Шальная мельница
Шрифт:
***
Прижаться к Генриху, уткнуться лбом ему в грудь, нервически, сумасбродно отколачивая головой несмелые удары.
Жмурюсь, морщусь, вот-вот сорвусь ополоумевшим визгом.
С последних сил... обреченно шепчу:
– Не уходи,... пожалуйста.
Кривится мой риттербрюдер, болезненно чиркает зубами.
– Анна, дорогая моя, ты же знаешь... я не могу. ... увы, ничего не могу с этим поделать.
И снова жуткая, разрывающая душу на части, тишина. Каждый потопает в своих мыслях, словно в чертовом болоте.
Еще
– Тогда... подари мне ребенка.
Вмиг заледенел, окаменел, словно статуя. Перестал дышать.
– Если с тобой, - решаюсь продолжить (колко, раздирая себе горло до крови жуткими речами, но иначе, просто, не могу), - что-нибудь случится,... то хотя бы он останется. В память о тебе. Хоть какой-то будет смысл в последующей жизни. Ведь без тебя я... не смогу. Просто, не смогу...
Тягучая, жалящая тишина. Еще миг - и наконец-то дрогнул. Глубокий, вынужденный вдох. Тяжело сглотнул слюну. Шепчет:
– Ты же знаешь, что я не могу.
Невольно киваю головой, болезненно зажмурив очи.
– Знаю...
– И всё равно... просишь?
– Прошу...
И снова пауза. И снова жуткие страхи на грани истерики.
– Анна, - наконец-то осмеливается, невольно сильнее меня сжимая в своих объятиях.
– Зачем ты так со мной? У тебя же есть Нани...
– Нани?
– неосознанно горько смеюсь.
– У Нани уже своя жизнь. И даже если этот её Пётр... не приедет, то, - кривлюсь от боли, - то, всё равно, она уже выросла.
(и тут я полностью осознаю, что чувствую себя Аней, той самой, которая дождалась моих восемнадцать и решила держать свой путь одна; и впервые, я ее не осуждаю, а... понимаю; и тоже сделаю сей подлый выбор, если дойду до грани)
– Пожалуйста, Генрих...
– жалобная мольба в отчаянии.
Шумный, резвый вздох моего Фон-Менделя - и вдруг силой отстраняет меня от себя, неловко попятилась, запутавшись в ногах. Шаг (его) в сторону. Взгляд около, не касаясь глаз.
– Ты знаешь, - резко, грубо, черство гаркнул, - я не могу, - немного помедлив.
– Прости.
Разворот, уверенное движение к двери, дернуть щеколду - и уже через миг скрыться в полумраке, оставляя меня в полном одиночестве и с разбитой душой.
***
Несколько дней всячески избегать друг друга. Вернее он старался, а я - не торопилась исправить всё, навязываться.
И не то, что было противно его видеть. Нет. Больно. Жутко больно. И, казалось, пока вновь не взгляну в его холодные, твердые в своей воле, глаза, пока и теплиться надежда, раненной птицей затерянная в овраге.
Обет. Я всё понимаю. Великое, благое дело. И оно достойно только восхищения и следования примеру. Однако...
...не в этом, моем, случае. Мысль, о том, что с Генрихом может случиться что-то ужасное, просто, убивает. И как потом жить? Зачем просыпаться и волочить свои ноги по сей чертовой земле, если его рядом не будет?
Нани? Если честно, то мне плевать на нее. Нет, конечно, я ее люблю, за нее переживаю, искренне забочусь
о ней, хочу сделать всё возможное и невозможное ради ее счастья. Однако... по большому счету, в пределах всей вселенной, у нас разные дороги - и мне... плевать на нее. Как и Аня, я смело сделаю поворот, даже если этим и разобью ей сердце.А вот Генрих... это - нечто иное. Нечто безумно важное. Словно воздух, без которого, просто, ... невозможна жизнь. Единственное исключение, это - человечек, который будет частью его, моего Фон-Менделя, продолжением. От него ребенок. Вот ради чего, кого... я готова буду всё стерпеть, пережить, и дойти свой жизненный путь... до конца.
***
Но... еще пару дней - и загремели словесные залпы, ядрами разрывая, кромсая в усмерть всё живое вокруг, оглашая жуткую, подобную грому, весть... о продолжении войны, о новом, с рассветом, походе.
Казалось, что-то лопнуло внутри меня, и тотчас разлился по душе... трупный яд. Нет мОчи встать (как осела на пол, так и замерла, обреченно склонив голову). В голове мутнеет, холоднеют, немеют конечности. Редко, неохотно дышу.
– Анна, ты меня слышишь?
– испуганно рычит Нани, всматриваясь мне в лицо.
Боже, просто нет на всё это сил. Нет. Опять эти жуткие недели, месяцы... когда каждое мгновение в голове один только вопрос: жив ли еще?
Ничего не хочу.
– Анна, так ты идешь? Он ждет тебя.
Несмело, едва заметно качнула отрицательно головой. Болезненно зажмурилась, отчего тотчас покатились по щекам непослушные горячие слезы.
– Нет, - мертвым голосом, едва различимо.
– Он сделал свой выбор.
Обомлела в ужасе Нани. Но еще миг - и опускается рядом, замирая на карточках. Пристальный, жалящий взгляд в лицо.
– Ты серьезно?
– ...да.
Немного помолчав, вновь осмеливается:
– Ради меня тогда сходи.
(игнорирую, полное мое безучастие, лишь еще сильнее жмурюсь, сдерживая в нелепой темнице вездесущую боль)
Продолжает:
– Эльза, Анна, - в сердцах.
– Прошу, не сходи с ума. Пожалуйста... Иди к нему. Уже утром он уедет. Ты же себе потом это никогда не простишь, - и вновь тяжелая пауза.
– Как я не могу себе простить то, что так и не простилась с Пиотром, когда уехала с тобой из Велау... Пожалуйста...
Звонкий, горький, тяжелый вздох - и нехотя открываю глаза.
Пылкое, дерзкое противостояние взглядов - и не выдерживаю.
Покорно опускаю голову, неуверенно кивая.
– Хорошо.
***
Вечер уже. Сумерки.
Пройтись неспешно по коридору, залитым медовым светом свечей и факелов, застыть у двери его кабинета. Не нахожу смелости... взять и постучать. Уткнулась лбом в лутку - и жду, сама не знаю чего. Вот бы удавиться прежде... чем весь этот ужас содеется.
Внезапно, где-то вдалеке послышался голос Командора. Невольно вздрогнуть от испуга и неловкости. На автомате среагировать, уходя от лишнего внимания, - тотчас забарабанила в дверь.