Считай звёзды

— Сними, — мужчина улыбается шире, дернув пальцами бегунок кофты. — Давай, — сам кладет помаду мне на колени, вновь взяв бутылку. Отпивает. Мой взгляд с напряжением уплывает в сторону. У меня не выходит поверить в действительность происходящего, будто ночной кошмар, от которого я мучилась столько лет. И если раньше мне удавалось как-то абстрагироваться, то сейчас… Я всё оцениваю, пропускаю через себя, и это ужасает. Ужасает то, что спустя столько лет меня по-прежнему парализует страх, и я слушаюсь. Слушаюсь, касаясь дергающимися пальцами рук бегунка. Не способна справиться с болью под сердцем, мое сознание… Еще немного — и я потеряюсь в панике, включу тот самый режим терпения.

— Снимай, — Донбар повторяет, уже строже, ведь ему не нравится ожидание. Моргаю, позволив жалким слезам вырваться наружу. Но мое лицо не морщится. Мускулы остаются в каменном напряжении, взгляд режет пространство. Тяну бегунок ниже, разрывая свои ушные перепонки характерным для молнии звуком.

— Медленнее, — Донбар указывает мне, внимательно следит за моими пальцами. — Медленнее, Райли, — передергивает. Омерзительно то, как он произносит мое имя, то, как оно звучит из его уст. Расстегиваю молнию. Полностью. Получаю одобрение:

— Вот так.

Начинаю медленно стягивать кофту с плеч, оголяя руки. Тонкая майка не способна скрыть мое тело так, как мне бы хотелось. Донбар касается помады на моих коленях, вновь поднимает её к моему лицу, когда опускаю руки, оставляя кофту за спиной.

Кофта Дилана. Последнее, в чем я могла ощутить безопасность.

— Давай, — мужчина тычет помадой мне в губы. — Давай.

Не могу заставить себя шевелиться, поэтому моргаю, со страхом ожидая гнева Донбара, который самостоятельно водит по моим губам, вдруг прекратив покрывать их очередным слоем помады. Изучает мое лицо. Долгие минуты. И меня в очередной раз тянет заплакать, проявив свою слабость, но сдерживаюсь, сжав влажные веки, когда пальцы мужчины грубо давят на губы, проводя в сторону, отчего «краска» размазывается, окрашивая часть щеки и подбородка. Моргаю.

— Ты всегда была такой милой. Но сейчас… — улыбается. — Ты просто красавица, — вдруг приподнимается, сев ближе, и пальцами сжимает мое лицо, дернув на себя, чтобы я подалась вперед. — Давай, как раньше. Вспомним то, чему я тебя учил.

Как только я осознаю, что он собирается сделать, внутри меня разгорается внезапная агрессия. То, чего я точно не ожидаю найти в себе, и уж точно не в этой реальности мне было бы под силу проявить её. Особенно сейчас, когда меня парализует такой дикий страх. Но я дергаю головой, отклонившись назад, и не раздумываю, размахнувшись ладонью. Мой мозг не оценивает происходящее. Я просто отдаюсь порыву, окунаясь во временное помутнение. Даю сильную пощечину Донбару, скалясь от ярости, и тот не успевает увернуться от первого удара, осознать его, как я плюю ему в лицо, активно задышав. Не даю себе возможности понять, что творю. Режу взглядом лицо мужчины, который спокойным движением ладони смахивает мой плевок со своей щеки, медленно подняв на меня злой взгляд, который, наконец, возвращает меня в реальность, полную ужаса, который усиливается, когда Донбар резко встает на ноги, заставив меня замычать от страха, начав отползать к спинке дивана, забираясь на него ногами. Мужчина хватает меня за волосы. Вскрикиваю от боли, хватаясь за его запястье руками.

— Мне нравится, — он с наслаждением признается, дернув меня за локоны ближе к себе. — Ты стала такой… Непослушной.

Я роняю болевой стон, еле разжав веки, когда слышу знакомый рев ширинки. И с паникой начинаю пихать мужчину ногами, желая отодвинуться. Он расстегивает молнию на своих брюках, без труда удерживая меня на месте:

— Давай. Давай расслабимся — нервно улыбается. — Слушай меня, и…

Выстрел. Его резкость не парализует. Я вскидываю голову, с широко распахнутыми глазами смотрю на то, как немеет лицо Донбара. Его взгляд всё ещё обращен на меня, но он довольно быстро холодеет, уже теряя зрительную связь со мной. Пальцы цепкой хваткой тянут меня наклонить голову за движением — мужчина валится в сторону, и я без сожаления дергаю его ладонь, вырывающую мне одинокие пряди. С ужасом смотрю на упавшего на паркет мужика, который начинает активно дышать, не имея возможности пошевелиться. Отползаю к спинке дивана, забиваюсь в самый угол, обратив испуганный взгляд на крупного мужчину в дверях. Одет он в темную рубашку, заправленную в черные брюки, волосы цвета угля, лаком покрыты и зачесаны к затылку. Его рука сжимает оружие, которое он медленно опускает, вынув изо рта сигарету.

