Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

Последовало довольно долгое молчание. Грирсон смотрел на Чарльза. А потом вдруг между его пышными усами и роскошной бородой сверкнула улыбка.

– Хороший ответ. Ответ настоящего солдата. Я принимаю его. Люди в Десятом должны цениться по заслугам, и никак иначе.

– Да, сэр, – сказал Чарльз, чувствуя, однако, легкую неуверенность.

Он так торопился с ответом, потому что хотел поступить в полк, любой, а здесь очень нуждались в офицерах. Но он сильно сомневался, что сможет сделать из негров, набранных в больших городах, хороших солдат; те же сомнения одолевали его и в казармах Джефферсона, только уже насчет белых бродяг, которых он там обнаружил. Возможно, такая предвзятость была результатом учебы в Вест-Пойнте, но отрицать ее он не мог.

– Мистер Мэйн, – Грирсон наклонился вперед, – я презираю лжецов и мошенников, но сам становлюсь одним из них. Вам тоже придется солгать, когда вы предстанете перед специальной комиссией. По крайней мере один из ее членов, капитан Краг, будет очень пристрастен. Он ненавидит всех, кто носил серые мундиры Конфедерации. Его младший брат умер в лагере Андерсонвилль.

Чарльз кивнул, запоминая имя.

– Так. Теперь подробности. – Грирсон обмакнул перо в чернила. – Вы уже подавали прошение о помиловании?

– Письмо будет написано сегодня.

– Мне известно, что вы меняли фамилию, чтобы попасть в казармы Джефферсона. Какое имя попробуем на этот раз?

– Я подумал, что это должно быть что-то знакомое, чтобы я мог откликаться естественно. Чарльз Август. Имя Август связано с моей семьей.

– Август. Хорошо. – Перо заскрипело по бумаге. – До какого чина вы дослужились в разведке Хэмптона?

– Майор.

Грирсон записал: «Без чина. Нерегулярные части (разведчик)».

– Будет лучше всего, если мы с вами вообще забудем, что вы когда-то переступали порог Вест-Пойнта. Как по-вашему, многие выпускники Академии могут вас узнать?

– Полагаю, любой, кто учился одновременно со мной. Именно так меня разоблачили в казармах Джефферсона.

– И кто вас узнал?

– Капитан Венейбл.

– Гарри Венейбл? Знаю его. Блестящий кавалерист, но высокомерный маленький мерзавец. Ладно, насчет встречи с бывшими соучениками придется положиться на удачу. Следующий пункт. Мои офицеры должны иметь два года боевого опыта.

– Я имею. Во Втором кавалерийском в Техасе.

– Это было до того, как вы перешли на другую сторону, – сухо возразил Грирсон. – Давайте о Техасе тоже не упоминать. Это может заставить кого-нибудь вспомнить об Академии.

Чарльз увидел, как перо вывело на бумаге: «Опыт: 4 года, добровольч.».

Они проговорили еще с час. К концу беседы Грирсон много узнал и о личной жизни Чарльза. Об Орри, заменившем ему отца; о преследовании Елканы Бента; об ужасном потрясении под Шарпсбергом; о потере Августы Барклай и отчаянных поисках их сына. Наконец Грирсон отодвинул в сторону лист и пожал Чарльзу руку. Этот жест показался Чарльзу скорее официальным, чем дружеским. Полковник пока еще не вынес своего суждения.

– Мой адъютант объяснит вам, как подготовить письменное задание. Вряд ли у вас возникнут трудности с этим. А вот комиссия – другое дело. – Грирсон проводил Чарльза до двери, поглаживая бороду. – Да, и сделайте что-нибудь со своей внешностью. Она говорит не в вашу пользу. Или подстригите бороду, или вовсе сбрейте.

– Да, сэр. – По старой вест-пойнтовской привычке Чарльз сделал упор на второе слово, а потом лихо отсалютовал правой рукой, как настоящий кадет.

Грирсон махнул рукой в ответ и отпустил его.

Когда дверь закрылась, Грирсон снова сел за стол, пару мгновений смотрел на портрет в рамке, а потом начал писать письмо.

Дорогая Алиса!

Похоже, сегодня я наконец нашел нужного человека. Бывший бунтовщик, который жаждет расправиться со своими врагами. Если мне удастся провести его через комиссию и обуздать его грозные порывы, полк немало выиграет от такого приобретения, потому что я еще не встречал ни одного кадрового офицера, которым бы не владели какие-нибудь темные демоны…

Чарльз смотрел на свое намыленное лицо в карманном зеркале, которое ему одолжил Дункан. Он не брился уже много месяцев и теперь нещадно резал длинную густую бороду бритвой Дункана, которую он как следует наточил.

С беспечной торопливостью орудуя бритвой, он думал о предостережении Грирсона насчет специальной комиссии. Лезвие царапало кожу. Клочья бороды падали вокруг таза. В зеркале появлялось новое, почти незнакомое лицо. На нем было больше морщин. Больше отметин, оставленных временем.

– Черт!..

Он схватил полотенце и прижал к кровоточащей царапине. Когда кровь остановилась, он отшвырнул полотенце и принялся за вторую половину лица. Думая о Деревянной Ноге, Малыше и Фениморе, он во второй раз сильно порезался, но почти не почувствовал этого.

И вообще, взаимоотношения англосаксонской расы с более низкими расами по всему миру – самая неприятная тема для размышлений. Касается ли это индусов, австралийцев или ямайцев, или, уже на нашем континенте, калифорнийских китайцев, негров или индейцев, общая привычка и тенденция этой «имперской расы» – подавлять слабых… Обращение этой нации с индейцами представляет собой одну из самых позорных глав в современной истории. Сначала мы выгнали их с их собственных земель, потом заставили страдать от привезенных нами болезней и развращать на свой лад, заражая собственными пороками. Их упорно оттесняют назад, в край бизонов, а теперь даже в диких горах, окружающих те районы, старатели уничтожают зайцев и нарушают покой этих мест, из-за чего индейцы не могут охотиться…

Редакционная статья в «Нью-Йорк таймс»

Глава 25

Дункан передал прошение о помиловании Диллсу по телеграфу и сразу перевел деньги в один из вашингтонских банков. Также он отправил генералу Шерману в штаб округа тщательно составленное письмо, в котором подчеркивал острую нужду Грирсона в опытных офицерах и всячески превозносил выдающиеся способности Чарльза Августа. Любопытно, думал Чарльз, что бы сказал Шерман, узнай он, что Август – не кто иной, как тот неопрятный торговец, с которым он встретился в прерии.

Чарльз снял комнату в Ливенворт-Сити, но каждый день возвращался в гарнизон, чтобы заново подружиться с малышом Гусом. В декабре мальчику должно было исполниться два года. Он уже вовсю ходил, произносил простые предложения и все еще держался с опаской в присутствии высокого, худого человека, который гулял с ним и называл себя его папой.

Морин обычно гуляла вместе с ними. Она по-прежнему не считала Чарльза хорошим отцом – да и разве можно ожидать чего-то другого от мужчины, – но теперь, после возвращения, он уже успел продемонстрировать ей и другую неприятную сторону своей натуры. В один ясный солнечный день, когда они втроем возвращались с прогулки вдоль реки, это проявилось снова. Чарльз и малыш Гус шли, взявшись за руки, маршируя, как солдаты. Мальчику нравились парады и вечерние построения в Ливенворте, и он с удовольствием изображал их. Чарльз был рад угодить сыну. Они быстро шли по тропе впереди экономки Дункана.