Считаные дни
Шрифт:
Лив Карин опускает чайную чашку на стол, под объявление про «мать» или «отца», которые «здесь не работают», потом поворачивается и быстро направляется к двери, идет к раздевалке, где осталась ее сумка с мобильным телефоном.
Когда она проходит мимо администрации, Йорун окликает ее из приемной. Всегда хорошо одетая секретарша, женщина предпенсионного возраста, сидит, прижав плечом трубку телефона. Сегодня она надела зеленую блузку, чуть более светлого оттенка, чем растение, которое стоит в горшке на стойке перед ней.
— Это вас, — говорит она и показывает на телефон.
Лив Карин нехотя останавливается, Йорун прикрывает трубку рукой и добавляет:
— Они не могли до вас дозвониться по мобильному телефону.
Лив Карин бросает взгляд
Часы на стене над стойкой в приемной показывают, что совещание началось уже две минуты назад. Лив Карин говорит:
— Может быть, вы просто передадите, что я перезвоню через полчаса?
Йорун прижимает трубку к зеленой блузке, ногти ее выкрашены в темно-бордовый цвет, и она отвечает:
— Звонят из гимназии в Воссе.
Это звучит так буднично и в то же время так значительно. Голос женщины на другом конце провода легкий, почти веселый, но Лив Карин сразу замечает, что что-то не так; это один из тех особенных моментов в жизни, которые ты немедленно распознаешь как решающие, секунды, к которым, ты уже знаешь, будешь возвращаться — с радостью или со страхом.
— Я прошу прощения, что беспокою, — говорит женщина на другом конце, — но у нас есть правила на случай отсутствия учеников. Необходимо сообщить, лучше всего с самого первого дня отсутствия.
Йорун отворачивается к стопке писем, которые лежат на столе перед ней, она берет канцелярский нож, вставляет его кончик под край конверта и коротким движением разрезает бумагу.
— Я ничего не понимаю, — выдавливает Лив Карин. Она смотрит в сторону и встречается глазами с Уле Йоханом, который выглядывает из комнаты для совещаний. Вокруг стола за ним она едва может рассмотреть учителей ее параллели, Уле Йохан выжидательно уставился на нее, и Лив Карин кивает несколько раз, показывая на телефон.
— Я просто хотела убедиться, что все в порядке, — говорит женщина на другом конце провода. — Желаю скорейшего выздоровления.
Там, в комнате для совещаний, кто-то смеется. Уле Йохан поворачивается в дверях.
— Я посчитала, что Кайя просто забыла отправить нам сообщение, что она заболела.
— Заболела? — повторяет Лив Карин. — Кайя заболела?
Йорун бросает на нее быстрый взгляд, прежде чем протянуть руку за очередным конвертом. На другом конце провода молчание. Слышно, как нож для бумаги вскрывает конверт.
— Я, так сказать, надеялась, что вы это подтвердите, — наконец говорит женщина по телефону. — Или не подтвердите.
Слышно, как минутная стрелка на часах перескакивает вперед на одно деление. Дверь в комнату для совещаний закрывается. Лив Карин переминается с ноги на ногу, телефонный провод обвился вокруг цветочного горшка на стойке.
— Но я не понимаю, — выдавливает из себя Лив Карин.
Женщина на том конце покашливает и потом словно через силу говорит:
— Кайи не было в школе на этой неделе.
%
По дороге домой с работы Юнас сел в трамвай и заметил отца того мальчика. Это была последняя пятница августа, все еще стояло лето, но в последние дни уже чувствовались порывы холодного ветра — словно напоминание о том, что новое время года не за горами. Отец стоял на тротуаре перед магазинчиком «Нарвесен» и что-то набирал на экране телефона. Он был одет в красную ветровку, за спиной — темный рюкзак.
