Семейные обязательства

Она вздохнула. Какое тут может быть "хорошо"?

– Это... Правда?
– зачем-то спросила она кавалергарда.
– Я - незаконный ребенок?

Фон Раух кивнул.

– Во всех родословных книгах вы записаны как дочь Павла и Елены Луниных, и по закону неважно, кто ваши... настоящие родители. По сути - да. Елизавета Лунина умерла, рожая вас. Никто и понятия об этом не имел, пока Павел Николаевич не совершил покушение. Он думал, что ваш отец - Воронцов, ходила такая лживая сплетня. Хотел отомстить за смерть сестры, пусть и через двадцать лет, а заодно избавиться от долгов.

– М-да...
– вздохнула Элиза.
– Это нужно как-то... осознать. Но, в любом случае, мой настоящий отец - Павел Лунин. Он меня воспитывал, он перед сном гонял из-под детской кроватки жутких монстров, он меня на руках носил, когда я болела... Остальное неважно.

– Вот, барышня, - спешил к ним старичок-портье, - плащик вам, на меху, теплый, как раз на мозглявость ноябрьскую. Надевайте, вам понравится!

***

Когда они проезжали внутреннее, самое старое кольцо стен Гетенхельма, Элиза увидела за крышами зарево пожара.

– Что там?
– спросила она у своего спутника.

– Имперский архив, насколько я понимаю. Простите, вынужден вас покинуть.

Через секунду фон Рауха рядом уже не было. Только порыв холодного ветра от двери кареты бросил в лицо Элизе горсть капель дождя.

Дома, в своей постели, Элиза привычно положила руку на теплый кошачий бок и провалилась в сон без сновидений.

Глава 14. Самое дорогое

Элиза проснулась около полудня. В ноябре над Гетенхельмом небо редко свободно от туч, но в это утро город купался в солнечных лучах. В голове было пусто, мир вокруг казался прозрачным и звонким. Выпал снег, прикрыв привычную каменную серость сверкающей белизной. Он продержится недолго, совсем скоро хрупкая ледяная красота станет привычной грязной кашей, раздавленной колесами повозок и копытами коней.

Это пугающе напоминало Элизе ее собственную жизнь. Тонкий налет ее счастья слишком быстро исчезал, растоптанный чужими, куда более важными делами, стремлениями и равнодушием.

"Нужно создать свой снег..." - невпопад пробормотала Элиза.

Кошка встрепенулась от ее голоса. Открыла глаза, оценила обстановку - все в порядке. Сладко потянулась, мурлыкнула и начала вылизываться.

– Что, Герда, мы теперь с тобой вдвоем, - сказала Элиза, садясь рядом и гладя блестящую шерстку, - и нужно нам как-то самим о себе заботиться. Опереться не на кого, упадем - так сами.

Кошка фыркнула.

Элиза почесала кошке подбородок и отправилась умываться. Жизнь снова стала цветной и яркой, без мучительной серости бессонницы.

Постучалась горничная. Вместо привычного вопроса: "Что на завтрак подать, барыня?" служанка прятала покрасневшие глаза.

– П-простите,Елизавета Павловна. Вас в южной гостиной дожидаются... Служанка сделала неловкий книксен и попыталась исчезнуть.

– Стоять, - негромко велела Элиза.
– Рассказывай.

Девица всхлипнула.

– Гришку, лакея, ранехонько утром нашли зарезанным. Вас следователь ждет. Ох, что ж делается-то, Елизавета Павловна?

– Что-то странное, Анютка... Что-то очень странное, - пробормотала Элиза, направляясь в гостиную.

Ей навстречу поднялся узколиций темноволосый господин в мундире гетенхельмской стражи. Он почтительно поклонился хозяйке.

– Здравствуйте, госпожа Румянцева. Я Лисин Сергей Николаевич, следователь стражи Гетенхельма.

– Здравствуйте. Мне очень жаль Григория. Что с ним случилось и чем я могу вам помочь?

***

Вовка Огрызок, он же - Владимир Савич, мещанин, владелец лавки недорогих ювелирных изделий, давно был под подозрением в скупке краденого. До последнего времени на него особо не обращали внимания, слишком мелок был жулик. Проводить серьезную операцию из-за пары посеребренных кофейников, когда есть дела поважнее - неоправданное расточительство далеко не бесконечных ресурсов Гетенхельмского управления. Но Огрызок зарвался, связался с серьезными грабителями и хапнул куш не по чину. Тут-то и пришло время поставить крест на его немудреном заработке.

Поутру, сразу после открытия лавки, Огрызка навестила арест-команда во главе со следователем-стажером. Много чести Огрызку - людей посолиднее от дел отвлекать. Стажера с него хватит.

Стажер скучал и тщательно описывал конфискованное имущество: женская сумочка с цепочкой из белого металла, чайный сервиз со следами (возможно) позолоты, одна из чашек с трещиной. Латунный портсигар, украшенный эмалью... и тому подобный дешевый ширпотреб, добыча мальчишек-карманников. Во время исследования тайника под стойкой (чего б поинтереснее придумал, горе-воротила) в лавку ввалился тип, немилосердно воняющий дешевой сивухой. Он быстро сообразил, что не угадал со временем визита и попытался удрать, но глазастый стажер заметил на его стоптанных сапогах бурые следы, похожие на кровь.

Городовые, привычные и не к такому, быстро скрутили посетителя. В его карманах обнаружились драгоценности, каких никто из присутствующих и в руках-то никогда не держал.

– Може, стекляшки, Ваш-бродь?
– пробасил старшина городовых.

– Разберемся, - приосанившись, веско ответил стажер.

Огрызок сдавленно просипел, что видит мужика впервые в жизни.

– Опупел, Огрызок?
– во все горло возразил тот.
– Я ж тебе, выжиге мутному, спокон века хабар ношу, проклятущий ты клоп!

– Я опупел?! Хайни, пьянь ты подзаборная, что ж тебя черти сюда носят! Не брал я у тебя ни...
– Огрызок осекся, глянул на суровых городовых и закончил тихонько: - ничего. Господа стражники, ни при чем тут я, все от доброты...

Стажер наслаждался мгновениями триумфа.

Все обстоятельства прояснились быстро. Пьянчужка Хайни был постоянным клиентом Огрызка, носил ему все, что попадалось под руку - от шкатулки покойной матушки до посеребренной сахарницы, хитроумно стащенной из летнего кафе в прошлом августе. Он не скупился на подробности мелких краж, резонно полагая, что светит ему за все художества максимум полгода исправительных работ. Зимовать на какой-нибудь тюремной лесопилке с гарантированной кормежкой всяко лучше, чем выживать в заснеженном Гетенхельме, прячась от злых дворников. Метлой по загривку - малоприятные ощущения.

– А цацки енти я в канаве нашел, вот. Покажу, чего ж не показать. Туточки, неподалеку, под мостом...

Стажеру очень не хотелось лезть в припорошенную нетронутым снегом илистую грязь, скопившуюся под небольшим каменным мостиком через узкий приток Райса. К тому же снег прошел ночью, а Хайни утверждал, что копался тут часа полтора назад. Пришлось пожестче тряхнуть незадачливого воришку. Осознав радужные перспективы обвинения в убийстве и разбое (а это виселица, без вариантов), Хайни побледнел и показал другой спуск под тот же мостик, за сараями. Там и нашли тело молодого мужчины в добротном пальто. Под телом, втоптанный в грязь, лежал бумажник с документами.