Русский романтизм

или ночью. Свежий юный румянец красавицы создает метаф9ру—

„щечки с улыбкой утра" (Марлинский, „Месть", стр. 69 — 70).

Иногда утро определяется точнее: „юное утро мая" (Марлин-

ский, „Испытание", стр. 55). Наряду с утром материалом для

метафор и сравнений при определении цвета лица, груди

героини служит утренний свет и заря (Вельтман, „Чудодей",

ч. I, стр. 62), „легкий румянец, как утренний свет", „она по-

краснела, как заря" (Жукова, стр. 123). „Грудь — как заря"

(Марлинский, „Месть" стр. 69 — 70). „Грудь, будто две зари,

разделенные таинственным сумраком" (Марлинский, „Мулла

Hyp", стр. 38). В яблоке, с которым Ган сравнивает щечки

Утбаллы, „играет жизнь розовая, чистая, воздушная, жизнь

1361

утренней зари и облаков великолепного заката" (стр. 67).

Здесь уже наряду с утренней зарей для сравнения привле-

кается и вечер-закат, а еще чаще встретим мы сравнения

женской внешности с ночью и ее аттрибутами — луной, звез-

дами. Цвет волос, цвет темной, „вдохновенной ночи" (Лермон-

тов, т. 4, стр. 66, Тимофеев, „Опыты", ч. III, стр. 323, Шахова,

стр. 26). „В черных очах ночь" (Шахова, стр. 33), которая

контрастирует с метафорой глаз другой красавицы,— в них —

„лазурь небес". — Здесь опять цветовая антитеза, столь излю-

бленная писателями 30-х годов. Бледность красавицы вызывает

сравнение с утренним месяцем (Вельтман, „Кощей бессм.", ч. III,

стр. 156). Блеск глаз напоминает звездочки, и отсюда часто

сравнение глаз с звездами и метафоры: глаза-звезды. „Звездой

блестят ее глаза" (Пушкин), „как звезда небесная, разливаю-

щая во мраке свет свой, блистали ее очи" (Полевой, „Абба-

донна", стр. 25—26), ясные очи „приветны будто звездочки"

(Гоголь,). Часто появляется сравнение глаз с огнем, с горящей

свечей, с горящим углем, с молнией; цвет лица сравнивается

с зарницей — („румянец, как зарница", Марлинский, „Наезды",

стр. 54). „Глаза как будто две свечки в глубоком мраке, горели

ослепительным огнем, и это пламя, как будто огни над могилой

свидетельствовало о страданиях смерти, тайнах замогильных"

(Кукольник, т. III, стр. 254). „Что за глаза! Они так и свер-

кали, как два угля!" (Лермонтов, „Герой нашего времени").

Глаза сверкают так ослепительно, что вызывают сравнение

с молнией: „большие черные, глаза сверкали, как молнии"

(Соллогуб, „Тарантас", 25). Порою метафора: глаза — огонь

рождает воспоминание о мифе: „еслиб Прометей жил в наше

время, не с неба похитил бы он чудный огонь, но из глаз ее"

(Вельтман, „Стран.", 2 ч., стр. 79).

Для описания черного цвета волос употребляется сравне-

ние со смолою (Соллогуб, „Метель", стр. 98 — 99; Кукольник,

„Психея", стр. 397; Марлинский, „Мулла Hyp", стр. 38) или

с крылом ворона (Гоголь) или, наконец, с черной тучей (Пушкин,

„Полтава").

Как видим, при помощи красочных сравнений и метафор,

писатели 30-х годов стремятся живописать, но живопись раз-

решает наряду с красочной проблемой и проблему формы и,

стремясь уподобиться живописцам, они не забывают и этого

пластического момента. Путем сравнений и метафор пытаются

точнее определить очертания и линии тела. Ресницы сравни-

вают со стрелами (Гоголь, т. I, стр. 303 — 377), „ресницы,

упавшие стрелами на щеки" (Гоголь, „Вий", стр. 387). Грудь —

с шарами — два мягких шара (Марлинский, „Мулла Hyp",

стр. 38). Грудь — „два полушара, будто негодуя друг на друга,

пробивались сквозь ревнивую ткань..." (Марлинский, I ч., III,

1361

стр. 26; Лермонтов, „Вадим"). Грудь — прозрачные облака,

прикрытые живописно одеждой. „Высокая божественная грудь

колебалась встревоженными вздохами и полуприкрывавшая

два прозрачные облака персей, одежда трепетала и падала

роскошными живописными линиями на помост" (Гоголь).

Волосы — рассыпаются, как облака (Сенковский, т. 3, стр. 167—

168). Грудь — волны, одеяние — пена, их окаймляющая (Вельт-

ман, „Странник", стр. 79). Волосы героини сравниваются с зо-

лотыми волнами хлеба (Полевой, „Аббадонна", стр. 26). Для

определения стройности фигуры женщины писатели прибегают