Самый опасный человек Японии

Для точности, можно сказать, что существует какое-то количество гейш-мужчин. Но их допустимо проигнорировать, потому что до них всё равно нет никому дела.

Действительно, а за что же гейшам платят? Ведь мы оказываем, казалось бы, меньше услуг, чем куртизанки. И, несмотря на низость нашего занятия, даже премьер-министры, бывает, женятся на гейшах, а гейши прячут будущих премьер-министров в своих сундуках.

Хотя, как я уже говорила, в наше время киноактрисы составляют нам серьёзную конкуренцию и на этом поле.

Но почему при всём этом у нас такая странная репутация? Вроде того, что мейко, традиционное название ученицы гейши, стало нарицательным словом для профессиональной искательницы богатого мужа?

Причина такой репутации довольно очевидна. Как говаривал один адмирал, чья фамилия вам, возможно, известна, если про актрису иногда не говорят, что она шлюха, — значит, беда: забывать начали. Когда сама твоя профессия состоит в том, чтобы быть на виду, ты неизбежно будешь выслушивать ругань и до тебя будут доходить самые грязные слухи.

Люди вообще склонны скорее ругать, чем хвалить. Ведь если всё сделано хорошо, то кажется, что так и должно быть, а по-другому и быть не может. Это вам подтвердит любой человек, чья работа связана с шоу-бизнесом.

Ну откуда же тогда у гейш такие доходы? Откуда все эти роскошные кимоно ручной работы у гейш, автомобили у актрис кинематографа и даже заставленные цветами гримёрки актрис театральных? Разумеется, какая-нибудь Сэцуко Хара просто очень много снимается. Ну как быть с теми, которые появились в полутора фильмах, а после этого навечно переехали в светскую хронику, где появляются на различных банкетах? У них-то откуда деньги на такую красоту? Или хотя бы красоту достаточную, чтобы их продолжали приглашать на банкеты.

Разгадка и простая, и сложная. Разумеется, это не совсем их деньги.

Как правило — это деньги из одного из трёх возможных источников.

Для начала, знаменитая женщина может просто происходить из богатой семьи. Такая, конечно, едва ли пойдёт в гейши. Но почему бы не попробовать себя на театральной сцене, или в пении, или в кино? Не важно, будут ли её смотреть, слушать. Наслаждаться и восхищаться — хотя американцы способны заставить толпу восхищаться кем угодно, даже профессиональными грабителями банков. Слушают такую певицу или не слушают, а пластинка всё равно выйдет, пусть даже и с чужой фотографией на обложке.

Мужчины в этом плане тоже подвержены моде — если позволяют средства, они пытаются стать яхтсменами или, на худой конец, авиаторами. Война, конечно, стала для таких порядочным потрясением. Многие даже ушли из спортивной авиации.

Второй вариант — это, конечно же, деньги кинокомпании. В конце концов, актриса — это не только те роли, которые она сыграла, но и сам её образ, сама мечта, воплощённая в ней. Десять тысяч мужчин хотят быть с ней, и десять тысяч женщин хотят быть на неё похожими. А значит, одна такая актриса приносит кинокомпании двадцать тысяч новых зрителей. Так что преуспевающая кинокомпания может вполне расщедриться и на аренду автомобиля, и на со вкусом подобранные костюмы, и, разумеется, на великолепный макияж. Этот стиль может не нравиться вашей старшей сестре — но это не важно. У вашей старшей сестры такого всё равно никогда не будет.

И наконец, третий вариант, который встречается намного чаще, чем вы думаете. Это просто: богатые друзья. Я думаю, те из вас, кто поступил сюда из Гакусюина, имеют некоторые представления о том, насколько богатые люди бывают в Японии. Даже если сейчас, во время войны, кто-то из них поистратился, в то же время появилось немало других, сколотивших состояние на поставках фронту и бронировании призывников. Они пока ещё скрывают свои богатства. Ну, уже первые послевоенные месяцы отметятся отчаянными кутежами этих людей. Купить для знаменитой подруги прекрасную одежду или изысканную мебель для дома этим людям так же просто, как вам — купить для очаровательной девочки из параллельного класса букетик цветов или билет на недавно вышедший фильм с той самой Сэцуко Харой.

