Сгинь!

Как бы не вместе.

Игорь поел солянку. Та оказалась вкусной, наваристой, жирной.

Многое могло случиться после: душевные разговоры на кухне до ночи, и два одиночества обрели бы друг друга. Или стал бы Игорь каждый день приходить к Светлане, изучать ее кулинарные способности, затем привыкнуть, расслабиться, раскрыться, после стали бы они жить вместе долго и, возможно, счастливо. А мог бы просто случиться секс, и два одиночества обрели бы друг друга, но ненадолго. Минуты на три.

Секс, кстати, мог бы случаться неоднократно, но без какого-либо душевного сближения.

Но ничего. Совсем ничего из этого.

Игорь поел солянку, встал и ушел. Светлана не пыталась его задержать. Ей было неинтересно, почему этот суровый и грустный мужчина просто поел, не попрощался и свалил.

Значит, так надо – решила Светлана.

И дальше хлебала солянку и другие харчи в одиночестве, потому что больше ни с кем не сталкивалась, хотя по-прежнему ходила, уставившись на носки своих серых туфель.

Почему человек без семьи, пары, дружеских привязанностей считается одиночкой? Ежедневно мы сталкиваемся с десятками людей на улицах, в магазинах, автобусах, у подъездов, в лифтах. И этого может быть достаточно для того, чтобы понимать – в этом мире я не один, вон нас сколько тут бродит.

Можно держаться особняком: не заходить в переполненные вагоны метро, не улыбаться кассирам в супермаркетах и вообще пользоваться кассами самообслуживания, с аптекарями говорить только по существу – анальгин, две пачки пластырей, зодак, не отвечать на вопросы навязчивых прохожих, которые ищут такую-то улицу или такой-то дом.

Приходить в квартиру, в которой тебя никто не ждет, кроме равнодушного пыльного коврика у двери. Самому никого не ждать. И так день за днем. Ночь за ночью.

Когда так, одиночество ли? Полное ли? Ведь ты все равно поговорил с этим чертовым аптекарем.

Игорь большую часть жизни прожил с бабкой. И новое «дома никто не ждет» его не беспокоило. В конце концов, всегда можно кошку завести. Или канарейку. Но зачем? В тишину квартиры тоже приятно ступать.

* * *

Был еще один человек, «постучавший по Игоревой броне».

Валерик.

Он так и представился:

– Валерик.

Это был бородатый мужчина шестидесяти лет. Человека в этом возрасте представляешь Валерием Александровичем, не меньше. Почтительно называешь – Вы. Но Валерик был именно Валериком – не больше того. Черные суетливые глаза, морщинки лишь мимические. Волосы темные, что смола, ни намека на седину или лысину. Уши Валерика при разговоре смешно подергивались, точно поддакивали. И даже борода сама по себе шевелилась, даже если Валерик молчал.

Родом он был из Вологды, но, вопреки расхожему мнению, не окал и вообще никаких речевых особенностей не имел.

Называть Валерика Валериком было как-то неловко, что ли.

Сошлись они довольно просто. Без столкновений.

Игорь зашел в магазин «Охотник» за новыми штанами и курткой. Такими камуфляжными, их можно купить где угодно, но в магазинах вроде «Охота и Рыбалка», «Рыболов», «Сплав» одежда намного крепче, чем, например, на рынке. Невероятно практичная. Идеальная для Игоря, что работал то грузчиком, то курьером, то еще каким-нибудь принеси-подай.

Магазин «Охотник» мог снарядить пару тысяч охотников. Все здесь было сделано с любовью к предстоящим убийствам животных. В стеклянной витрине – манки на все виды диких птиц, рядом – стенд с биноклями.

Игорь взял в руки один из них, желтый болтающийся ценник чуть ли не в глаз ему попал. Триста тридцать две тысячи! Да, в такой бинокль можно рассмотреть разве что свою мизерную зарплату. Игорь аккуратно положил его на место: уронит – за год не расплатится.

Дальше – стеллажи с дробью, витрины с патронами, ящики с пыжами. Целый раздел патронташей на любой охотничий вкус. Рации, ножи, обувь и святая охотничьих святых – ружейная комната.

Ружье Игорю не нужно, ему бы пройти дальше в скучный отдел одежды, но он уставился на стены, увешанные дробовиками и пневматикой, не мог оторваться. Как же это волнующе! Нет, в Игоре не проснулось древнее, давно дремлющее желание убивать. В нем просто все еще жил мальчишка, который с радостью бы побегал по улице с пистолетом, громко крича: «Пиу-пиу». Бабка всегда была против оружия, даже игрушечного, даже безобидного водного, так что Игорь только подозревал, какое это счастье – вот так вот… Пиу-пиу…

– Подсказать что?

Игоря вырвали из детства, которого у него не было.

– Что?

Игорь оглянулся. За спиной стоял Валерик. Игорь принял его за консультанта, ведь в магазине «Охотник» у консультантов нет спецодежды. Они ходят вот как Валерик: серая футболка, спортивки, даже бейджи не всегда надевают.

Игорь принял его за консультанта и вежливо поспешил от него избавиться:

– Нет, спасибо, я так, смотрю.

– Жаль. Я б тебе такое ружье подобрал, что лет двести бы стреляло!

Потом протянул Игорю руку и произнес уже известное:

– Валерик.

Пришлось знакомиться.

– Игорь.

Каждый раз приятно произносить.

– А у тебя сейчас какое ружье? – продолжал допытываться Валерик, проследовав за Игорем в отдел с одеждой.

Прилип так прилип. И почему именно к Игорю? Мало, что ли, тут мужиков, которым на самом деле нужно ружье. Штаны уж Игорь себе как-нибудь сам выберет, без всяких там Валериков.

А тот просто так подошел. Захотелось. Валерик часто так поступал: легко начинал общение, легко заводил новые знакомства. Людей для случайных разговоров выбирал по велению сердца, что ли.

Так бывает: смотришь на незнакомого человека, а он тебе противен. Ты ничего о нем не знаешь, ты даже голоса его не слышал, а уже про себя решил, что человек этот – говно. И общаться с таким заранее совершенно не хочется.

Наоборот тоже случается: стоит перед тобой в очереди человек, ну очень симпатичный, не то чтобы внешне, а словно изнутри приятный. И ты это как-то чувствуешь. И хочется сразу с таким человеком завести знакомство или хотя бы что-то хорошее ему сказать.

Например: