Сальватор

Дверь открылась, скорее даже распахнулась, и в комнате появился Людовик.

– А, браво! – сказал господин из Монружа. – Вы прибыли как нельзя кстати, мой юный эскулап! Если какой врач и откликается на зов, вы можете похвастаться, что им являетесь именно вы!

– Мсье Жакаль! – с удивлением произнес Людовик.

– К вашим услугам, дорогой мсье Людовик, – сказал полицейский, предлагая молодому врачу свою табакерку.

Но Людовик, отстранив руку господина Жакаля, бросился к кровати:

– Мсье, – сказал он, словно имел право задавать вопросы, – что вы сделали с этим ребенком?

– Я, мсье? – мягко ответил господин Жакаль. – Абсолютно ничего! Мне кажется, у нее судороги!

– В этом нет сомнения, мсье. Но на это есть причина.

И, смочив свой носовой платок водой из кувшина, Людовик наложил его на лоб и виски девушки.

– Так что вы ей такого сказали? Что вы с ней сделали?

– Сделал? Ничего… Сказал? Кое-что, – лаконично ответил господин Жакаль.

– Но что именно?..

– Бог мой, дорогой мсье Людовик, вы же знаете, что нищие, колдуны, некроманты, демонстраторы волшебных ламп, цыгане и гадалки находятся под моей юрисдикцией.

– Знаю.

– Так вот: сменив место жительства со своими собаками и вороной, Броканта забыла сообщить мне свой новый адрес. Поэтому я был вынужден отдать своим людям команду найти ее. Они разыскали ее на улице Юльм и доложили мне об этом. Тогда я, зная, что она принадлежит к числу друзей мсье Сальватора, которого я всем сердцем люблю, вместо того, чтобы приказать арестовать ее и доставить в грязную тюрьму «Сен-Мартен», – а сделать это было не только мое право, но и мой долг, – сам пришел к ней с визитом. Но оказалось, что незадолго до этого она выскочила в окно, а за ней улетела ворона и убежали все собачки. Увидев, что в доме никого нет, а дверь открыта, я принялся его осматривать. Обнаружив лестницу, я поднялся наверх и постучал в дверь. Мне в ответ сказали, как я только что сказал вам: «Войдите!» Я, как и вы, вошел. Но в отличие от вас я увидел Рождественскую Розу не в обмороке, а сидящей за вот этим столиком и раскрашивающей гравюры. Пока не было ее матери я, для того, чтобы мой визит не пропал даром, стал расспрашивать ее. Но она, говоря о своем детстве, о своих родных, о некоей мадам Жерар, которая неизвестно кем ей доводилась, вдруг упала в обморок… Я взял ее на руки и аккуратно перенес на кровать. И тут, дорогой мсье Людовик, вы появились самым чудесным образом.

Все в его рассказе казалось таким простым и естественным, что Людовик ни на секунду не усомнился в том, что все произошло именно так, как он рассказал.

– Хорошо, мсье, – сказал он. – А теперь, если у вас есть какие-то новые подозрения относительно Броканты, мы с мсье Сальватором готовы их отвести. И впредь прошу вас обращаться с этим к нам.

Господин Жакаль кивнул.

– При таком покровительстве, мсье Людовик… – сказал он. – Но мне кажется, что девушка начала шевелиться.

– Действительно, – произнес Людовик, продолжая смачивать водой лоб Рождественской Розы. – Я думаю, что сейчас она откроет глаза.

– В таком случае, – сказал господин Жакаль, – мне лучше уйти! Может быть, ей будет неприятно мое присутствие… Прошу вас, мсье Людовик, передать ей мое глубочайшее сожаление по поводу того, что я неумышленно стал причиной подобного происшествия.

И, снова предложив Людовику угоститься из его табакерки и снова, как и в первый раз, получив вежливый отказ молодого врача, господин Жакаль покинул комнату с тем жестом, который должен был говорить об его огорчении тем, что он внес такое волнение в дом, где проживала подруга Людовика и Сальватора.

Глава XLIX Фантазия в два голоса и в четыре руки на тему воспитания людей и собак

В тот момент, когда господин Жакаль стремительно спускался по лестнице из антресоли Рождественской Розы, в комнате Броканты еще не было ни одного из постоянных ее обитателей, но зато появился вовсе необычный жилец.

Но давайте вернемся немного назад.

В разгар всеобщей паники, причиной которой стала выходка Бабиласа, хозяин Карамели, которого мы знаем только по грубому голосу, от которого у Бабиласа шерсть вставала дыбом, увидев, что его собачка свернула за угол, и обнаружив, что Бабилас выпрыгнул из окна, а вслед за ним на улицу выскочила Броканта, вылетела ворона Фарес и высыпали все собаки, дождался спустя пять минут ухода Баболена. То ли потому, что хозяин Карамели сам подстроил встречу влюбленных, преследуя при этом цель, о которой мы вскоре узнаем, то ли потому, что свадьба его питомицы не представляла для него никакого интереса, он вошел в дверь дома Броканты сразу же после того, как Баболен вылез через окно на улицу.

В доме никого не было, но это, казалось, ничуть не удивило этого человека.

И он, запустив руки в широченные карманы своего редингота, с равнодушным видом принялся осматривать комнату Броканты. Это безразличие, которое делало его похожим на посетившего музей англичанина, мигом с него слетело, когда он увидел очаровательный эскиз Петрюса, на котором были изображены три колдуньи из «Макбета», занимающиеся своим дьявольским делом вокруг котла.

Он быстро приблизился к картине, снял ее со стены, посмотрел на нее сначала с удовольствием, а потом с любовью. Тщательно стерев с нее пыль рукавом, понаслаждался самыми мелкими деталями и, наконец, состроив все самые нежные рожицы, какие только мог состроить влюбленный портрету своей любовницы, он сунул ее в широкий карман своего редингота с явным намерением вдоволь налюбоваться позднее, у себя дома.

Господин Жакаль вошел в комнату Броканты в тот самый момент, когда картина исчезла в кармане незнакомца.

– Жибасье! – воскликнул господин Жакаль с некоторым удивлением в голосе, поскольку удивление начальника полиции при виде Жибасье не могло быть полным. – Вы здесь? А я полагал, что вы должны находиться на Почтовой улице.

– Там находятся сейчас Карамель и Бабилас, – ответил с поклоном знаменитый граф Баньерес де Тулон. – А поскольку с этим все в порядке, я и подумал, что могу понадобиться Вашей Светлости. Вот я и пришел.

– Намерения у вас были хорошие, благодарю. Но я уже узнал все, что хотел узнать… Пойдемте, дорогой Жибасье, больше нам здесь делать нечего.

– И то правда, – ответил Жибасье, глаза которого говорили совсем обратное. – Здесь нам делать больше нечего.

Но этот большой ценитель живописи заметил на другой стене картину такого же размера, как та, которая уже была у него в кармане и на которой, как ему показалось, был изображен Фауст, скачущий вместе с Мефистофелем. Говоря эти слова, он чувствовал, что его так же неудержимо влекло к Фаусту, как до этого к Колдуньям.

Но у Жибасье было огромное самообладание, и именно этому самообладанию он был обязан своей рассудительностью. Поэтому он остановился и сказал сам себе:

– В конце концов что помешает мне прийти сюда снова на днях? Было бы очень глупо не приобрести картину, пока она так мало стоит! Я сюда загляну завтра или послезавтра.

И, заверив себя в том, что скоро обязательно вернется, Жибасье пошел вслед за господином Жакалем, который, открыв уже входную дверь и не слыша за спиной шагов своего преданного слуги, обеспокоенно обернулся, чтобы поинтересоваться, почему это тот замешкался.

Жибасье моментально понял причину беспокойства своего шефа.

– Я здесь, – сказал он.

Господин Жакаль удовлетворенно кивнул своему подручному и проследил, чтобы тот аккуратно закрыл за собой дверь. Затем, когда они уже пошли по улице Юльм, сказал:

– Знаете, Жибасье, ваша собачка просто сокровище. Редкое животное!

– Собаки – они, как дети, Ваше Превосходительство, – нравоучительно ответил на это Жибасье. – Если взяться вовремя, из любой собаки можно сделать все, что угодно. Другими словами, можно сделать их добрыми или злыми, глупыми или умными, превратить их в святых или в злодеев. Самое главное – это вовремя взяться за их воспитание. Если с самого их детства вы не станете воспитывать их в строгости, ничего хорошего из них не получится. В трехлетнем возрасте собака так же неисправима, как ребенок в пятнадцать лет. Вы ведь знаете, Ваше Превосходительство, что способности у людей и инстинкт у животных развиваются в зависимости от продолжительности их существования.