Конечно, таких людей немного в любой стране. Ну и актрис у нас знаменитых тоже немного. И не надо думать, что они платят за дружбу, становясь чьими-то содержанками. Обычно у настолько богатых людей уже и так есть любовница, которая состарилась вместе с ними и понимает их как никто.

Просто вам, оголодавшим и циничным по молодости, ещё не совсем понятно, какое волшебное влияние оказывает на человека искусство. В искусстве всегда есть какая-то тайна, что-то притягательное, что-то возвышенное. Не забывайте, что даже театр кабуки основан не какой-то там куртизанкой и даже не профессиональной танцовщицей. Он основан жрицей, искушённой в магии и ритуалах. И до сих пор очень многим людям кажется, что быть возле человека искусства — это быть возле самих богов, сколько бы их ни было и как бы их ни звали?

Я не очень разбираюсь, почему так происходит. Изнутри это ещё непонятнее, чем снаружи. Но если кто-то в этой комнате может мне объяснить, для чего человеку искусство, хотя он заведомо может выжить и без него, я думаю, нам всем будет интересно это послушать.

Кимитакэ покопался у себя в голове и, к немалому удивлению, обнаружил, что по этой теме у него там совершенно пусто, хотя он определённо что-то об этом читал и даже думал, что с помощью этого получится соединить идею каллиграфии как письма красивого с идеей каллиграфии как письма магического. И вот магия есть до сих пор, а теории так и нет.

— Ну, европейские философы строили разные догадки на этот счёт, — продолжала гейша. — У многих были целые системы, каждая из них по отдельности довольно интересная. Ну, по большому счёту, все они противоречат друг другу и ни одна из них не объясняет всего. Всё дело, как я думаю, было в том, что сами эти мыслители были от красоты довольно далеки и не отличались не то что красотой слога, но даже его ясностью.

А если вспоминать о том, что говорили по этому вопросу сами творцы? Я навскидку вспомню только известное предисловие Оскара Уайльда к его роману. Вы помните его последнюю фразу о том, что всякое искусство совершенно бесполезно? Ну а перед этим он ещё много говорит о том, что единственное оправдание художника — это удовольствие, которое он получает от процесса. То есть о бесполезности не в том смысле, что искусство не может ни на что пригодиться, а в том, что оно настолько свободно, что его предназначение как раз и нельзя определить никаким образом. Ни в двух словах, ни в двух томах, ни даже по-французски. Искусство всегда будет и выше, и шире, и глубже любого определения.

Уайльд весьма примечательно строит свои предисловия. Оттуда нельзя вырывать отдельные предложения, и весь смысл в том, что они расписаны по контексту и как бы дополняют друг друга. А последняя фраза, скорее, должна шокировать читателя, чем что-нибудь пояснять.

Можно сказать, что искусство похоже на океан. Нельзя сказать, что океан нужен для чего-то конкретного. Слишком он большой, слишком бездонный и слишком много всего в себе скрывает. Там есть и морские гады, и далёкие острова, и возможность путешествовать по всему миру. А ещё он очень опасен. Но нам никуда от него не деться.

Мне нравится такой ответ. Определённости он не выносит. Но искусство потому и искусство, что убегает от любой определённости.

Есть много разных видов и форм искусства. В некоторых из них вполне допустимо скрывать артиста от публики — а в других только артиста и показывают. Например, нам не очень интересно, как выглядит человек, который режет для храмов деревянные скульптуры. Внешность писателя, его образ жизни тоже не очень важны. Хотя претендующие на подлинно высокое искусство авторы, конечно, превращают свои сочинения в подобие дневниковых записей и очень подробно рассказывают о своих мыслях и переживаниях. Но, опять же, внешность автора не очень важна. А сам процесс написания стихотворения или романа для нас вообще не очень интересен, если мы сами не стремимся сочинять.