Серебряная герцогиня
Шрифт:
«А хватит ли у меня сил подняться?» — испугался лорд, осознав, что за месяц значительно ослаб. Но лезть было недалеко, ведь камера находилась на последнем — втором этаже, а окно — под самым потолком.
Ойвинд вскарабкался быстро и чуть посвистел. Альдо пролез в оконный проём, схватил непослушную верёвку, подтянулся, стиснул её ногами и пополз. Мускулы заныли, ладони вспотели и соскальзывали.
— Альдо, — негромко крикнул Ойвинд, — хватайся крепче. Мы тебя подтянем.
Южный лорд стиснул зубы от унижения. Месяц назад он легко бы вскарабкался на такую смешную высоту, но… ослаб.
Они действительно
— Обвяжись, — прошипел незнакомец. — Можешь сорваться с крыши.
Альдо последовал совету, не став спорить. Да и ладно! Он быстро вернёт себе прежнюю форму. Пригибаясь, заговорщики поднялись вверх по кровле. Тюрьма оказалась квадратной, и окна камер обоих лордов выходили в маленький внутренний дворик, поэтому надо было перебраться на другую сторону крыши. Лил дождь, и Альдо казалось, что он вот-вот поскользнётся и скатится по скользкому скату вниз.
Дойдя до угла, парнишка остановился, скинул вниз край верёвки, зашёл за трубу, создавая опору.
— Спускайтесь.
Лорды не стали спорить или переспрашивать, сначала вниз скользнул гибкий Ойвинд, за ним — Альдо. Верёвки до конца не хватило, пришлось прыгать. Рандвальд сильно ударился пятками и закусил губу, чтобы не выругаться от резкой боли.
Пару минут спустя, достаточных, чтобы смотать верёвку и спуститься к самому краю крыши, к ним спрыгнул и спаситель. Альдо изумлённо уставился на него. Ничего себе! С такой высоты и… без всего? Незнакомец приземлился легко и по-кошачьи мягко вскочил.
— Уходим.
Они бросились по кривой улочке, и Альдо захотелось орать и смеяться. Как всё просто! Почему же раньше никто не помог? Почему?!
Он был рад и ночной прохладе, и дождю. И лошадям, которых держал в поводу слуга.
Лошади…
Даже если погибнуть при попытке прорваться во дворец, оно того стоило. Ещё раз сжать ногами могучие бока скакуна, прогрохотать подковами по брусчатке… Да, определённо, за это можно отдать жизнь.
Альдо наслаждался встречным ветром в лицо. Он и забыл, что так бывает, почти разуверился, что скачки, ветер, свобода действительно были в его жизни, а не приснились во сне.
Словно три вихря, всадники пронеслись по тёмным кривым улицам, выехали на набережную щитов, промчались мимо притихших особняков и, наконец, покинули пределы города. На перекрёстке Ойвинд осадил коня. Альдо последовал его примеру. Дождь усиливался, теперь к нему добавился ещё и ветер.
— Альдо… С Ульваром надо кончать или сейчас, или никогда. Пока наш побег не обнаружили.
— Нам нужно оружие, — сипло возразил Южный лорд. — И юдард знает, где Уль сегодня ночует. Он же постоянно меняет место ночёвки.
— В зелёной спальне, — отозвался их молчаливый спутник, замерший рядом с ними.
Альдо невольно подумал, что в его фигуре есть нечто до крайности зловещее. Уж слишком пластичны и скупы движения… Пантера, подкрадывающаяся к добыче.
— Оружие? — коротко уточнил у него Ойвинд.
— В беседке трёх граций.
— А Яр когда к нам присоединится? — уточнил Альдо.
Ойвинд хмыкнул, тряхнул головой.
— Ему нельзя. Если вдруг всё сорвётся,
если кто-то посторонний увидит убийство короля, как убийца сможет стать королём? Если после смерти Уля нас схватят, Яр сможет нас помиловать, но если убийцей будет он сам… Кто помилует его?— А Лэйда?
— А тебе в этом деле очень нужна баба? — засмеялся Шёлковый лорд.
Альдо насупился.
— Лэйда — не баба. Не говори так о ней. Она мне как родная сестра…
— Лэйда хороша, — согласился Ойвинд. — Не в моём вкусе, ну так мне на ней и не жениться. Я знаю, она бы справилась с Улем, но… брат, давай всё же не будем в мужские дела вмешивать женщин? Делов-то: пройти в спальню, убить однорукого парня. Нас двое, он — один. Ты всерьёз думаешь, что не справимся?
— Трое, — тихо заметил незнакомец.
— Тем более.
— Лари бы сказала, что это бесчестно: втроём на одного…
— Да, и была бы права, Альдо. Ну а какой выход? Короля на поединок не вызовешь. Наше милосердие — его лёгкая и быстрая смерть. Или ты колеблешься?
Альдо вспомнил смеющиеся зелёные глаза Эйдис. Коротко рыкнул:
— Нет. Он — мой. Собаке — собачья смерть.
Кони заржали и рванули вперёд.
Ильдика прижалась к обнажённому телу мужа, зарывшись в его плечо пылающим лицом. Она чувствовала себя девочкой, впервые столкнувшейся с жизнью, и в то же время — женщиной, прекрасной и желанной. И всё то, что между ними происходило… Как такое вообще возможно?
Уль целовал её везде. Просто везде… Нежную кожу внутренней стороны бёдер, рядом с коленками, и выше, выше… А Ильдика позволяла ему делать всё, чего тот хотел. Больше того: она хотела, чтобы он это делал, стонала, выгибалась и рыдала в его руках, как музыкальный инструмент, совершенно забыв, что там, за дверями, аристократы, возможно, слышат её полустоны-полукрики.
— Пожалуйста-пожалуйста, — шептала, не понимая, о чём просит: отпустить её или продолжать пытать.
Это было что-то совсем иное чем то, о чём рассказывали принцессе старшие дамы, когда подробно объясняли, что её ждёт в браке. И сейчас, совершенно потрясённая, растерзанная, вывернутая и собранная вновь, Ильдика чувствовала себя зановорождённой.
— Так же нельзя, — пробормотала, стыдясь посмотреть на него.
А ведь ещё несколько минут совсем ничего не стыдилась.
— Почему? — насмешливо уточнил король.
Муж. Теперь — её муж. От этой мысли сладко ныло сердце.
— То, что ты делал… мы делали… богиня бы не одобрила…
— Уверен, богиня не станет подглядывать в нашу спальню, — фыркнул Ульвар, прервав смущённый, жалкий лепет жены. — А если станет, значит, не такая уж она и целомудренная, не находишь?
Ильдика приподнялась на локте и посмотрела на него.
«Он рычит — вдруг вспомнила она. — Как волк». Но в ту минуту, когда Ульвар зарычал, это её совершенно не смутило, скорее наоборот: пламя страсти вспыхнуло лишь сильнее. А ведь и имя его переводится «волк войны». И любовь — тоже война?
— Ильдика, — мягко сказал Ульвар, вскочив с кровати, — то, что происходит в постели между двумя касается только их двоих. Тебе было хорошо?
— Да.
— Остальное — неважно. Выбрось всю дурь, которую тебе двадцать лет вбивали в голову. И я — последний человек, которого тебе нужно стесняться.