Сага о Кае Лютом

Трудюр проснулся ближе к утру, недоуменно посмотрел на свои голые ноги, скривился от боли, когда попытался встать. Я вытащил из мешка портки и кинул ему, знал, что лучше взять запасную одежу, потому как бывало уже всякое.

— Только гляди, чтоб больше твой уд вперед твоей головы не шёл. Иначе я доделаю то, что ты этой ночью хотел сотворить. И вообще жениться тебе надо!

Шурин криво усмехнулся, кое-как оделся и чуток враскоряку пошел к двери.

Ульверы встретили нас радостными криками и шутками. Каждый хоть что-то да сказал о том, каков нынче у Трудюра дар и что он теперь может делать своим торчалом. Сам шурин не огрызался, привык за эти зимы к насмешкам хирдманов.

Фродр подошел ко мне и сказал:

— Опробуй теперь свой дар.

— К чему? Я же ни одной руны не получил.

— Хельты. Теперь под твоей рукой почти одни хельты. Ты не поменялся, зато поменялась стая.

Я одной мыслью слил всех хирдманов воедино. Те даже не вздрогнули, привыкли уже к такому, но их движения стали немного иными. Как огромные косяки селедки, где все рыбы знали свое место и хоть не умели говорить, вместе поворачивались, разлетались в стороны, пропуская пловца, и сливались вновь. Вот и хирдманы также скользили друг меж друга, слыша соседа не ухом, а через стаю. Только я разницы никакой не заметил. Стая — она и есть стая.

Так что я покачал головой и сказал ульверам, чтоб готовились к отбытию. Пора возвращаться в Хандельсби!

Вскоре драккары взмахнули десятками лап-вёсел и отошли от берега. Я, как всегда, сидел у кормила и разглядывал свой хирд. Этот месяц изрядно сплотил нас. Если прежде хирдманы держались порознь: псы с псами, живичи с живичами, львята со львятами, то нынче уже нельзя было различить, кто откуда. Не зря Дометий настаивал, чтоб к хускарлам приставляли всякий раз разных хельтов.

Лишь Фродр да Живодер держались наособь. С Мамировым жрецом и так было понятно, а вот с бриттом всё пошло наперекосяк, как только зажили последние шрамы на его лице. Не, Живодера в хирде уважали за его лекарские умения: ни одна рана под его рукой не пошла гнилью. Но эти узоры… Если взглянуть на Живодера мельком, то вроде ничего такого, обычное лицо: два глаза, нос, рот. Ну ожоги, ну шрамы, видали и похуже. Если же вглядываться подольше, то понемногу лицо менялось. Откуда-то появлялось третье око, жуткое, нечеловечье, на щеке прорезался еще один рот, искривленный в усмешке… И вот ты уже смотришь на чудовищную морду измененного, в которой сложно угадать, кем был человек до этого. Я всегда отводил взгляд при появлении третьего глаза. Отчаянный на днях поспорил с кем-то, сказал, что будет смотреть на Живодера, пока не закипит вода в котле. Поначалу еще хорохорился, улыбался, насмешничал, потом побледнел, сцепил пальцы, чтоб не было видно, как трясутся руки, а под конец его вырвало. Спрашивать, что он там увидел в конце, никто не стал.

* * *

Когда «Сокол» и «Жеребец» подошли к пристани и закрепились, ярл Гейр перескочил на причал одним из первых и громко, чтоб слышали все ульверы, сказал:

— Хочу войти в хирд снежных волков. Есть ли тот, кто не желает этого?

Разговоры враз стихли. И почти все хирдманы невольно посмотрели на меня.

— К чему? — спросил я. — Ты ведь ярл и сам хёвдинг. Зачем тебе идти под мою руку?

— Ярл без земель. Хёвдинг без хирда и кораблей, — усмехнулся Гейр.

— Конунг даст тебе и людей, и корабль.

— И я снова их потеряю. Моя удача плоха. Твоя гораздо лучше: ты дважды помог мне.

Я глянул на ульверов:

— Есть кто против?

Мой взгляд зацепился за Фродра. Он единственный, кто не выглядел удивленным. Нет, даже не так. Жрец перебирал пальцами костяные бусины на своей шее и смотрел на Гейра так, словно сам всё это и придумал.

Прежде бы я загордился. Как же, сам ярл Гейр рвется под мою руку! Тот самый Гейр, который когда-то хотел закопать меня живьем! Тот самый Гейр, чьи руны выше всех на Северных островах! Самый суровый и самый сильный ярл просится в хирд мальчишки. Только вот не из-за меня он того хочет, а из-за Скирирова дара.

