Считай звёзды

Последнее, что ощущаю — сильный удар о поверхность стекла, после которого мои мысли сразу же затухают.

***

Открываю веки. Пальцами сжимаю телефон, оторвав его от стола, на котором лежу головой. Включаю экран. Полдесятого вечера. Опускаю мобильное устройство. Прикрываю веки.

Где она?

Не даю тревожным мыслям развиться в голове, иначе беспокойство поработит меня, и, когда она вернется, я начну вести себя не самым лучшим образом, а в данный момент мне стоит быть сдержаннее. Укладываю голову на руку, согнув ту в локте. Смотрю на ладонь другой, стуча костяшками по столу возле телефона. Постоянно слышу, как кто-то бродит за дверью кухни. Кажется, один раз сюда заходит мать, но, видя меня, решает выйти. Она ещё не покидает дом. Пользуется состоянием Митчелла, который, кажется, не собирается брать себя в руки. Не знаю, что настолько сильно выбило его из равновесия. Он запил, когда моя мать закрылась от него. Значит ли это, что сейчас он больше расстроен её ложью, чем тем, что Райли узнала правду и теперь не желает говорить с ним? Почему-то уверен, что мужчину больше заботит Лиллиан. Но это лишь мои предположения. Черт, я так устал думать об этом. Обо всём. Но ещё не время отгонять мысли о наболевшем. Предстоит разговор с Янг, ожидание которого вызывает нервные импульсы в теле.

Это действительно то, о чем я переживаю сейчас сильнее всего.

Вибрация застает меня внезапно, даже вздрагиваю, ужаснувшись тому, как реагирую на столь тихий звук. Черт, нервы совершенно не в порядке.

Беру телефон, повернув к себе экраном, и резко присаживаюсь, стиснув пальцами край стола. «Р». Напряжение никуда не пропадает из тела, оно усиливается в разы, вынудив меня нервно заерзать на стуле, а затем вовсе встать, ведь по коже проносится неприятный разряд, приводящий меня в нежелательное движение. Держу телефон, кусая костяшки второй руки, брожу, не могу заставить себя ответить, пока нахожусь в таком состоянии. Дыхание сбивается моментально, а говорить я должен ровно и без эмоций, чтобы Роберт не подавил меня.

— Черт, — шепчу, так глубоко вдохнув, что довожу себя до головокружения. Нельзя тянуть. С отвратным чувством безысходности отвечаю, прижав телефон влажной от волнения ладонью к уху:

— Да? — блять, я тут же откашливаюсь. Не додумался подготовить голос к разговору, хорошо, что хрипота способна скрыть мою несобранность. Роберту не требуется изначальная тренировка для голоса. Его голос постоянно звучит сурово, давяще, что у меня невольно сдавливаются стенки глотки, мешая вытолкнуть из себя воздух.

— Мое терпение подходит к концу.

Шатаюсь по кухне, приближаясь к окну, чтобы отодвинуть занавеску и проверить, есть ли по ту сторону подозрительные личности. Тараторю сбивчиво:

— Знаю, — плотно задвигаю светлую ткань, с дурным предчувствием повторяя то, чем кормлю этого типа на протяжении долгого времени. — Деньги будут. Но мне требуется ещё время…

— Нет, — вот так просто. Он отрезает, пронзая своим голосом мой чертов мозг. Начинаю потирать затылок, сжав веки, дабы окунуться в себя и отрыть что-то рациональное и вменяемое. Не успеваю сообразить. Роберт опережает:

— У тебя не будет возможности тянуть. Знаешь, почему? Власти бушуют. И у меня больше нет времени ждать. Ты просиживаешь свою задницу в ожидании, когда же меня посадят? Ты надеешься? Наивно, Дилан. Этого не будет, сопляк. Сегодня. Я жду свой долг, — открываю рот, но у меня на языке не вверятся слова, оттого лишь напоминаю себе немого придурка, продолжая слушать Роберта. — Но, знаешь, верно, — его внезапно ровный тон заставляет меня сильнее напрячься и слушать с особым вниманием. — У тебя есть время. Ты можешь даже сбежать, я дам тебе фору, мы ведь семья, как ни как, — могу представить, как он довольно усмехается. — Беги, шавка, — сглатываю, заморгав, дабы избавить себя от горячего давления в висках и глазах. — А ваш долг оплатит девчонка, — прекращаю моргать. Смотрю куда-то вниз, пронзая взглядом паркет, въедаясь в него, ощутив, как сердце успевает больно кольнуть дважды, прежде чем я могу дернуть головой, уже не пытаясь взять под контроль чувства:

— Что? — роняю.