Миновало уже три месяца и четыре дня с той майской ночи. И хотя
Юнас считал дни и видел, что прошло уже немало времени, и хотя оно уходило все дальше, казалось, будто то событие не отдалялось, а становилось ближе, и Юнасу было стыдно за это, за жалость к самому себе и неуправляемые чувства, ведь разве могли его переживания что-то значить по сравнению с тем, через что пришлось пройти родителям, потерявшим ребенка.Отец мальчика убрал телефон и пошел по направлению к железнодорожной станции. На тротуаре было многолюдно, толпились люди с багажом и маршрутами путешествий, попрошайка, опираясь на костыль, призывно потряхивал бумажным стаканчиком перед прохожими. Юнас поднялся со своего места. Он поспешил через средний выход к дверям и споткнулся о вытянутую ногу. Молодая девушка раздраженно взглянула на него, оторвав взгляд от мобильного телефона, и медленно подтянула ногу к себе. «Простите», — сказал Юнас.
Он последовал за мужчиной по эскалатору, через зал станции к одному из маленьких автоматов по продаже билетов; Юнас стоял слишком далеко, чтобы увидеть, как отец мальчика покупает билет. После этого мужчина достал из бокового кармана рюкзака бутылку воды «Фаррис», стал пить медленными глотками, поглядывая на большое табло с расписанием прибытия и отхода, на стайку подростков, которые с шумом вывалились из дверей «Бургер Кинга» — пять-шесть мальчишек, они толкались и ухмылялись. Разглядывая их, мужчина опустил бутылку, и Юнас подумал: что он сейчас видит? Утраченное будущее?
Отец мальчика убрал бутылку обратно в рюкзак и начал спускаться к перрону. Рюкзак легко подскакивал при каждом шаге у него за спиной, один раз мужчина, не останавливаясь, слегка наклонился вперед и почесал сзади под коленом. Юнасу пришло на ум, что все, кто его видел, кто проходил мимо него вверх или вниз, считали, что он выглядит как самый обычный человек.
На перроне тоже толпились люди. Был вечер пятницы, все ехали по домам или, может, вовсе уезжали. Отец мальчика прошел довольно далеко по перрону, прежде чем остановился у края рельсов. Потом он прикрыл глаза. И в это самое мгновение Юнас увидел поезд. Отец мальчика чуть отклонил голову назад, глаза все еще были закрыты, потом он сделал еще один небольшой шаг к краю — или это только показалось? Поезд быстро приближался, локомотив спереди напоминал застывшую маску. Юнас рванулся через толпу пассажиров, но когда поезд уже подошел к перрону, путь Юнасу преградила какая-то женщина с коляской, и он потерял отца мальчика из виду. Потом кто-то закричал. Истошный крик отозвался в руках леденящей дрожью. Юнас вскочил на скамейку, чтобы попытаться что-то разглядеть, три девочки-подростка в одинаковых толстовках с капюшонами визжали друг на друга, согнувшись и икая от смеха, а Юнас заметил красную куртку отца мальчика, который заходил в передний вагон поезда.
Вагон оказался переполненным. Мужчина нашел место впереди у окна. Юнас остался стоять у входа вместе с тремя-четырьмя другими пассажирами. Когда вошел кондуктор, Юнас не знал, что ему сказать. У остальных билеты были в мобильных телефонах, они поворачивали дисплеи к кондуктору, он сканировал их один за другим, и никто ничего не говорил. Кондуктор повернулся к Юнасу, и тот произнес: «Я бы хотел купить билет до последней станции». Тот бросил на него косой взгляд из-под фуражки: «До Шиена, что ли?» На боку у него висел переносной терминал, который стукнул его по ноге, когда поезд наклонился, и кондуктору пришлось отступить на шаг назад. Тут Юнас вспомнил, как страстно он желал получить такой пояс для денег, который использовали кондукторы, — из черной кожи и с отделениями для монет разного достоинства, а дядя на день рождения подарил ему игрушечный вариант из пластмассы. Это была такая сумочка через плечо, полоски с билетами разных цветов и символами поезда, автобуса и парома, и младшие братья и сестры терпеливо выстраивались в очередь, ожидая, пока он выпишет им нужный билет, а Юнас задавался вопросом, откуда взялась игрушка, лежала ли она в одной из коробок, которые стояли на чердаке в доме родителей. «Дешевле было купить билет на станции», — прозвучал голос кондуктора. «Извините», — ответил Юнас, и кондуктор протянул ему билет: «Не забудьте в следующий раз, что билет надо покупать до поездки».