Серебряная герцогиня

— Суд! Суд! Смерть!

Конь под Джайри хрипел, пробиваясь сквозь плотную стену людей. «Я должна остановить это! Должна!»

— Уль! — крикнула она, но король её не услышал: толпа шумела, а голос у Серебряной герцогини всегда был тихий.

— Без страха и оглядки, без корысти и не из побуждений мести судите лорды. Да будет суд ваш правым и верным, — провозгласил Ульвар. — Я устраняюсь от суда. Обиженный, я не требую расплаты за обиду. Имеющий власть судить по своему произволу, я отстраняю себя от суда и передаю власть вам, лорды. Как приговорите, так и будет. По слову вашему да исполнится.

«Нет! Нет, Уль, что ты делаешь?!» — Джайри задохнулась от ужаса. Разве кто-то из лордов осмелится сейчас выступить против желания толпы? Окружённый её плотной ненавистью? Это мог сделать один лишь король…

Вперёд вышел перепуганный человек в мантии, под которой виднелись кальсоны — городской глава. Зачитал обвинения. Король молча выслушал, а затем загремел голосом на всю площадь:

— Твоё слово, лорд Рандвальд. Говори, если тебе есть, что сказать.

— Ты — мерзавец, Уль! — заорал Альдо.

Толпа засвистела, завопила, и остаток речи преступника утонул в ярости народного гнева. Снова полетели камни, и четвёрка лучников окружила несчастного, заслоняя его своими телами.

— Дети! — повысил голос король. — Довольно! Суд лордов. Да судят лорды. Равные — равного.

И толпа послушалась, стихла, недовольно ворча. Вперёд шагнул один из лордов.

— Я, лорд Айсмуд, вассал короля и герцога Нэйоса, хранителя Шёлкового щита, властью данной мне моим королём, рассуждаю, сужу и приговариваю: лорд Рандвальд, наследник Юга, виновен в богинемерзком преступлении. Достоин смерти.

Джайри ударила каблуками в тяжело опадающие бока коня.

«Уль, пожалуйста, останови это!» — кричало сердце.

* * *

Ларан улыбался. Только это была совсем не весёлая улыбка. Рядом с ним стояла хмурая дочь.

— Ю, — устало заметил хранитель чаек, — теперь ты понимаешь мою детскую трусость? Мы с тобой — заложники своего положения. Мы не выбирали и не желали нашего бремени.

Ювина тихо рассмеялась.

— Ты — мальчишка, Лари. Ты снова мальчишка… Но кем бы ты тогда стал, если бы не вернулся на Солёные острова?

— Бродягой. Тем, кем был всегда.

Надо же! А она и забыла, каким он был невысоким — ниже её. Ершистый, словно весенний воробей.

— Знаешь, мне всегда казалось, что принц Ульвар похож на тебя. А сейчас я поняла: нет. Ты смеялся, а он — злился. Ты был добрым мальчиком, Ларан, хотя твои шутки иногда были злыми.

— Я и сейчас — добрый мальчик, Ю, — он улыбнулся своей некрасивой улыбкой — от уха до уха.

— Ты пришёл за мной? Я умру?

— Это не так страшно, Ю. Совсем не так.

— Но я боюсь.

Лари протянул ей худую мальчишескую руку, поцарапанную, в синяках и ссадинах. Снова усмехнулся:

— Я с тобой. Не бойся. Я знал, что тебе будет страшно. Поэтому пришёл сам.

— Ты всегда умел втравить меня во всякие неприятности, — заметила Ювина, покачав головой.

Мальчишка пожал плечами:

— Но было весело, разве нет?

* * *

Толпа заревела, предвкушая зрелище. Лорды, испуганные перед лицом стихии, постарались: казнь должна была стать ужасной. Расчленить, рассечь грудь, разрубить на глазах Альдо его сердце…

Джайри с ужасом всматривалась в фигуру короля. Она не видела выражения его лица — было ещё далеко, но Ульвар казался высеченной конной статуей. А вот бледное, но гордое лицо друга детства девушка видела. Услышав, на что он обречён, Альдо побелел, но не склонил головы. Только губы его дрожали.

— Милости! — закричала Джайри, как могла пронзительней — высокий голос лучше слышен. — Королевской милости.

Во всё сжимающийся из-за давления толпы овал шагнул палач. И новый рёв потряс город. Все неурожаи, все болезни, тяжкий, почти рабский труд, холод и голод жаждали найти виновного, а, обретя его, стремились утолить свою обиду.

— Король принимает суд своих лордов, — провозгласил Ульвар. — Король склоняет голову, как один из вас…

— А-а-а-а! — в экстазе заорала чернь.

Монарх подождал и продолжил:

— Однако ваш король справедлив, но милостив. Дети мои, я не желаю никому зла. Я хочу милости, и я творю её. Рандвальд, сын Юга, ты слышал приговор. Но небесная богиня учит нас, что милосердие выше справедливости.

Джайри замерла, сглотнув. Голова её кружилась от эмоций.

— Я милую тебя. Ты умрёшь лёгкой смертью. Тебе лишь отсекут голову мечом. Во имя любви и милосердия. И прежних заслуг твоего рода перед троном.

«Что? — Джайри не поняла, не могла понять его слов. — Ты его помиловал… но…Но как же…»

— Да здравствует милосердие короля! Славься, король Ульвар!

Девушка схватилась за голову, силясь понять, но разум отказывался. И, лишь увидев, как белый и прямой Альдо преклонил колени, а палач занёс над ним широкий длинный меч, она всё поняла.

— У-уль! Нет!

Голос сорвался, словно шёлковая нить, но Ульвар услышал, обернулся и увидел её. Голубые глаза расширились от испуга, и король бросил коня к ней, но дальнейшего девушка не увидела. Мир потемнел, поводья выпали из её рук, и она стала падать-падать-падать в бездонную темноту.

Глава 23 Влюбленный рыцарь

Море покачивалось, лаская и убаюкивая. Кричали чайки, и солёный ветер надувал голубые паруса. Джайри лежала на палубе, пахнувшей влажными досками, и смотрела в бескрайнее небо. «Подумать только, — думала она, жмурясь на солнце, — я могла бы стать Морской герцогиней и водить корабли… Если бы родилась на несколько минут раньше».

И ей стало смешно.

— Ничего подобного, — хмуро возразила Лэйда. — Ты не смогла бы водить корабли. Ты не смогла бы справляться с чайками.

Джайри перевернулась на живот, приподнялась на локте и взглянула на вечно сердитую сестру. Зло-радостную.

— Ты права. Я больше люблю сушу. И мне по душе мои люди. Литература, искусство, торговля… Знаешь, однажды я заблудилась и очень проголодалась, гуляя по городу. И меня накормил гончар. Это была обычная каша, но очень вкусная. А потом он показал мне, как лепить чашу на гончарном круге. Это очень интересно видеть, как нечто бесформенное и безобразное в твоих руках обретает форму и красоту.