Самый опасный человек Японии

— Вы с ними поссорились?

— Я увидел слишком близко, как они на самом деле работают. Они не способны к революции, потому что рэкет и выбивание долгов и так приносит им достаточно. Наш главный союзник — не эта международная Якудза, а чиновники, особенно налоговое ведомство. Представляете, как упростится их работа, если мы оставим всего лишь пять важнейших министерств, как в древности, а налог оставим один — подоходный. Мы избавим их от кучи работы.

«А также от кучи вакантных мест, которые они хотели бы занимать», — подумал Окава Сюмэй. Но сказал только:

— Это выглядит разумно, только мало кто с таким согласится.

— Разумеется, миллионы будут против. Но ведь моё-то мнение важнее. Как адмирал Того важнее, чем все давно забытые члены тогдашнего парламента. Как Карл Маркс важнее всех остальных гегельянцев. И, наконец, как наш Император важнее, чем любой из его подданных. Мы же не собираемся тут демократию разводить!

— Я разделяю вашу нелюбовь к мнению случайной толпы — но всё-таки, как разбить аргументы тех, кто приводит в пример американское могущество, которое основано якобы на демократии?

— Я атаковал бы их, например, географической картой. Учебник истории для подобных неучей слишком сложен, там полно непонятных иероглифов. Соединённые Штаты принципиально отличны от других стран. Они основаны на новом, почти не населённом континенте, куда устремились беженцы со всей Европы. Города строились в чистом поле, железные дороги прокладывались там, где не было ещё и дорог обычных. Разумеется, все пришельцы были более-менее одинаковы, все титулы и достижения предков оставались в Старом Свете. Вот и приходится тем, кто на самом деле этим всем управляет, доказывать своё право на власть через выборы. Но мы-то, японцы, ютимся на крошечных островках. Мы не можем строить страну с нуля — у нас и так всё застроено. И наша власть не нуждается в том, чтобы доказывать своё право на управление, — нами и так правит древнейшая в мире династия, что происходит от самих богов! Китай стоял, хоть и на подгнивших столбах, пока им правили императоры. Вот уже восемь лет республиканскому Китаю — и гражданская война в нём становится всё яростнее, и давным-давно нет никакой единой страны, а только клики, которые дерутся за провинции с такими же кликами. Уподобляясь Соединённым Штатам, не превратимся ли мы в Китай? И если мы так хотим усваивать европейскую культуру, почему не уподобиться мирной Бельгии, где до сих пор правит королевская династия? Или, если мы опасаемся пресечения династии, — Италии и Германии с их весьма разумным принципом вождизма?..

16. Заговор юных самураев-лисов

Окава Сюмэй продолжал выслушивать революционно настроенного монаха. Идеи, конечно, впечатляли своим безумием. Такие идеи годились для статей в «Острие меча сакуры». Даже те, кто покупает этот журнал, чтобы посмеяться и поудивляться, какие ещё фантазёры бывают на свете, покупают его, именно чтобы испытать удивительное впечатление и на его фоне в очередной раз ощутить себя умнее других.

Да, для журнала это годилось. Но вот денег под это не дадут. Олигархи — люди скучные. Они могут подумать, что это всерьёз. А этот Кита Икки, похоже, и вправду уверен, что вещает всерьёз.

Тем временем монах продолжал говорить. От запрета английского и введения эсперанто в качестве второго государственного языка он опять свернул к международному положению.

Теперь Кита Икки рассказывал, как будет реорганизовывать Корею, Тайвань, Карафуто и другие территории, которые к тому времени получится покорить. Там должны быть проведены те же реформы, что и в Японии, на основании Трёх Принципов, но только через восемь-десять лет, когда сама Япония достигнет окончательного процветания.

— Тут же дело не только в деньгах, — вещал распалившийся монах. — Хотя, как известно, Древний Рим погубила монетарная политика.

Судя по тому, как быстро он перепрыгнул на другую тему, с деньгами у монаха было туго и сама тема монетарной политики была ему не особо приятна.

