Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

К этому Чарльз не был готов. Грирсон и Дункан с тревогой смотрели на него.

– Ну… я демократ, сэр.

– Демократ, – улыбнулся Хоффман. – Разумеется. Каждый нераскаявшийся бунтовщик называет себя демократом. Каждый, кто убивал пленных Союза в тюрьмах, называет себя демократом. Каждый предатель, который делал взрывчатку, чтобы уничтожать северные города, или изобретал адские схемы, чтобы заражать эти города желтой лихорадкой, теперь просто демократ.

– Генерал, как я вижу, очень хорошо знаком с предвыборной речью губернатора Индианы Мортона, – слегка развеселившись, сказал Колтер. – Но речь, которую вы процитировали, была предназначена для гражданских лиц, сэр. Какое отношение она имеет к этому слушанию?

Пойманный на плагиате, Хоффман сердито засопел.

– Никакого, – вмешался Хэнкок. – Я, например, считаю, что мистер Август с нами вполне откровенен. Ни для кого не секрет, что сейчас в армии Соединенных Штатов служат сотни конфедератов под чужими именами. – Дункан чуть шевельнулся, и деревянный стул под ним скрипнул; Грирсон с интересом рассматривал потолок. – Поэтому я хочу спросить его о военном опыте до войны. В записях я ничего такого не вижу.

Чарльз почувствовал, как сдавило горло. Может, уже и пот на лбу выступил? Выдает ли яркий солнечный свет его обман? Полковник Грирсон перенес свое пристальное внимание на до блеска начищенные сапоги. Хэнкок нахмурился:

– Мистер Август, мы ценим наше время. Отвечайте прямо, пожалуйста. Где вы служили до войны?

Чарльз счел, что два убийства перевесят еще одну ложь, и быстро сказал:

– Я не служил, сэр.

Это продолжалось полчаса, прерываясь то гневным замечанием Крага, то вопросом от Хоффмана, который быстро перешел к республиканскому ханжеству. Когда Хэнкок наконец отпустил его, Чарльз уже взмок и от усталости едва волочил ноги. Вместе с Дунканом и Грирсоном они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

– Они вас одобрят, – предсказал Грирсон.

– Нет. Я все испортил.

– Совсем наоборот. Вы отлично держались. Но должен сказать вам то, что уже говорил Джеку. Если вас все-таки раскроют, я не смогу вам помочь. Это скомпрометирует полк, а он для меня на первом месте. При любых других обстоятельствах вы можете рассчитывать на меня.

– Спасибо, полковник. Не думаю, что вам придется беспокоиться о…

Дверь зала для заседаний открылась. Вышел Айк Барнс:

– Три против двух за ваше назначение. При условии, что военное министерство одобрит помилование. – Просияв, Барнс вскинул руку. – Добро пожаловать в Десятый, мистер Август!

Чарльз пересек Миссури на пароме и дальше поехал в Сент-Луис верхом – не спеша, наслаждаясь прохладным воздухом и ярким разноцветьем осенней листвы. Календарь не позволил Уилле сделать их встречу еще более приятной, и они просто спали в объятиях друг друга в ее номере отеля «Нью-Плантерс-Хаус».

Когда настало утро, они целовались и шептали друг другу нежные слова. Прежде чем одеться, Чарльз намылил лицо, чтобы соскоблить вчерашнюю щетину, и, орудуя бритвой, что-то насвистывал.

– Какая прелесть, – сказала Уилла, сидя за туалетным столиком. – Что за мелодия?

– Эта? – Чарльз просвистел пять нот. – Просто пришло в голову, еще в прошлом году. Когда я думаю о Монт-Роял, обо всем, что любил до войны, я слышу эту мелодию.

– В театре есть пианино. Ты мне напоешь еще раз, когда мы придем туда? Хочу записать ноты для тебя.

– Конечно, почему нет.

Так она и сделала.

– Это моя песенка? – спросил Чарльз, недоуменно глядя на нотные значки, не имевшие для него никакого смысла. – (Уилла кивнула.) – Ну, если ты так говоришь… Сохраню на память. – Он аккуратно сложил листок. – Может быть, я смогу наконец перестать думать о прошлом. Ведь я нашел кое-что получше. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб; она закрыла глаза и взяла его за руку.

Пока Уилла пару часов занималась делами театра, Чарльз прогулялся по шумным улицам. Сегодня он совсем не тревожился из-за растущей привязанности между ними, потому что был слишком поглощен своим неожиданным назначением. Уилла разделяла его радость до тех пор, пока позже, когда они гуляли по набережной, он не признался ей, почему решил вернуться в армию именно теперь. Опустив самые ужасные подробности, он рассказал ей о гибели Торговой компании Джексона и о той ненависти к индейцам, которая пробудилась в нем.

Его признание больно резануло ее, но она не подала виду, поставив свои чувства к Чарльзу выше своих убеждений. Насколько она могла припомнить, такое с ней случилось впервые в жизни.

Вечером, уже в номере, она показала ему то, что назвала своим призом. Это была большая фотография в рамке, сделанная год назад, где она сидела на бархатном диванчике, а он стоял рядом, положив ей руку на плечо. Чарльз рассмеялся и сказал, что они похожи на восковые фигуры. Она шлепнула его и заявила, что в отместку закажет копию снимка и для него. На это он ответил, что будет очень рад иметь такую фотографию, причем почти не лукавил.

За завтраком Чарльз узнал о ней еще кое-что. Оказалось, что Уилла родилась двадцать пятого декабря.

– Легко запомнить, но трудно пригласить кого-то отпраздновать, – сказала она. – В такой день всем не до того. Я, кстати, никудышная повариха, но умею готовить простой тортик с сахарной глазурью. Много лет мне даже самой приходилось покупать свечи.

Он засмеялся.

Чарльз задержался в Сент-Луисе еще на три дня и каждый вечер приходил в театр. Потом Дункан вызвал его в гарнизон телеграммой. Прошение о помиловании было удовлетворено.

Когда они прощались, Уилла расплакалась. Сказала, что скоро они с Сэмом отправятся на гастроли и она его обязательно найдет. И тогда уж будет любить его как следует, чего не могла сделать в этот раз. В обратный путь Чарльз скакал в прекрасном настроении.

Когда Уилла шла от отеля к театру, начался легкий дождик. Она была так поглощена мыслями о Чарльзе, что едва не забыла раскрыть зонт.

Иногда ей казалось, что она знает о нем очень много, а иногда – что почти ничего. Она почувствовала в нем холодный гнев, совсем не похожий на его прошлогодние терзания, вызванные прошедшей войной. Теперь у Чарльза появился враг. Именно поэтому она не стала ему рассказывать, что в Сент-Луисе открылось местное отделение Общества дружбы с индейцами.

В него вошли шесть человек: супружеская пара квакеров, проповедник юнионистской церкви, пожилая директриса частной школы, в которой учились дети богатых немецких коммерсантов, стареющий инженю Тим Трублад и она сама. Чарльзу наверняка не понравилось бы, что они уже отправили петиции в конгресс и министерство внутренних ресурсов.

Придя в театр, Уилла обнаружила, что сцена пуста, хотя откуда-то доносился голос Сэма. Девушка закрыла зонтик и положила его на стол суфлера. Из-за декорации тут же выскочил сценариус: