Самайнтаун
Шрифт:
Лора тряхнула головой, некоторые пряди выбились из заколок. От такой Титании точно следовало держаться подальше. В тоже время ей с ее коляской не следовало мешаться у туристов под ногами, лучше просто забраться туда, где повыше и виднее. Например, на тот помост, где как раз стоит длинный ясеневый стол между фонарными столбами, застеленный бумажными скатертями. По одну его сторону раскладывали еду, а по другую – готовили. Оттуда Наташа руками и махала – подпрыгивала и металась туда-сюда, будто бы Лора могла не узнать ее, разодетую во все оранжевое, еще и с половниками на поясе.
– Лорочка!
Лора выпустила из пальцев мешочек с семенами, застегнула карман и, тяжко вздохнув, все-таки покатилась
– Лора, знаю, тебе еще на сцене выступать, да и приехала ты на базар явно не работать, но… Можешь подсобить, а? Кто же знал, что, когда Душица сказала «много народа на Призрачный базар приедет», она имела в виду настолько много! Мне людей не хватает, даже волонтеров, кого-то нужно поставить на раздачу, а я тем временем…
– Не тараторь. Что конкретно нужно? – оборвала ее Лора, снова уступив, но лишь потому, что на никакой сцене она выступать не собиралась – из группы Душицы-то ушла, только вот никто не знал об этом. Лора даже барабанные палочки с собой брать не стала и в сторону сцены с деревянными декорациями как раз на Светлой половине площади, где они из машины высадились, тоже старалась не смотреть.
Наташа, услышав какое-никакое согласие, просияла. Они с Лорой не виделись всего несколько дней со встречи на том же рынке, но щеки ее успели впасть, волосы – запутаться и потускнеть, будто она их даже не расчесала, прежде чем прийти. Кашемировое платье хоть и выглядело дорогим, но тоже было мятым, впитало в себя запах пота, который выступил от постоянной суеты. Словом, весь вид Наташи доказывал, что обслуживать целый Призрачный базар даже во имя славы – та еще морока. От этого Лора вдруг почувствовала то, что ненавидела чувствовать больше всего, – искреннее желание помочь.
– Можешь натереть вот это на терке? Только покрупнее.
– Да, без проблем.
– Разложи на подносе все кусочки, пожалуйста. И воткни в каждый шпажку! Чтобы люди руки не пачкали, особенно дети. Они вечно облизывают все подряд…
– Хорошо.
– Ой, ой, тыквенные цукаты уже закончились! Они их что, горстями загребают?! Уилл, ты вообще следишь тут за порядком? Лора!
Лорелея разъезжала вдоль длинного стола, вкатившись не без помощи того самого Уилла – то ли четвертого, то ли пятого мужа Наташи – на деревянную платформу под шатром. С другой стороны выстроилась очередь за бесплатными угощениями – хот-догами с печеной тыквой, тыквенными пряниками, вафлями с беконом (и тоже тыквой, конечно же). Все толкались, тянули руки, будто дорвались до еды впервые за долгие месяцы, и Лора, глядя на все это, понимала, почему Наташа не побрезговала даже ее на подмогу позвать. Благо, что на помосте было просто – только работники кафе и волонтеры. Иногда Наташа и вовсе сама перекатывала Лору с места на место туда, где она нужна была ей больше, и та, засучив рукава свитера, неожиданно для себя окунулась в готовку с головой.
Быть может, потому что это было лучше, чем думать о Ламмасе, парализованных ногах и семенах в кармане. А быть может, потому что от разбитой на краю платформы печки за спиной и газовых конфорок веяло уютным жаром, как в старом домике Лоры на берегу моря, где она провела самые счастливые пять лет. Джинсовая куртка с мехом и теми самыми семенами сползла с нее и перекочевала на спинку инвалидного кресла. Растрепанные волосы лезли Лоре в глаза и рот, а пальцы слипались от растительного сока, сливочного масла, сахара. Лорелея даже успела помочь Наташе замесить пряничное тесто – десяти ведер не хватило – и бахнула туда корицы настолько щедро, что все, кто стоял рядом, расчихались.
Тыквы, голубые свечи и коса,Мертвецов на улицах слышны голоса.Ступай за болотными огнями скорей,Самайнтаун к себе приглашает гостей!Здесь белладонна – приправа, а не яд,Надень-ка, дружище, лучший свой наряд!Туман давно окутал этот край,Садись, смерть заварит тебе чай.Лора хмыкнула, заслышав знакомую песню. Все присутствующие знали ее наизусть – это была единственная песня Душицы, но сегодня она звучала иначе. Без барабанов любая мелодия становилась бедной и пресной. Перфекционизм, с которым Лора бралась даже за ненавистные ей дела, едва не покатил ее коляску к сцене, наперекор гордости и здравому смыслу. Пальцы зачесались, будто тоже упрашивали ее взяться за палочки, но вместо них Лора взялась за черпак.
– Просто пригляди, чтобы не убежало ничего, – велела Наташа. – Помешивай иногда, а потом, как подогреется, высыпь еще специй из того контейнера.
– Угу.
Предвидел ли это Ламмас? Знал ли, что Лоре и впрямь представится столь идеальный шанс? Лора из любопытства зачерпнула ложку из котелка и попробовала, растягивая на языке горячий, вязкий вкус. В пунше ощущалась нотка рома, терпкая и согревающая, истинно осенняя, но пряностей и вправду не хватало. Смешать их с семенами не составит труда.
«И вправду, – подумала Лора. – Ничего сложного. Вот только…»
«Что будет с людьми, проглотившими семена? – спросила Лора тогда у Ламмаса, когда он уже оплачивал счет и жеманно вытирался белой салфеткой, хотя за все время в кафе ничего не съел и не выпил. – Они ведь не умрут, правда?»
Что бы Ламмас ей ни ответил, Лора никогда бы ему не поверила. Но от его ответа ничего и не зависело. На самом деле она приняла решение еще в ту секунду, когда услышала, что он может вернуть ей ноги. Нет, даже раньше… В тот самый миг, когда упала на пол своего крошечного домика в приморской деревне с окровавленными руками и такими же ногами, которые разодрала сама, отказываясь верить, что условие ведьмы исполнила, а обещанный дар все равно потеряла. Уже тогда, лишенная мечты, за которую она убила, Лора поняла раз и навсегда: она убьет снова, если потребуется. Она сделает что угодно, чтобы опять ходить и быть человеком – не русалкой и уж точно не калекой.
Эти люди добры к ней, но никто из них не знает, каково быть Лорой. Каково это – страдать.
– Лорочка, пунш готов?
– Подожди минутку, я забыла всыпать гвоздику. Сейчас!
Лора дернула колеса и развернула коляску так, чтобы ее спинкой загородиться от остальных работников кафе. Затем приоткрыла крышку с закипающего пунша, достала из кармана узелок…
И одним быстрым движением руки, не давая себе шанса передумать, выбросила все его содержимое в котел.
Джек велел пристально следить за Призрачным базаром, но не уточнял, может ли Франц параллельно тратить деньги, кровно заработанные в качестве сиделки. Он решил, что может. В конце концов, грех не прикупить что-то там, где главная тема – смерть!
– И это возьму. И это. О, а оно смертельное? Точно-точно? Мне будет очень больно? Ох, замечательно. Тогда беру два!
Франц сгребал все без разбора, что хотя бы отдаленно напоминало порчу или могло колоть его, резать, отравлять, да хоть душить. С сияющими глазами, даже энергичнее приезжих, таскающих за собой плетеные корзины и складные чемоданы, он в кратчайший срок обошел все прилавки, что располагались в отведенной ему части рынка, и забил карманы до отказа. Совмещая приятное с полезным – все-таки слово Джека для него закон, Франц спрашивал мимоходом, пока перебирал шелестящие купюры в кожаном бумажнике: