Семья волшебников. Том 4
Шрифт:
Воцарилась гробовая тишина. Всем на Апеллиуме известно, кто такой Фурундарок.
— Моя мама знает Фурундарока, поэтому он нас не убил, — поспешила объяснить Вероника. — Он дядя моей сестры. Так что все хорошо.
Тишина стала еще гробовей, хотя это казалось невозможным.
— А я, значит, буду учиться двенадцать лет, — наконец сказала Даниша. — Чтоб Фурундарок мне на призыв сказал: иди на кир, ты даже не профессор. А кто-то просто призывает. Потому что… потому что идите на кир!
—
— Вообще-то, если ты призываешь с пеленок демонов, это плохо, — задумчиво сказала Бумбида. — Все злые духи о тебе, наверное, знают. У меня так дедушка умер. Он их направо и налево призывал, а потом они сами к нему пришли. Потому что он им дорожку показал и сам стал как расхлябанная дверь.
— Слушайте, а институт сменить еще не поздно? — заволновалась Даниша. — У меня на Вакуумаде тоже плюсик был.
Они бы еще дольше судачили, но тут дверь открылась, и староста Гердиола спросила, чего они телятся.
— Все уже пошли завтракать, а вы… это что, хотдоги? — удивилась она.
За последние годы хотдоги в Мистерии широко распространились. Никто не знал, откуда пошла эта нехитрая идея — вложить в булку горячую сосиску, — но волшебникам она очень понравилась. Это оказалось идеальное блюдо, чтобы съесть его на бегу, при этом даже не испачкав руки.
— Еще чего выдумали, — сурово сказала Гердиола. — Вы нарушаете режим питания и даже не делитесь с товарищами. Сейчас же идем в столовую, там нормальная еда.
Девочки, не сговариваясь, запихнули в рты остатки хотдогов. Ничего, местечко для «нормальной еды» еще осталось.
По дороге Даниша доверительно сказала Веронике, что готова ее удавить. Что она в своем Мирмелене прошла дикий конкурс, потому что в Мистерию за казенный счет отправляли всего троих. Ей пришлось из кожи вон вылезти, чтобы оказаться в числе счастливчиков.
— А теперь выходит так, что я говно на палке, — задумчиво сказала девочка. — Потому что кто-то призывает все, что хочет, просто потому что может. Кир знает почему.
— Я не виновата, — отвернулась Вероника. — Я просто такой родилась.
— Да я не всерьез. У меня претензии только к богам. Как-то они несправедливо рассыпают свои дары. Кому-то полный чугунок, а кому-то и ложечку жалеют.
За завтраком Даниша хотела продолжить сетовать на несправедливость мироздания, но всех отвлек мэтр Инкадатти. Он почти каждый день завтракал со своей группой, и к этому все привыкли, но сегодня он еще и собаку привел. Это, вообще-то, не положено, если только собака не фамиллиар, но кто ж сделает замечание профессору?
— Он скучает, — только и сказал старик. — Не трогайте, он цапнет.
Собака, к счастью, вела себя культурно. Смирно сидела у ног хозяина и чинно ела, что предлагали. И это была очень красивая собака, хотя и совершенно не породистая. Ухоженная, с гладкой расчесанной шерстью и умными глазами.
Вероника не поняла, зачем дед Инкадатти врет, что она цапнет. Она помнила эту собаку, ее Дружок зовут. Добрейший пес на
свете. Он даже на прохожих из-за забора не лает — просто провожает внимательным взглядом.И дед Инкадатти сказал, что он пса сегодня не просто так привел, а потому что это тема сегодняшнего ПОСС. Питомцы волшебников и правильное с ними обращение. И он начал урок еще за завтраком, потому что это важно — показать, как питомец должен себя вести на людях. Не докучать окружающим, быть послушным хозяину, делать то, что ему скажут.
— Лежать, — коротко приказал Инкадатти. — Сидеть. К ноге.
Дружок не выполнил ни одной команды. И Инкадатти пояснил, что он плохой питомец, непослушный. Так быть не должно.
— Плохой пес, — сказал он, гладя Дружка по голове. — Отвратительный. Мы дома поговорим об этом позоре.
И Дружок радостно лизнул хозяину ладонь, а все засмеялись. Староста Гердиола сообщила, что у них дома есть кот, и он очень почтенный, ему уже пятьдесят лет.
— Фамиллиар? — спросила Вероника.
— Нет. Самый обычный кот.
— А у нас фамиллиар, — сказала Леора. — Папин. Но ему пока только тридцать. И… это собака.
Остальные тоже принялись рассказывать о своих питомцах, а Грыбтуз вообще принялся зачем-то перечислять коней в отцовском табуне. А их много оказалось, и Грыбтуз всех наизусть знал.
— … Летящий Наперегонки с Ветром, Достигший Конца Радуги, Разбивающий Копытом Черепа, Бесстрашно Бегущий в Битву… — перечислял он.
— Слушай, а на орчанге эти имена короче? — спросил Васкельд.
— Ну да, — пожал плечами Грыбтуз. — У вас язык какой-то громоздкий. Мое имя на вашем означает «Грандиозный аппетитом».
— То есть Обжора? — ухватил Васкельд.
— Нет!
Однако именно в этот момент Грыбтуз навсегда стал для своих однокурсников Обжорой. И уже ничто не могло этого изменить.
— Вероник, а у тебя есть питомец? — спросила Свертхи.
— Нет.
— Нет?.. — удивилась Даниша. — У тебя же папа из Униониса. У него же куча живности… ну, я так слышала.
— Ну да, но они все папины. И они не питомцы, они фамиллиары.
— Так это одно и то же.
— Нет, это разное, — сказала Леора, услышавшая разговор.
— Нет, — сказала и Вероника. — Мама тоже фамиллиар, но она же не питомец, а мама.
— А у тебя никого нет?
Вероника задумалась. Мишка Налле и другие объектали не в счет. Они не питомцы, они личности. Мишка живет отдельно, у него своя пасека. Остальные объектали… тоже ведут какую-то свою жизнь, а многие давно уже и перестали жить, снова стали просто вещами. Папа говорил, что век объекталей недолог, если у них нет постоянной подпитки и четких целей.
Набивной дракончик, вон, улетел с бабушкой Юмплой.
Каркуша тоже, наверное, не в счет. Каркуша предала Веронику и полюбила маму. Правда, мама сделала так, чтобы Каркуша не гнила, и тут многие, наверное, пересмотрели бы свои симпатии… Вероника решила не сердиться на Каркушу. Пусть неживет свободно.
— Нет, никого у меня нет, — вздохнула девочка. — Никогошеньки…
Ей взгрустнулось. Вот так призываешь-призываешь всех подряд, а они не хотят с тобой оставаться. Никто не хочет.