И я с большим и сильнейшим ужасом распознаю в его лице черты О’Брайена.

Роберт?

За его спиной стоят четверо других мужчин. Тяжело дышу, пытаясь унять эмоции, но не удается.

— Из-за него столько проблем, — этот голос. Кажется, я его уже слышала. Роберт харкает в пол, с выражением отвращения смотрит на Донбара:

— Надо было прикончить его раньше, — проверяет количество патронов в оружии, кивнув головой в сторону мужчины на полу. — Уберите его, — и двое мужчин за его спиной проходят внутрь к хрипящему Донбару. Я не могу смотреть ни на него, ни на Роберта, но каким-то образом поднимаю взгляд. Нет, во мне не играет смелость. Мужчина смотрит на меня, с холодом приказав двум другим:

— Её за мной, — и разворачивается, пропадая за стеной. Трясусь, но не сопротивляюсь, когда двое незнакомцев берут меня под руки с двух сторон, будто поодиночке они бы не справились со мной. Ноги вялые. Я еле плетусь, не успевая за их большими шагами. Выводят меня в коридор. Не могу нормально мыслить. Смотрю по сторонам, в панике ищу хоть намек на то, что со мной собираются делать, но в голове ничего не рождается, кроме одного. Это конец. Это точно гребаный конец, но даже эту единственную мысль я не могу развить в больном сознании. Я слишком напугана, чтобы думать. Слезы скользят по щекам. Не способна предотвратить их поток. Продолжаю вертеть головой, вдруг вспомнив об Остине, но надеяться на его помощь нет смы…

Минуем комнату парня. Через распахнутую дверь открывается вид на темную комнату, но мрак не мешает мне разглядеть тело на кровати.

Открываю рот, с ужасом шепнув чужое имя под нос, и меня дергают за плечи, заставив идти быстрее. Не хочу принимать увиденное. Не желаю верить в происходящее. Я хочу… Я хочу потерять связь с реальностью, уйти в себя, как поступала всегда.

Спускаемся на первый этаж дома, погрязшего в темноте.

Но не выходит.

В гостиной горит тусклый свет одинокой настольной лампы. Мужчины приводят меня сюда, останавливаясь на пороге. Следы от их пальцев останутся, но какое это может иметь значения сейчас? Когда мне точно не пережить эту ночь.

Роберт стоит у шкафа с алкоголем, выбирая себе бутылку, и оглядывается, холодно бросив:

— Садись.

Стою на месте. Один из мужчин берет меня за затылок, пихнув в сторону дивана. Потеряв фактор давления, я перестаю ощущать способность стоять, поэтому хватаюсь руками за спинку дивана, опускаясь на край. Нет, не слушаюсь, но боюсь рухнуть на пол. Без сил. С прежним страхом смотрю на мужчину, который стоит ко мне спиной, выбирая алкоголь, и как только он разворачивается — опускаю голову, сжав пальцами колени. Слезы. Ими полны мои глаза, но не роняю их. Они остаются, покрывая всё передо мной пеленой влаги, из-за чего картинка искажается.

— Почему ты плачешь? — звучит с издевкой. Роберт двигает кресло за спинку, ставит его напротив дивана. Садится, сутулясь, и опирается локтями на свои колени, зажав сигарету меду зубами:

— Испортишь свой макияж, — открывает бутылку, выдохнув никотин через нос. — Ты меня боишься? — знаю, он усмехается, голос звучит неприятно, и мне не удастся более поднять глаза. — Почему? Я не такой уж и плохой человек, раз ты до сих пор жива.

Его веселит ситуация. А я трясусь от страха, пытаясь дольше пребывать в здравом уме. Но следующее вызывает внутри первые звоночки потери контроля над сознанием.

— У нас с тобой есть два часа, — мужчина подносит бутылку к губам. — О чем поговорим?

***

Взгляд на время. Они задерживаются. У него нет права опоздать.

Машина припаркована у въезда на территорию жилого района. Дилан сжимает пальцами ремень рюкзака, с глубоким дыханием смотрит перед собой, и, наверное, надеется, что его несобранность трудно различить в темноте, но Нейтан вот уже минут пять пялится на друга, видя только дикое напряжение на его лице. Медлить нельзя. Время.