Русский романтизм

Святым перстом отделена,

Так явно Ида молодая

Была с с е с т р о ю несходна.

Лучами яркими горели

Большие черные глаза... (стр. 87).

У Калашникова в повести „Изгнанники" одна сестра

„белая, как снег и румяная, как роза", и „имела огненные

карие глаза и русые волосы"; другая сестра была „смугла

лицом, но имела благородные правильные черты и глаза

небесно-голубые" (стр. 12). Тот же прием встречаем

у Загоскина в „Искусителе". Одна из красавиц „высока

и стройна, как пальма", у нее „правильные и даже несколько

резкие черты лица", „черные, как смоль, локоны, которые

падали на ее атласные плечи, глаза темные", „другая воздушна

л легка >> как бабочка*, „прелестная блондинка с голубыми

глазами, которые блистали веселостью и умом" (т. VI, стр. 160).

1361

Прием красочной антитезы двух героинь является одним

из средств разрешения проблемы живописания. Но еще резче

выступает это стремление живописать при описании фона;

героиня показана на портрете в определенной обстановке —

она сидит в темных старых креслах, или ее окружают мрач-

ные развалины, обрамляют цветные занавески*, свод зелени.

Декорация эта должна оттенить цвет лица, рук, волос героини,

подчеркнуть ее молодость, свежесть, стройность. У писателей

30-х годов она обычно является полным контрастом к самой

красавице. Так, Мариорицу в „Ледяном Доме" Лажечникова,

молодую и пленительную, усадили „в о г р о м н ы е прези-

д е н т с к и е кресла, которых д р е в н о с т ь и истер-

тый б а р х а т ч е р н о г о п о р ы ж е л о г о ц в е т а еще резче

в ы н о с и л и наружу это юное прелестное творение, раз-

румяненное морозом — в блестящей одежде, полураспахнув-

шейся как бы для того, чтобы обличить стройность и негу

ее форм. Это был р о з о в ы й диет, павший на рясу

чернеца, лебедь, покоящийся в темной осоке" (ч. I, стр.

158 —159). У Жуковой в „Суде сердца" молодая, грациозная

женщина сидела в „широких старинных креслах" (т. I, стр.

50 — 51), а маленькая, изящная головка героини одной из по-

вестей Маркбва „лежала на спинке с т а р и н н ы х кресел"

(Мечты и были", ч. III, стр. 34). У Жуковой в повести „Само-

пожертвование" Лиза „блестящая молодостью и красотою"

(стр. 123) оттенена мрачными развалинами, на фоне которых

она кажется неземным существом. Иногда фон — просто кра-

сочноё обрамление — зеленый, пунцовый. В „Чудодее" Вельт-

мана Даянов видит красавицу в „тени, под сводом зелени"

(ч. II, стр. 228). Личико героини этой же повести „рисовалось

на п у н ц о в о й з а н а в е с и " (ч. I, стр. 73).

Это стремление выделить героиню контрастной к ней

декорацией проявляется и при обрисовке отдельных ее черт—

розовую ручку Валерии в „Искателе сильных ощущений"

Каменского оттеняет бархатный валик кресла, на котором она

покоится (31 — 32). Белизну плеч и лица красавицы часто

подчеркивает темный цвет ее платья или шляпы. Так, у ге-

роини одной из повестей Соллогуба „темное бархатное платье

чудно выказывало удивительную белизну ее плеч" („Большой

свет", стр. 155). „Черная шляпка с черными перьями, надви-

нутая немного на лоб, резко оттеняла белизну лица" героини

повести Гаи „Джеллаледин" (стр. 144). Бледное лицо и бело-

курые волосы Эммы из „Замка Нейгаузена" Марлинского

„ярко отделялись от черного камлотового, опушенного горно-

стаями платья" (стр. 112). „Белые плечики" княжны Мэри

в „Герое нашего времени" покрыты „большим пунцовым плат-

ком". Черные, как смоль, волосы героини „Психеи" Куколь-

1361

ника „скользят по белой одежде" (т. I, стр. 397). Соболь во-

ротника Мариорицы в „Ледяном доме" Лажечникова сочетается

с черными локонами (стр. 52). Иногда роль красочного фона

играют друг для друга отдельные элементы внешности кра-

савицы. У княжны в повести „Недоумение" Кудрявцева „вы-

бившийся локон волос черного цвета волнистою лентою лежал

на белой щеке" (стр. 160). У Жуковой рука красавицы атлас-

ной белизны, дотронувшись волос, „заблистала на темных

кудрях" („Самопожертвование", стр. 163), а „светлые волосы