– - Ну чего буркалы-то таращишь? Ступай, разбуди и одень свою барышню.

– - Зачем будить? Зачем одевать?
– - чуть слышно, дрожащим голосом спросила старушка, не понимая, что вокруг нее происходит.

– - Ну, не тяни волынку, ступай, исполняй, что тебе приказывают! Одень Анастасию Гавриловну и скажи, что я спрашиваю ее, повидаться с ней хочу.

– - Ты спрашиваешь? А кто ты? Как попал?

– - Ступай, старая ведьма, мне недосуг с тобой говорить. Ну!
– - крикнул на старушку Тольский.

– - Иду, иду!.. Господи помилуй...

Старушка Мавра, шатаясь от страха, направилась в комнату своей питомицы. Тольский последовал за ней, решив действовать твердо и неуклонно и ни перед чем не останавливаться.

Настя в своей горенке спала безмятежным сном, и немалых трудов стоило Мавре разбудить ее.

– - Что ты, няня? Зачем будишь меня?
– - с неудовольствием спросила молодая девушка.