Не услыхав возражений, я не стал тянуть, схватил огонек Гейра и взял его в стаю. Вот теперь ульверы вздрогнули, почуяв огромную чужую силу, что ворвалась в их тела. Вздрогнул и Гейр. Не сводя с меня глаз, он чуть склонил голову, показывая, что признает мое первенство.

Я махнул рукой, чтоб Херлиф занялся делами хирда, а сам подошел к Гейру и негромко сказал:

— Пойдем поговорим.

Он отвел меня к дому, где поселили его людей. Внутри дрых один лишь хельт, да и тот вскочил, едва мы вошли, выслушал повеление Гейра насчет еды и пива и тут же исчез. Я успел лишь заметить, что нынче дружинник Лопаты выглядел лучше, чем на острове: отъелся, отоспался, и пропало затравленное выражение с лица. Может, потому Гейр и не позвал своих в поход? Может, и у Лопаты есть сердце?

— А теперь начистоту, — сказал я, усевшись за чисто выскобленный стол. — Прежде, при Магнусе, ты хотел, чтоб тебе дали людей и корабль, даже на мой хирд нацелился. А нынче сам готов под мою руку идти. Ты сторхельт, восемнадцать рун…

— Девятнадцать, — поправил ярл.

Я аж задохнулся, услыхав это, но сглотнул слюну и продолжил:

— Любой воин пойдет за тобой. На всех Северных островах нет никого сильнее тебя. Да и в других землях вряд ли отыщется хотя бы десяток воинов, равных тебе.

Гейр слушал меня с безразличным видом, будто я хвалил не его, а кого-то другого.

— А еще не хочу, чтоб кто-то оспаривал мои слова, — добавил я. — Ульверы уже сталкивались с предательством. Я убивал тех, кто прекословил, и рубил пальцы тем, кто их не остановил. С тобой так не выйдет.

Ворвался Гейров хельт, поставил на стол бочонок с пивом, затем рабыни быстро расставили блюда с мясом, рыбой и хлебом. Не сказав ни слова, они тут же ушли.

— Пальцы, — коротко усмехнулся Гейр. — Я за такое живьем закапывал. Поверь, малец, я знаю, что такое верность и как надо повиноваться, причем получше тебя. Не о том думаешь… Я прожил больше четырех десятков зим. У меня была семья, дети, земли, корабли, дружина. Сейчас нет ничего. Только месть.

Он говорил так холодно, будто и не о себе вел речь.

— Честь, слава, богатство… К чему это, если после меня не останется ничего? Потому единственное, чего я хочу, — это вырезать всех тварей, выжечь свой остров дотла. Пусть лучше он провалится на дно моря, чем там будут жить эти Бездновы отродья! — его глаза полыхнули огнем и тут же погасли. — Но для мести одного меня мало. Нужен крепкий хирд. Собирать его заново, притираться, приучать к повиновению нет времени. Твой хирд нынче сильнейший. Может, еще у Флиппи неплох, но я слыхал, что с ним стало, да и бултыхаться в воде не по мне.

Гейр наполнил кружки, единым махом выпил одну, забросил кусок тушеной козлятины в рот и начал медленно пережёвывать. Он будто бы подбирал нужные слова, чтоб убедить меня в чем-то.

— Да, ты прожил мало зим. Но конунг уже дважды полагался на тебя, дважды послал ко мне на подмогу. Рагнвальд не так хорош, как его отец, хотя и Зигвард особым умом не блистал, но в одном Беспечному не откажешь: он умеет подбирать нужных людей для всякого дела. Он и Кормунда отыскал, и Однорукого тоже, да и малец Стиг неплох. Я видел твой хирд в деле, видел, как вы сражаетесь, как говорите, как живете бок о бок. И видел Скириров дар — твой дар. Пока ты готов биться с тварями, я буду идти за тобой. Рядом, за плечом или впереди — как скажешь.

Я отхлебнул горького пива и задумчиво сказал:

— Когда-то Альрик сказал, что воин без дара вряд ли сможет стать сторхельтом. Чем боги одарили тебя?

— Твари… я знаю, как их бить. Не ведаю, дар это или опыт, на моем острове тварей всегда было много, и я убивал их со своей первой руны.

— Среди снежных волков был воин с таким даром. Меткий стрелок, он всегда видел, куда надо бить.

Гейр качнул головой:

— Не так. Я не знаю, куда бить, знаю лишь как. То твариное дерево… я не видел, где его сердца или головы, но догадался, что его нужно рубить раскаленным железом.