— Знаешь, нынче, если разобрать человека на органы, можно неплохо так заработать…

— Стой, — поднимаю свободную ладонь перед собой, будто хочу попросить человека остановиться, а взгляд оставляю опущенным. В голове возникают нежелательные предположения, но не верю им, ничему не верю, ибо этого не может быть.

— Я жду денег до двенадцати, — Роберт больше не станет церемониться со мной, он говорит спокойно, но с давлением, а я без остановки нервно двигаюсь по кухне, не в силах скрыть серьезную нестабильность в дыхании. — Как только стрелка часов доберется до отметки, я прострелю ей голову.

— Ты… — всё, что удается проронить.

— И ваш долг будет прощен, — начинаю пальцами сжимать волосы, корчась от сильнейшей боли в голове, что возникает от давления хриплого голоса, — но ты ведь понимаешь… — запрокидываю голову, кулаком стукнув себя по виску. — Я найду вас.

— Погоди, Роберт… — я не понимаю. Что. Он. Имеет. В виду.

— Я жду, — резкие удары гудков. Моргаю, замерев на месте. Продолжаю прижимать телефон к уху.

Нет. Я понимаю. Всё. Прекрасно. Оттого с паникой в глазах поднимаю взгляд на настенные часы. Руки без сил опускаются висеть вдоль тела, а мои губы приоткрываются, проронив тихое: «Что?»

Ведь этого не может быть…

Может.

Поражение двигательной системы тела и парализованное мышление не позволило бы мне сорваться с места, так как чем больше я осознаю, тем сильнее теряю себя среди панических ощущений, охватывающих меня и физически, и психологически. Если бы не шум со стороны коридора, я бы не сдвинулся. Но тут я срываюсь с места, бросившись к двери, и замираю на пороге, как и моя мать, которая держит в руке ручку от чемодана. На плече сумка. Она одета, выглядит так же, как и утром. Смотрит на меня, вижу легкий испуг в её глазах. Женщина слегка отступает, прижав к себе сумку, будто защищается в момент, когда я быстрым шагом приближаюсь к ней:

— Мам, — ладонью хватаю её за плечо, сильно дернув, отчего женщина хмурится, с напряжением уставившись на меня. — Мам, слушай, отдай мне деньги.

— Дилан… — она щурится, оценивающим взглядом осмотрев меня с ног до головы. — Ты бледен…

— Мам, у него Райли, — я выгляжу, как безумный, но мне плевать, поэтому продолжаю сжимать дрожащей рукой её плечо, смотря в глаза с чертовой и жалкой для себя надеждой. — Ты понимаешь? — это не шутки, больше. — Пожалуйста, отдай мне деньги, — прошу.

— Райли — не моя семья, — женщина произносит это строго, без каких-либо чувств, заставив меня сорвать голос:

— Но моя! — кричу, не жалея сил, когда пихаю женщину в стену за её спиной. — Мать твою! — Лиллиан со страхом сжимает себя руками, уставившись на меня с испугом в глаза. — Просто отдай мне деньги!

— У меня их нет! — она срывается в ответ, когда до боли хватаю её за плечо, дернув на себя. — У меня их нет! — повторяет криком, заставив меня размахнуться кулаком свободной руки, треснув им по стене рядом с лицом женщины:

— Ты лжешь! — тяжело дышу, опустив сжатую ладонь. Сверлю взглядом глаза матери, которая с сожалением качает головой, вынудив меня повторить тише. — Ты лжешь.

— Мне очень жаль, — она сжимает губы. Смотрю на неё, сильнее сводя брови к переносице. Руки трясутся, и меня гнетет осознание — я не могу ударить её. Моргаю, не сдерживая то, что сидит внутри уже давно:

— За что ты… — облизываю губы, прикусывая язык. — За что ты меня так ненавидишь? — женщина смотрит в ответ, открывая рот, но не роняет слов, которых я ожидаю. Отпускаю её плечо, сделав неустойчивый шаг назад. Моя злость отходит на задний план, и теперь на лице остается только чертова детская разочарованность. Окончательная. Сглатываю, но ком остается в глотке, из-за чего произношу с надрывом: