Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Деньги я дам, – продолжил Дункан. – И одного хорошего посредника я тоже знаю. Адвокат из Вашингтона, Диллс. Он лично носит прошения в комиссию по помилованию при министерстве юстиции и президенту. – Он помолчал. – Но у меня все же есть сомнения, Чарльз. Ты отличный солдат. Но причина, по которой ты хочешь вернуться, неприемлема.
– Когда я смогу встретиться с Грирсоном?
– Думаю, завтра… – Дункан откашлялся, а потом потянул носом, откровенно давая понять, что он имеет в виду. – После того, как отмоешься.
Вдали громыхал гром. Чарльз улыбнулся. Его улыбка напомнила Дункану гримасу оголенного черепа.
Временный штаб Десятого кавалерийского полка размещался на восточной
– Айк, могу я увидеть его?
– Думаю, да, генерал Дункан. – Капитан постучал в дверь и шагнул во внутренний кабинет.
Кивнув в сторону закрывшейся двери, Дункан тихо сказал Чарльзу:
– Айк служил в регулярных частях двадцать лет. Крепкий орешек. В шестьдесят четвертом возле Мансфилда помог убрать с путей товарный поезд, который мешал армии Ната Бэнкса отступать, когда ее погнал Дик Тейлор. Был награжден. Через пару месяцев сражался вместе с Э. Дж. Смитом, когда старина Смитти разбил Форреста у Тупело. За этот бой получил повышение.
Капитан вернулся, оставив дверь открытой.
– Это мой зять, Чарльз, – сказал Дункан; они уже договорились, что изменят только фамилию. – Капитан Айзек Ньютон Барнс, полковой адъютант.
– Исполняющий обязанности адъютанта, – поправил его Барнс.
– Рад знакомству, сэр, – произнес Чарльз, когда Дункан вошел в кабинет, закрыв за собой дверь.
Адъютантам всегда следовало выказывать уважение, как правило, они обладали большей властью, чем старший командир.
Айк Барнс нахмурился, глядя на кипу приказов, папок и рапортов на своем столе. Стоя боком, он напоминал букву S – круглые плечи, впалая спина, заметный животик. Его правый глаз слегка косил.
– Ненавижу эту работу, – наконец сказал он, садясь за стол. – Я кавалерист, а не писарь. Вернусь в строй сразу же, как только полковник найдет какого-нибудь болвана, чтобы эти проклятые бумажки перебирать.
В приемную ворвался запыхавшийся сержант:
– Капитан! Там на пристани пароход пришел, на нем двое цветных. Ваших.
– Черт бы вас побрал, сержант, надо было заранее предупредить! Полковник не потерпит, чтобы ему подсовывали незнамо кого, как во время войны! Это вам не Десятый цветной, это Десятый кавалерийский!.. Извините меня! – рявкнул он в сторону Чарльза, уходя за сержантом; его внушительный живот словно двигался сам по себе, как почетный караул.
Чарльз невольно улыбнулся.
Дункан вышел через десять минут.
– Он заинтересовался. На этот раз скажи правду, а дальше видно будет. – Он хлопнул Чарльза по плечу. – Удачи!
Генерал направился к выходу, а Чарльз вошел во внутренний кабинет. Когда он переступал порог, в его голове вдруг возник образ человека, шагающего в пропасть, как говорил Дункан.
У полковника Бенджамина Ф. Грирсона была густая широкая борода и крупный нос, придававший ему пиратский вид, усиленный шрамом на лице. Пригласив Чарльза сесть, он положил на стол чистый лист бумаги, рядом с маленьким амбротипом в золоченой рамке. Чарльз предположил, что женщина на портрете – жена Грирсона.
– Буду откровенен, мистер Мэйн, ваше желание вступить в Десятый сопряжено со множеством трудностей. Прежде чем мы перейдем к ним, я хотел бы знать, почему вы здесь. Джек ведь говорил вам, что десятки опытных офицеров этой армии наотрез отказываются служить в «черных» полках?
– Говорил, сэр. Я здесь потому, что я солдат и ничего другого не умею. Южные шайенны пару месяцев назад убили моего партнера и его племянника…
– Да, Джек сказал. Сочувствую вам.
– Спасибо.
Я хочу отплатить за то, что сделали шайенны…– Только не в моем полку, сэр, – ответил Грирсон с оттенком досады. – Десятый будет не определять политику, а лишь проводить ее. Наша задача, изложенная генералом Шерманом, – поддерживать военное присутствие на Равнинах. Это лишь функция защиты. Мы должны охранять поселенцев, пути их продвижения, железные дороги. Мы не станем нападать, если не нападут на нас.
– Сэр, мне жаль, если я сказал…
– Выслушайте меня, сэр. Для того чтобы мы могли осуществлять свою миссию, мы прежде всего должны научить этих людей ходить строем, ездить верхом, стрелять и соблюдать воинскую дисциплину. Я говорю о неграмотных людях, мистер Мэйн, которые в своих городах работали привратниками, официантами, кучерами. О чернокожих, у которых никогда прежде не было шанса пробиться наверх, сделать хоть какую-то достойную карьеру. Я всерьез намерен превратить этих людей в отличных солдат, которыми мог бы гордиться любой командир. Я добьюсь этого теми же средствами, что помогали мне учить детей музыке в Иллинойсе. Строжайшая дисциплина и постоянная, неустанная тренировка. За это и будут отвечать мои офицеры. У них не останется времени на личные вендетты.
– Прошу прощения за свои слова, сэр. Я понял, о чем вы говорите.
– Вот и хорошо, – кивнул Грирсон. – В противном случае я зря потратил на вас время. – Задумчиво посмотрев на Чарльза, он добавил: – Нет, это нечестно. Я решил побеседовать с вами исключительно по собственному желанию, но продиктовано оно крайней необходимостью, о которой я уже упоминал. Я еще должен признаться, что с некоторой неохотой соглашаюсь взять на службу южанина.
Последние слова вызвали у Чарльза раздражение, но он промолчал.
– Видите ли, мистер Мэйн, у меня особый взгляд на эту страну. Его явно не разделяют тысячи полковников и генералов, не говоря уже о гораздо более низших чинах. Я искренне верю в слова из декларации мистера Джефферсона о том, что все люди созданы равными. Пусть у них разный ум, внешность и окружение, но возможности, несомненно, должны быть у всех одинаковыми. Я верю, что осознанно или нет, но мы вели войну именно за то, чтобы все это относилось и к черной расе тоже. Я прекрасно понимаю, что эта идея непопулярна. Многие из моих знакомых офицеров обвиняют меня в том, что я хочу «принизить их до ниггеров», как они выражаются. Пусть так. Но я считаю, что в этом новом полку прежде всего должно главенствовать именно такое убеждение. Если мы не сможем создать такой полк, то и вся армия никуда не годится, и вся Америка, и вообще ничего. Поэтому мои офицеры должны быть готовы защищать своих людей от враждебности и предубеждений остальной армии. – Грирсон помолчал, всматриваясь в Чарльза. – Вы из Южной Каролины, – наконец заговорил он снова. – Для меня это не будет иметь никакого значения, если только вы сможете жить по моим правилам. Если же нет, вы мне не подходите.
– Я смогу, сэр, – напряженно произнес Чарльз, боясь, что ему сейчас откажут.
– Вы сможете честно и справедливо обращаться с чернокожими солдатами?
– Я дружил с черными на плантации, когда был подростком.
Снова неверная тактика. Грирсон взмахнул рукой с горькой усмешкой на лице:
– Это были несвободные люди, мистер Мэйн. Рабы. Здесь их нет.
– Позвольте объяснить, сэр. – Голос Чарльза стал немного жестче. – Нет, я не смогу ладить со всеми без исключения. – Грирсон хотел что-то сказать, но Чарльз быстро продолжил: – Как не мог ладить со всеми белыми в легионе Уэйда Хэмптона или во Втором кавалерийском в Техасе. Везде и всегда найдутся свои идиоты и пройдохи. Я всегда предупреждал таких людей, но только один раз. Если они продолжали, сажал под арест. Если и это не помогало, выгонял. Точно так же я буду поступать и в Десятом. – Он посмотрел Грирсону прямо в глаза. – Как и подобает кадровому офицеру.