Сердце ведьмы
Шрифт:
Я тщетно пыталась себя успокоить, но чем больше думала об этом, тем сильнее закипала. Конечно, Вакула и его жена не виноваты. А деревенские из благородных побуждений ко мне с факелами пошли, не ругать же их за это? А то, что из-за них мог погибнуть невинный человек, это так, мелочи.
Я стоически вытерпела всю череду невнятных извинений и путанных объяснений, почему они подложили под дверь спящей женщине тюк сена и подожгли. Затем приняла мешочек денег от Вакулы. Внутри оказалось серебро.
– Мне чужого не надо, – хрипло сказала я. – Трав я потратила на серебрушку, крышу мне залатают за две.
Я взяла три серебряные
– Возьми плату не за травы, Ада, а за жизни человеческие.
– Тьфу ты, – фыркнула я. – Кто жизнями человеческими торговать станет? За травы взяла, за крышу взяла – за ваши пляски с факелами, чтоб неповадно было. А то удумали! Возраст у меня не тот, сердце слабое…
Продолжая бурчать что-то невнятное, я пошаркала к избушке. За спиной было подозрительно тихо: ни гомона голосов, ни шагов уходящих деревенских. На пороге я обернулась и грозно посмотрела на толпу:
– Чего стоите? Нечего смотреть, я спать иду. Небось племяшку угоревшую отпаивать придется. А вы идите, идите.
Ответом мне были десятки пар удивленных и расстроенных глаз. Только спасенная жена Вакулы смотрела с благоговением, прижимая к груди мешочек с серебром.
Я открыла ставни, помахала мокрой тряпкой, убирая дым, переоделась в чистое. Приличных ночных рубашек у меня было не так много, поэтому пришлось взять из подаренных Гленной. Верхняя часть оказалась сшита из кружев, а низ сделан и тончайшего просвечивающего хлопка. Я немного подсушила волосы и сбрызнула их травяным настоем, чтобы скрыть запах дыма. Только мне удалось улечься, в дверь забарабанили. Да так, что стены ходуном ходили!
– Открывай, – крикнул мужской голос с той стороны. – Открывай, травница!
Я поняла, что это инквизитор-альбинос. Он едва не вышибал ударами дверь. Натянув на руки перчатки, я торопливо отворила дверь. Испугалась, что ее попросту выбьют.
За ней стоял взбешенный альбинос, придерживая другого инквизитора. Тот низко свесил голову и буквально вис на товарище. Я заметила, что его одежда изодрана, а руки у обоих перепачканы в крови.
– Дай пройти, – велел альбинос.
– Нет, – отрезала я. – Лечить буду, но в дом не пущу.
– Его нужно положить!
– Сама занесу!
Альбинос яростно сверкнул алыми глазами и скинул товарища на меня. Я чуть не повалилась на пол от тяжести. Крякнув, потащила раненного в дом.
– А ну не подглядывать! – крикнула я.
Дверь в дом захлопнулась. Я кинула раненного на топчан, ногой спихнув большую часть шкур и одеяло. Еще не хватало, чтобы мне тут все перепачкали.
Мужчина глухо застонал, но в себя не пришел. Я срезала с него одежду. Увиденное привело меня в шок. Среди застарелых шрамов багровели три глубокие полосы от когтей, уже потемневшие по краям. Ну конечно! Эти идиоты сунулись к дивьему народцу и получили от короля новых шрамов. Альбинос ведь тоже за бок держался!
Я не удосужилась повязать платок, так что теперь инквизиторы видели волосы и мое лицо. Настоящее лицо. Надо прикрыться, пока раненый инквизитор ничего не заметил.
Его притащили к тетушке Аде, старой сварливой ведьме, травнице, что вылечила дочь Йозефа. Без платка и перчаток он легко поймет, кто перед ним.
Карга.
Та самая злая ведьма из сказок. И эта карга долгое время вертит хвостом перед инквизицией, притворяясь племянницей травницы.Раненый застонал. След от когтей монстра стремительно чернел. Начиналось отравление. Я мигом забыла про маскировку и прочие глупости. Мужчина нуждался в моей помощи. Я вытащила настойку на мальвазии и торопливо влила ему в рот, силой заставив глотнуть. Инквизитор распахнул глаза, почувствовав, как по горлу скатывается алкоголь.
– Вы же запретили делать отвары с магией, – сказала я. – Пришлось выкручиваться. Дрянь, знаю. Но что поделать?
Продолжая бормотать себе под нос всякую чепуху, я стянула с него остатки рубашки. Торс инквизитора покрылся бисеринками пота. Мышцы подрагивали и тяжело перекатывались под кожей, когда мужчина пытался подняться. Я уперлась ладошкой ему в грудь, заставляя замереть, и достала пинцет и зелье для очищения раны.
– Терпи, – велела я, склоняясь над ним.
– Убить меня хочешь, ведьма?
– Хуже. Вылечу, а потом приворожу. Будешь всю жизнь страдать от любви вперемешку с ненавистью.
Инквизитор рыкнул и резко встал, отталкивая меня прочь. В его глазах пылало бесовское пламя. Он потянулся к поясу, но не обнаружил там оружия. Видимо, уронил, пока друг тащил его ко мне.
– Хватит истерить, – прошипела я. – Больно ты мне нужен. Ложись, мне надо убрать яд.
– Не позволю, – зло бросил инквизитор, пытаясь встать. – А ты не двигайся, пока не придут мои братья, чтобы тебя судить. Я вижу твои когти. Черные, как ваши ведьмовские души!
– Плети дальше.
Я кинулась на него и повалила на топчан. С больными так обращаться не следовало, но конкретно этот заслуживал.
Инквизитор ослабел из-за кровопотери, но не настолько, чтобы с ним справилась девчонка. Он быстро перевернул ситуацию в свою пользу. Мы перекатились, и теперь он прижимал меня к пропахшей дымом и кровью шкуре. Его темные глаза сверкнули. Я почувствовала, как он до боли сжимает мои запястья. Казалось, инквизитор вот-вот переломает мне кости.
– Урод, – выдохнула я ему в лицо и резко дернулась вперед, пытаясь ударить лбом по носу.
Фокус не сработал. Инквизитор легко увернулся, и вдруг его тело обмякло. Яд подействовал. Раненный упал на меня, придавливая своим весом. Я попыталась его столкнуть, не задевая кровавых борозд на торсе, но ничего не выходило. В глазах потемнело от недостатка кислорода.
Какая нелепая смерть – быть раздавленной инквизитором.
А потом мир взорвался болью. Я распахнула глаза. Грудная клетка горела, словно по ней протоптался медведь. Картинка перед глазами стала четче, и я увидела, как надо мной склоняется темноволосый инквизитор. Наши губы соприкоснулись. Я почувствовала металлический привкус во рту, а затем в меня выдохнули воздух.
– Надо нос закрывать, дурень, – простонала я, уворачиваясь от губ инквизитора.
Он не внял моим наставлением и повторил свои действия. Я демонстративно принялась отплевывать, и только тогда инквизитор прекратил. Он устало скатился на топчан. Его бока ходили ходуном. Теперь из раны выходила не кровь, а темная, почти черная жижа.
Дело было плохо.
– Так, вы оба, прекратите! – рявкнул второй.
Оказывается, альбинос все это время стоял рядом.
– Я запретила заходить, – напомнила я.