Семья Берг
Шрифт:
— Какой подъем материального благосостояния? О чем они говорят? Люди еле сводят концы с концами.
Десятки студентов вынуждены были покинуть институт. Вольфганга поддерживало только пособие МОПРа.
Хотя молодых мужчин в институте было мало, прямо с первого курса начали завязываться любовные интрижки. Более развязные ребята заводили романы сразу с несколькими девицами, возникали сцены ревности и скандалы. Серьезный и скромный Вольфганг никогда еще не был влюблен, он видел в девушках только товарищей. А теперь ему понравилась приятная девушка-москвичка, высокая брюнетка с густыми ресницами. Когда
— Хочешь, пойдем погуляем вместе?
Они гуляли по Парку культуры, над Москвой-рекой, он робел и выжимал из себя слова, а она весело болтала, и нравилась Вольфгангу все больше. Через месяц таких гуляний он решился взять ее за руку. Она покосилась на него, но руку не отняла. Вольфганг видел, что девушка очень развита для первокурсницы, он подумал — может, она старше, чем выглядит, может, даже уже была замужем? Желаний у Вольфганга было много, но он побаивался невинных девиц, боялся возможных обязательств и последствий. Женщины с любовным опытом представлялись ему куда привлекательней. И в нем зародилось сладкое предчувствие: если его подруга уже имела опыт, им легче было бы сойтись. Надо ему было это как-то узнать. Надо было действовать смелей, но он все не решался. Его хватало только на пожатие руки и робкие поцелуи.
Иногда заходил разговор и на политические темы. Девушка рассуждала очень здраво, критиковала аресты недавнего времени, даже сомневалась в правильности политического курса в стране. Когда отменили стипендии, она резко критиковала правительство:
— Это неправильно. Никакого заметного улучшения благосостояния нет, они лишили способных людей возможности учиться и стать полезными членами общества. Только ребята из обеспеченных семей могут получать образование.
Вольфганг вторил ей:
— Получается, что круг замкнулся. Бюрократический слой страны, который образовался с конца двадцатых годов, стал ограждать свои ряды от проникновения извне «посторонних».
На уме у Вольфганга была только близость с ней, но он все боялся начинать об этом разговор. Однажды они зашли далеко в парк, вокруг никого не было, ребята сели на скамейку, она взяла его за руку сама и тихо сказала:
— Володя, обещай, что никогда никому не расскажешь того, что я собираюсь сказать тебе сейчас.
— Конечно, обещаю, — сердце у него замерло, он ждал, что вот-вот она откроет ему какую-то свою глубокую личную тайну. Может быть?..
Она еще больше понизила голос:
— Я уже несколько дней работаю на НКВД. Меня вызвали и дали подписать бумагу о том, что я должна сообщать им все сведения, которые они от меня потребуют.
От неожиданности он вырвал у нее свою руку. Ее признание абсолютно его огорошило, он никак не ждал услышать такое и даже не совсем понял, о чем она говорит. Спросил:
— Что же тебе надо им сообщать?
— Они хотят знать все, что хоть как-то касается политики. Ты немецкий эмигрант, и они наверняка будут спрашивать про тебя. Так что больше не говори со мной о политике.
Она даже подробно рассказала, как ее вербовали, как запугивали:
— Все случилось в так называемом первом отделе института. Это такая незаметная комната под нашей главной аудиторией. На самом деле это отдел слежки за всеми преподавателями и студентами. Меня туда зазвали вечером, когда в институте почти никого не было. Начали меня «обрабатывать», но я говорила, что не смогу, не сумею. Тогда мне сказали: «Как комсомолка ты обязана
это сделать».Это еще больше озадачило Вольфганга:
— Как?! Тебе сказали, что комсомольцы должны следить и доносить?
— Да, получается так: именно как комсомолка я должна следить и доносить.
Для наивного эмигранта Вольфганга, с его непоколебимой верой в идеалы коммунизма, комсомол был организацией, вдохновляющей силы молодежи на построение будущего светлого общества. Он растерялся и загрустил.
Этот ее рассказ был, конечно, проявлением доверия к нему. Но Вольфганга поразила другая мысль: наверное, она была не единственной завербованной в их институте. Они поступили в него, чтобы получать образование, а не доносить. Возможно, многие студенты тоже должны доносить друг на друга. Значит, весь институт — это организованная сеть доносчиков. И впервые в его идеализации советского строя образовалась трещина недоверия — ему стало жутко. Ведь так доносчики могут сводить счеты и клеветать. Первому отделу известно, конечно, по его анкете, что мать посажена в исправительно-трудовой лагерь, скорее всего, как шпионка и враг народа. Если кто-нибудь хоть слово напишет про него самого… Тогда и его посадят.
Эта тайна между ним и первым его любовным увлечением испортила настроение Вольфганга. Кажется, и она тоже уже не так была ему рада. Они встречались еще несколько раз, но оба боялись, оглядывались. Начинали о чем-то говорить, но говорили несвободно, старались обходить «острые углы» политики. И Вольфганг так никогда и не узнал, была ли она замужем, имела ли любовников. Ее тайна охладила их пыл, и его желание так и осталось неосуществленным.
44. Начинается новый 1938 год
1938 год Берги впервые радостно встречали в новой квартире и решили пригласить друзей отпраздновать Новый год и их новоселье. Мария, не имея еще опыта в приемах гостей, волновалась уже две недели: первый раз в доме люди, а у них даже нет хорошей посуды. Была правда, приличная скатерть, купленная еще раньше в магазине Торгсина, но что на нее поставить? Ни одинаковых тарелок, ни столового набора ножей и вилок не было. А купить не успели, да и не так это просто.
Павел старался ее успокоить:
— Все гости — свои люди, понимают, что мы еще не успели обзавестись хозяйством.
— Как ты можешь так говорить?! Если мы приглашаем друзей, мы должны накрыть красивый стол.
— Да мы ведь все из простых людей, не очень избалованы красотой.
Мария даже рассердилась:
— Все равно я хозяйка и мне неудобно.
Павел принял чисто мужское решение — лучше не вмешиваться.
Домработница Нюша накрахмалила салфетки, нагладила скатерть и дочиста отмыла полы. По своей инициативе она привела полотера:
— Пущай натрет паркету воском, а то уж больно царапанный.
Полотеры были в больших городах распространенной профессией: теперь начали строить правительственные здания, санатории и жилые дома для начальства, в них вместо дощатых полов клали паркет. Нюша откуда-то и привела одного полотера. Этот здоровенный детина намазал краской с воском линии паркета, разулся, вставил одну мозолистую от работы ступню в петлю на специальной плоской щетке и быстро-быстро заскользил по полу, ловко орудуя ногой. В результате его скольжения паркет заблестел. Маленькая Лиля с интересом и немного испуганно следила за этой необычной процедурой из-за двери. Нюша ревниво ходила за полотером: