Сальватор
Шрифт:
– В мою гостиную.
– Да вы нигде не найдете дом с гостиной в тридцать три фута длиной!
– Тогда я построю такую гостиную.
– Так вы, значит, миллионер, крестный?
– Если бы я не был миллионером, мой мальчик, – презрительно произнес Пьер Берто, – я купил бы трехпроцентных облигаций и стал бы перебиваться на сорок – пятьдесят тысяч ренты в год.
– О-о-о! – произнес Петрюс.
– Друг мой, – сказал капитан, – позволь мне рассказать тебе вкратце мою историю.
– Рассказывайте.
– В тот момент, когда я расстался с твоим добрым отцом в Рошфоре, я подумал: «Слушай-ка,
– То есть вы стали работорговцем, дорогой крестный.
– Это называется работорговлей? – наивно спросил капитан.
– Полагаю, что да, – ответил Петрюс.
– Эта мелкая торговля позволяла мне перебиться года три-четыре, и я с ее помощью завел связи в Южной Америке. А когда разразилось восстание, разорившее Испанию и испанцев, эту прогнившую и одряхлевшую нацию, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.
– Получается, дорогой крестный, – вмешался Петрюс, – что вы – один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, один из основателей Колумбии?
– И я горжусь этим, крестник! Но поскольку была провозглашена отмена рабства, я решил разбогатеть другим путем. В окрестностях Кито я заприметил участок, усеянный золотыми самородками. Тщательно обследовав это место, я обнаружил шахту и попросил дать мне концессию на ее разработку. За мои заслуги перед республикой мне дали эту концессию. После шести лет эксплуатации я накопил кругленькую сумму в четыре миллиона и уступил указанную концессию за сто тысяч пиастров. Другими словами, за пятьсот тысяч франков в год. После оформления документов о передаче концессии я вернулся во Францию, где и хочу уютно поселиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч годовой ренты. Ты одобряешь мой проект, крестник?
– Полностью.
– Но у меня нет ни детей, ни родных… Есть, правда, троюродные братья, которых я и в глаза не видывал. Жениться я не стану. И как ты думаешь, что мне делать с богатством, которое по праву принадлежит тебе?..
– Капитан!
– Опять!.. А если ты, кому это богатство принадлежит по праву, откажешься от него, то кому я должен его отдать?
– Надеюсь, вы поймете мое отвращение, дорогой крестный.
– Нет. Признаюсь, что я его не понимаю. Я человек одинокий и слишком богатый. Я твой второй отец. Я предлагаю тебе такой пустяк, а ты от него отказываешься! Да знаешь ли ты, мальчишка, что в первую же нашу встречу ты наносишь мне смертельное оскорбление?
– Я вовсе не хотел вас обидеть.
– Хотел или не хотел, – с чувством произнес капитан, – но ты меня глубоко огорчил! Ты ранил меня в самое сердце!
– Простите, дорогой крестный, – встревоженно произнес Петрюс. – Но ваше предложение было для меня таким неожиданным, что я не смог совладать с собой, когда вы мне его сделали. Мне следовало бы принять его с глубочайшей благодарностью. В любом случае я приношу вам свои извинения.
– Ты, значит, принимаешь его?
– Этого я не сказал.
– Но если ты от денег отказываешься, знаешь ли ты, что я сейчас сделаю?
– Нет.
– Ну, тогда я тебе скажу.
Петрюс ждал.
Капитан достал из кармана
толстенный бумажник и открыл его.Бумажник был набит банкнотами.
– Я беру из этого бумажника, в котором двести тысяч франков, тридцать три тысячи, скатаю их в трубочку, открою окно и выброшу их на улицу.
– Зачем же? – спросил Петрюс.
– Чтобы доказать тебе, что для меня деньги – простые бумажки.
И капитан принялся скатывать трубочкой дюжину банкнот, словно это и вправду была простая писчая бумага.
Сделав это, он встал и решительно направился к окну.
Петрюс остановил его.
– Успокойтесь, – сказал он, – не надо делать глупостей. Давайте поговорим спокойно.
– Тридцать три тысячи франков или смерть! – сказал капитан.
– Никаких тридцати трех тысяч, поскольку мне не нужны эти тридцать три тысячи.
– Тридцать три тысячи франков или…
– Э, черт возьми! Да выслушайте же меня, иначе и я начну ругаться как матрос. И докажу вам, что я – сын пирата, тысяча бойниц!
– Ребенок сказал «папа»! – воскликнул Пьер Берто. – Боже всемилостивейший! Послушаем же его предложение!
– Да, послушайте. Я сейчас испытываю некоторые финансовые затруднения, поскольку, как вы сказали, дорогой крестный, я сильно потратился.
– Молодость должна перебеситься.
– Но я не испытывал бы этих затруднений, даже произведя безумные траты, если бы в то же самое время, когда я тратил деньги, я не лодырничал.
– Но нельзя же все время трудиться.
– А теперь я решил снова начать работать.
– А любовь?
Петрюс покраснел.
– Любовь и работа могут сочетаться. И я поэтому решил вкалывать, как говорят в народе.
– Ладно, давай вкалывать. Но, пока мы заработаем с помощью кисти, англичан, а другими словами, кредиторов, надо поливать, как говорят садовники.
– Вот именно.
– В таком случае, – сказал капитан, протягивая Петрюсу бумажник, – вот лейка, мой мальчик. Заставлять тебя не хочу, бери столько, сколько сочтешь нужным.
– Слава богу! – сказал Петрюс. – Вы становитесь рассудительным, и я думаю, что мы с вами сможем договориться.
Петрюс взял десять тысяч франков и вернул бумажник Пьеру Берто, искоса наблюдавшему за ним.
– Десять тысяч франков, – произнес капитан. – Любой продавец кроличьих шкурок мог бы предложить тебе эту сумму под шесть процентов… Кстати, почему ты ничего не говоришь про проценты?
– Дорогой крестный, да потому, что я боюсь вас этим оскорбить.
– Ну что ты! Я сам хочу их с тебя стребовать.
– Говорите ваши условия.
– Я приехал в Париж с намерением купить здесь дом и обставить его как можно лучше.
– Хорошо.
– Но пока я найду подходящий домишко, пройдет дней восемь.
– Не меньше.
– А пока этот дом должным образом обставят, пройдет еще неделя.
– А то и две.
– Будем считать две недели, спорить не стану. Итого это будет три недели.
– Двадцать два дня.
– О, не придирайся к словам, иначе я заберу назад мое предложение.
– Какое предложение?
– Которое я собираюсь тебе сделать.
– Но почему же вы его заберете назад?
– Потому что вижу, что такой задира, как ты, и такой упрямец, как я, не смогут жить вместе.