Сальватор

В мастерской снова появился слуга.

– Комната наверху готова, – сказал он, – осталось только поменять простыни.

– Отлично! В таком случае закладывай карету.

Затем Петрюс обратился к капитану:

– Не хотите ли по пути заглянуть в вашу комнату?

– С превеликим удовольствием, хотя, повторяю, мы, морские волки, очень неприхотливы.

Петрюс вышел первым для того, чтобы показать гостю дорогу. Открыв дверь в антресолях, он ввел его в комнату, которая скорее напоминала гнездышко любовницы, нежели келью студента или поэта.

Капитан пришел в восторг, увидев на этажерках тысячу различных диковинок.

– Ах ты! Да ведь ты предлагаешь мне покои принца королевской крови!

– Конечно, – сказал Петрюс, – а разве покои принца королевской крови недостойны такого набоба, как вы?

Через десять минут, во время которых капитан не переставал восхищаться комнатой, пришел слуга и объявил, что лошади запряжены.

Крестник взял крестного под руку, и они спустились вниз.

Дойдя до комнатки консьержа, капитан остановился.

– Иди-ка сюда, мошенник! – сказал он портье.

– Чем могу служить, мсье? – спросил тот.

– Сделай милость, сдери-ка все объявления о предстоящем в воскресенье аукционе и скажи всем любителям, которые придут сюда завтра…

– Что же? – спросил консьерж…

– Скажи им, что мой крестник решил оставить себе всю мебель. В путь!

И он вскочил в карету, которая застонала под тяжестью его тела.

– В ресторан «Братья-провансальцы»! – крикнул он.

Петрюс уселся рядом с капитаном, и карета быстро покатила по мостовой.

– Клянусь корпусом «Калипсо», который мы с твоим отцом превратили в шумовку, у тебя прекрасная лошадь, Петрюс. Было бы очень жаль ее продавать!

Глава LXXXV В которой капитан Берто «Влезь на ванты» принимает гигантские размеры

Крестный отец и его крестник устроились в одном из кабинетов ресторана «Братья-провансальцы», и Петрюс заказал ужин по просьбе капитана, который сослался на то, что не умеет этого делать.

– Закажи все, что есть самого лучшего в этом заведении, слышишь? – сказал он Петрюсу. – Ты, очевидно, знаешь, что такое вкусный ужин, малыш. Самые дорогие кушанья и самые старые вина! Я слышал, что у них когда-то подавали какое-то знаменитое вино из Сиракуз. Спроси, Петрюс, есть ли у них еще такое вино. Мне надоела мадера. Мне пришлось пить его пять лет подряд при погрузках, и меня от него теперь тошнит.

Петрюс заказал сиракузское вино.

Не станем описывать меню ужина, заказанного Петрюсом по настоянию его крестного отца.

Это был поистине ужин набоба, и за десертом капитан признался, что поел довольно сытно и вкусно.

Петрюс смотрел на него с огромным удивлением: никогда в жизни, даже в доме у генерала, который неплохо разбирался в еде и напитках, он ни разу так не шиковал.

Но это была далеко не единственная причина удивления Петрюса поведением старого капитана.

Он увидел, как тот швырнул целый пиастр мальчишке, который открыл дверь, когда карета остановилась перед рестораном «Братья-провансальцы». Когда они проезжали мимо «Театр-Франсе», крестный купил ложу, хотя Петрюс и сказал ему, что спектакль довольно посредственный.

– Ну и что, – просто ответил тот, – никто нас не заставляет на него идти. Но я хочу иметь место, где бы я мог вздремнуть после приема пищи.

И, наконец, после того, как принесли меню, он увидел, как крестный дал луидор официанту для того, чтобы тот позаботился о том, чтобы бордо было подогретым, шампанское холодным, а обслуживание не прекращалось ни на секунду.

Одним словом, с того самого момента, когда моряк обратился с первыми словами к Петрюсу, тот не приходил в себя от удивления, которое постепенно превращалось в восторг.

Капитан «Влезь на ванты» стал принимать размеры античного Плутоса: золото лилось из его рта, из глаз, из рук, словно лучи солнца.

Казалось, ему достаточно было встряхнуть свою одежду, и на землю посыпятся золотые монеты.

Короче говоря, это был самый настоящий набоб.

И получилось так, что к концу ужина Петрюсу, чей мозг был слегка возбужден действием различных вин, которые он попробовал по настоянию крестного, хотя обычно он пил только воду, так вот, Петрюсу стало казаться, что он видит сон. И ему пришлось спросить крестного, чтобы убедиться в том, что все эти события, которые следовали друг за другом на протяжении уже пяти часов, не были результатом какой-нибудь феерии в цирке или в театре «Порт-Сен-Мартен».

Увлеченный тем, что он видел в розовой стране химер, Петрюс погрузился в сладкий сон, в котором крестный, искоса наблюдавший за крестником, позволил ему пробыть в течение некоторого времени.

Мрачный небосвод, под которым он бродил в отчаянии несколько последних дней, начал мало-помалу проясняться, и вскоре, благодаря богатому воображению молодого художника, небо осветилось яркими огнями. Эта роскошная жизнь, которая казалась ему обязательным условием его любви к принцессе, посылала ему свои самые нежные ароматы, самые ласковые прикосновения. Да и чего ему действительно не доставало? Разве не было у него в гербе короны с четырьмя лилиями, как у французских наследных принцев? Разве голову его не украшала четвертая корона с четырьмя зубцами: молодости, таланта, богатства и любви?

В это невозможно было поверить!

Так низко пасть накануне, и вдруг прикоснуться к самым вершинам!

И все же это было именно так.

А значит, ему следовало привыкать к этому такому неожиданному, такому невероятному счастью.

Но, воскликнут щепетильные и чувствительные, Петрюсу отныне придется быть целиком зависимым в своем счастье, гении, богатстве от капризов неизвестного ему человека! Ему придется, значит, получать это богатство, как милостыню, из чужих рук? Ведь не таким вы представили нам, господин писатель, вашего юного друга!

О, боже, господа пуритане! Я нарисовал вам сердце и темперамент человека двадцати шести лет. Я представил вам гениального человека больших страстей. Я сказал вам, что он похож на юного Ван Дейка. Вспомните же о любовных приключениях Ван Дейка в Генуе, вспомните, как Ван Дейк искал философский камень в Лондоне.

Прежде чем согласиться с вмешательством моряка в его жизнь, Петрюс сам высказал себе все возражения, которые вы нам теперь высказываете. Но ведь мы уже говорили, что этот человек не был ему посторонним, что деньги ему предложила вовсе не чужая рука: этот человек был другом его отца, эта рука поливала его голову святой водой при крещении, приняв на себя таким образом обязанность обеспечить счастье ребенка как в этом мире, так и в другом.