— Мы должны не просто освободить угнетённые народы, а принести им нашу высокую культуру, — продолжал вещать он. — Иначе мы рухнем, как рушится сейчас Британская империя, культура которой была доступна лишь белым поселенцам. Поэтому так важно изменить конституцию. У нас разрешается только освободительная война. Но следует разрешить и признать справедливыми войны за освобождение других народов! Точно так же, как мы разделим по справедливости капиталы олигархов, мы должны поделить и колонизированные земли. Пока мы ютимся на островах, Россия продолжает владеть Восточной Сибирью, крошечные Нидерланды — Индонезией, Соединённые Штаты — Филиппинами, Британская империя — Индией и Австралией. Это положение должно быть исправлено! И понятно, что без войны его не исправить. Даже революция тут бессильна. Русская революция не принесла освобождения азиатским народам Восточной Сибири, а этот национальный предатель виконт Симпэй Гото даже убедил вывести нашу победоносную армию с северного Сахалина…

На этом месте Окава понял, что ещё несколько слов — и всему конец. И просто сказал:

— Я буду рад видеть вас среди членов общества «Сакуран».

И продолжал быть рад этому аккурат до того дня, когда случился досадный инцидент с советским посланником Иоффе.

* * *

После скандала с советским посланником Окава Сюмэй больше не встречался с буйным монахом. Такой даже если не зашибёт при встрече, то наверняка испортит репутацию.

Но полковник смог сообщить некоторые подробности. Кита Икки продолжал собирать вокруг себя молодых радикалов и после того, как он ушёл из «Сакурана». Разумеется, полиции было очень интересно, чем они там занимаются.

И они внедрили в его окружение агента. Именно со слов этого человека и удалось узнать некоторые подробности. Полковник читал его отчёты и аналитику.

Агент внедрения изображал начитанного провинциального студента, который приехал в Токио изучать фармацевтику и недоволен положением дел. Для большей достоверности в качестве агента завербовали именно такого студента.

У монаха Киты теперь был автомобиль с шофером. Из этого агент заключил, что дело национального возрождения идёт в гору.

По дороге агент пытался обсуждать с Китой то, что успел вычитать. В Европе набирало силу движение социалистов Третьего пути, выступавшее как против коммунистов, так и против прогнившей буржуазно-парламентской демократии. А так как любая мода, хоть на фрейдизм, хоть на испанские танцы, хоть на пролетарскую литературу, почти сразу захватывает сердца токийских школьников, то я был уверен, что и эта компания близка к идеям Нового Порядка.

Как же я был удивлён, когда выяснилось, что Кита знает о событиях в Европе ещё меньше меня!

— Муссолини ещё не сняли? — удивился он. — Надо же, как долго у власти. Хорошо, наверное, справляется...

Я спросил, какие газеты он читает.

— Я газет давно не читаю, — гордо ответил монах. — Только мантры.

Я вспомнил, что успел прочесть статью Окава-сэнсэя о росте радикального национализма в Европе и идее расовой гегемонии. Но Кита не желал об этом даже слушать.

— Этот дурак совсем рехнулся. Я монах, революционер и верный подданный моего императора. Я не спрашиваю у соратника, кем были его родители. Все великие люди — революционеры. Все революционеры принадлежат к одной нации! Мой приёмный сын — это мой сын, и мне не важно, что его родители — китайцы.

Выяснилось, что они с Окавой-сэнсэем уже восемь лет как в ссоре по русскому вопросу. Со слов Киты, Окава-сэнсэй окончательно обуржуазился, подружился с обществом Зелёного Дракона и читает русских философов: Соловьёва и Чапаева. А ещё выбил из железнодорожного ведомства деньги на поиск пути в некую Внутреннюю Евразию.

Вообще, Кита больше не интересовался академической средой. Он считает, что люди там ненадёжные и мало думают о спасении отечества. Например, был какой-то полусумасшедший математик, который верстал первые номера нашего журнала, окончательно съехал в интуитивистскую трактовку математической логики и в конце концов сбежал в Советский Союз прямо на лодке через пролив Лаперуза — дескать, в Японии её и обсудить не с кем, а в Москве есть доктор Колмогоров. Ну и куда такое годится?