Семья

— Теперь ты видишь. — О-Танэ чуть не со слезами посмотрела на свое тело и запахнулась. На журнальном столике лежало письмо от Минору. Она встала за письмом и неожиданно громко, на весь дом, зевнула.

Косаку сидел, склонившись над бухгалтерскими книгами. Теперь дело вел не элегантный, веселый аристократ с головы до ног, а молодой предприимчивый делец, думающий более всего о прибыли. Помня о неудачах Тацуо, он ввел много нового: урезал расходы на ведение дома, сократил число работников. Его не волновало, что у очага перестал слышаться веселый смех. Его целью было неуклонно и быстро расширять продажу лекарств. «При старом хозяине сколько держали народу, а и половины не продавали того, что мы продаем сейчас. Чем же все эти люди занимались? Женщины только и знали, что стряпать на всю эту ораву бездельников. А работники? » — размышлял сам с собой Косаку. Дом, который был наполнен для о-Танэ дорогими ее сердцу воспоминаниями, был для Косаку местом, где можно было с большими или меньшими удобствами жить.

Жена Косаку была из простой семьи, она понятия не имела о правилах жизни и обычаях старинных домов. Для о-Танэ сухой, практичный Косаку и его жена были людьми совсем иного мира, хотя они изо всех сил старались угодить старой женщине.

Санкити пошел посмотреть комнаты, в которых жили Косаку с женой. Когда-то он и Наоки провели здесь целое лето. Садик, куда выходили окна, совсем не изменился. Отсюда хорошо был слышен шум бежавшей в долине реки. На стене висела акварель, присланная Сёта. Косаку, как и его молодой хозяин, любил акварели.

— Позови старшую сестру, — сказал Косаку жене. Пришла Тоёсэ, видимо, удивленная.

— Сейчас очень удобное время поговорить, — объяснил ей Косаку.

Он от всей души желал успеха Сёта и постоянно посылал ему на его начинания деньги, скопленные немалым трудом.

— Только бы дела у Сёта-сан наладились. Я делаю для старшего брата все, что в моих силах. Если он добьется успеха, все у нас будет хорошо.

Санкити чувствовал, что и здесь ему не отдохнуть, выслушивая то сестру, то молодых супругов. Вечер он опять провел в гостиной о-Танэ, слушал ее сетования.

Она не отпускала его допоздна. Самой ей спать не хотелось.

— Я тебе очень советую, сестра, оставь ты их в покое.

— Я давно уже оставила их в покое, — раздраженно ответила о-Танэ. — Пусть делают что хотят.

Однако она то и дело срывалась. Новшества, заведенные Косаку, железная дорога, уничтожившая половину сада, и многое другое взвинчивало и без того натянутые до предела нервы о-Танэ.

Она смотрела в сторону гостиной, где сейчас был Косаку, вся подавшись плечами вперед, точно ожидала нападения врага.

— Все, что сделано мужем и мною, — все не так, все плохо. Они говорят, что мы только швыряли на ветер деньги. Знаешь, как они нападают на меня! Но я не сдамся. Пусть нападают.

В очаге весело горел огонь. На кухне собрались Тоёсэ, о-Сима и о-Сэн. Они пекли моти — блюдо, которым славились эти места. Санкити, погостив у сестры три дня, назавтра собирался уезжать. О-Танэ, доверив стряпать молодежи, присоединилась к брату.

Санкити бродил по внутреннему садику. Когда-то здесь фотографировалась вся большая семья Хасимото. Санкити подошел к большому рододендрону, под которым стоял тогда Тацуо.

— Помнишь, — сказал он сестре, — как Касукэ боялся, что у него на снимке будет блестеть лысина. — Он подошел к большому камню, возле которого стоял тогда сам, погладил его рукой и вдруг взобрался на него.

Для о-Танэ Санкити опять стал мальчишкой, ее младшим братцем.

— Знаешь, Санкити, — сказала она, — ты сейчас очень похож на Сёта.

О-Танэ показывала брату растения, которые вырастила сама. На диких лилиях, клубни которых были привезены из их старого дома в горах, висели красные кораллы бутонов. О-Танэ разводила цветы и берегла старый дом, ожидая возвращения мужа.

На веранду вышла о-Сэн. Она как две капли воды походила на отца — узкое, продолговатое лицо, большой лоб, чуть выпуклые брови. Она рассеянно, ни на чем не задерживаясь, оглядела сад и вернулась в дом.

Солнце, багровое, как осенние листья в их родном Кисодзи, лежало пятнами на тесовых крышах, на больших камнях, прижимавших кровли на случай сильных ветров. О-Танэ вспомнила родную деревню в горах и тихо проговорила:

— Как бы мне хотелось, Санкити, поехать вместе с тобой, повидать родные могилы. Но я не могу... Хозяина нет, дом не на кого оставить.

После обеда пришло письмо от о-Юки. Санкити прочитал его вместе с сестрой, расположившись в холодке на веранде. О-Танэ велела Косаку принести старинный фарфор, еще оставшийся в доме, и показать Санкити. Она любовно хранила старинные чайные чашечки, в которых подавали когда-то чай клиентам-оптовикам, и большую пиалу с благородным рисунком, из которой ел Тацуо.

— Дядя, посмотрите, — сказала Тоёсэ, показывая Санкити потемневшую павлониевую шкатулку. В ней были письма далеких предков своим детям, писанные перед смертью, рисунки старинного оружия и сбруи, планы военных походов и другие древние бумаги. Внимание Санкити привлек рисунок «черного корабля»: на листке рисовой бумаги был оттиснут с очень грубой гравюры европейский корабль, как он представлялся людям, впервые увидевшим его.

— Какой странный рисунок, — сказал Санкити. — Не корабль, а призрак... От этого призрака, как я помню, наш отец и сошел с ума, — добавил он, немного подумав.

О-Танэ странно посмотрела на брата.

— А возьму-ка я, пожалуй, эту картинку себе, — сказал Санкити и положил рисунок рядом с письмом о-Юки.

Тоёсэ решила воспользоваться отъездом Санкити, чтобы уехать самой. Иначе ей было не выбраться отсюда.

— Дядюшка, возьмите меня с собой, — упрашивала она Санкити.

— Мне бы хотелось поехать одному, — с легкой досадой ответил Санкити. — С чужой женой ездить — одно беспокойство.

— Если ты считаешь, что это слишком хлопотно, так и не бери ее, — сказала о-Танэ.

— А я все равно с вами уеду, — донесся из гостиной голос Тоёсэ.

— Хорошо, я посажу тебя на поезд, — неохотно согласился Санкити.

В ночь перед отъездом брата о-Танэ совсем потеряла сон. Она постелила себе в комнате брата и почти всю ночь проговорила. Санкити хотел было спать, но, видя состояние сестры, взял папиросу и приготовился слушать. О-Танэ начала с о-Сэн. Вся ее жизнь сосредоточилась теперь на дочери. Она была рада, что научила о-Сэн клеить пакетики. Это было самое подходящее для нее занятие, неутомительное и спокойное.

— Я только и жива ею, — сказала о-Танэ, подвинув к себе курительный прибор.

Тоёсэ и о-Сэн, улегшиеся в новой гостиной, уже давно спали. Санкити заговорил об отношениях в семье.

— Ты должна быть благодарна Косаку. Сёта ты дала жизнь, а ему ведь ты ничего не дала. А посмотри, сколько он делает для дома. Надо спокойнее относиться к недостаткам приемного сына и невестки. Ведь если уж говорить честно, то у Сёта их тоже немало.

Наступило молчание. И вдруг Санкити спросил:

—А сама-то ты как думаешь, отчего Тацуо ушел из дому?