Русский романтизм

ною смесью"; выражение задумчивости, серьезности и без-

1361

удержной веселости сплетались на ее лице (стр. 795). У другой

героини Ган „выражение гордости, страдания и безусловной

покорности судьбе составляли на лице ее странную

с м е с ь " (стр. 79). У одной из героинь „Постоялого двора"

мрачность лица „смягчается однако же вечною улыбкою на

губах" (стр. 45). У героини повести „Маскарад" Павлова

наряду с выражением „чего то похожего на тихий свет лам-

пады,, тут же на этом же лице вы видели выражение непости-

жимой силы" (стр. 100). В глазах героини Ган переплетаются

выражения огня и грусти („Медальон", стр. 220). У некото-

рых героинь подчеркнуто выражение властности, презрения,

гордости и воли. „Гордый взгляд" героини повести Жуковой

„Самопожертвование" показывал женщину, „которая не заку-

тается в шаль от северного ветра, не затрепещет при раскате

грома и может быть уснет под воем бури. Черные глаза ее

метали искры и, казалось, одна могущественная воля ее

умеряла их пылкость" (т. 1, стр. 149).

Мы видели, что у писателей 30-х годов две контрастные

темы, посвященные красавицам: одна из них — женщина-

ангел; другая — женщина-демон. Но антитеза не только в этом;

она вообще основа всего женского портрета. Прежде всего

возможен контраст двух фигур — контраст психологический,

затем контраст фигуры и фона — контраст красочный.

Психологический контраст заключается в изображении

красавицы рядом со стариком или другой женщиной, при чем

дается антитеза молодости и старости, красоты и безобразия,

двух противоположных типов красоты. Женщина в „Вадиме"

Лермонтова с „розовой, фантастической головкой, достойной

кисти Рафаэля, с детской полусонной, полупечальной, полу-

радостной, невыразимой улыбкой на устах" п р и л е г л а на

п л е ч о с т а р и к а так беспечно и доверчиво, как ложится

капля росы небесной на листок, иссушенный полднем, измя-

тый грозою и стопами прохожего" (т. IV, стр. 81). То же

у Одоевского в повести „Кн. Мими": молодая, прекрасная

баронесса с „роскошным станом", с ^каштановыми шелко-

вистыми локонами" и „томными облитыми влагою глазами"

выделяется на фоне „осиплого старого" барона мужа (стр. 288).

Идеальная красавица Сенковского оттенена своей младшей

сестрой, уродливой физически и нравственно. „Нельзя себе

представить ничего правильнее и тоньше черт ее (Анны)

лица, ничего белее и нежнее ее кожи, розовее ее румянца,

чернее волос ее, ничего идеальнее форм ее тела, стройного,

высокого, величественного, в котором все — от уха до око-

нечности ножки, было совершенство и гармония. Она затме-

вала собою самые блистательные создания воображения вели-

ких живописцев" (стр. 5). Полная антитеза ей — ее сестра

1361

Катенька: она „не обещала сделаться даже и посредственно

миловидною; очерк и цвет лица, маленькие глаза, огромный

нос, широкий рот, длинная шея, большие руки и ноги, не

предвещали в ней ничего пленительного" (стр. 12).

Другим видом антитезы является сопоставление двух кра-

савиц, служащих полной противоположностью друг другу.

Описания внешности обоих красавиц тесно сплетаются, и кра-

сота одной из них, обычно блондинки с лазурно-голубыми

глазами, с небесно-воздушной фигурой, противопоставляется

смуглой брюнетке с черными глазами.

Эта антитеза уже не столько психологическая, сколько

красочная. Так, у Шаховой в „Персте Божьем" контрасти-

руют две героини:

А как ты, Лида, хороша!

В твоих глазах ночь — полдень ясный,

В них блещет разум твой прекрасный

И вечно пылкая душа!

В тебе вся прелесть Итальянки!

А ты мила, как херувим,

С воздушным станом северянки,

С очами — небом голубым!

Какая томность в них и нега!

Как роза майская нежна;

Как ты лицом белее снега (стр. 33).

В другом произведении Шаховой „Изгнанник" Нина

и Ида, светлая и темная — контраст друг другу:

Как роза Нина расцветала,

Лазурь небес в ее очах,

Улыбка детская играла

На свежих розовых устах.

Как от ночи краса дневная