Шальная мельница
Шрифт:
– Чего пришла ко мне, глупая?! Дурные мысли в твоей голове! Не о том думаешь! Сама не рожденная, давно мертвая, а еще ребенка просишь! Не должно быть тебя здесь! Не должно! И сама знаешь. По глазам вижу - сама знаешь! Давно должна была уйти. Давно! А всё топчешься! Всё сильнее воронку раскручиваешь! Не бу-дет тебе, - машет в мою сторону злобно кулаком, - того, чего так желаешь. Не будет! Сама счастья никому не даешь, и у других забираешь! Смерть только своим принесешь! Глупая! Отступница! Только о своих похотях думаешь! Сегодня - одно, завтра - другое. А колесо, оно вертится, сегодня ты это зерно в землю, а завтра - уже оно тебе
***
Ошеломленная, подавленная, убитая ужасом прозрения и догадок, я уже толком и не помню, как добралась обратно.
Слезы высохли, предательски стянув кожу на щеках. Пустой взгляд пред себя. Бреду по коридору.
Чей-то голос, оклик - но не реагирую. Еще немного, по лестнице - и пнуть бесцеремонно дверь в его кабинет.
– Анна?
– мигом привстал со стула в ужасе Фон-Мендель.
– Что-то случилось с Вами?
– живо поспешил ко мне кто-то, кто был с ним, кто вел беседу.
Смотрю - а перед глазами пелена. Не могу даже втолковать, кто это.
– Присядьте, пожалуйста, - любезно подхватив за локоть, помогает опуститься на софу.
– Я потом зайду, - малознакомый голос.
– Я сам Вас отыщу, - сдержано гаркнул в его сторону Генрих.
Едва стукнула дверь, оповещая нас, что остались наконец-то одни, как мигом присел у моих ног, испуганно взяв мои ладони в свои.
– Родная моя, что случилось? Скажи! Молю, скажи мне! Не рви мне душу!
Малодушный взор обрушить в его полные замешательства глаза.
Несмело, неуверенно закачать головой.
– Я никогда... не смогу подарить тебе ... счастья.
– Ну, что ты?
– болезненно смеется. Вмиг целует мои руки. Украдкой, метающийся, взгляд в глаза.
– Ты и так уже мне подарила счастье. И так... вдохнула в меня жизнь, отчего я безумно благодарен. Скрасила мое существование. А наши попытки...
– Зря, - гаркнула.
– Что зря?
– Всё зря. Никто нам не поможет, - отчаянно качаю головой.
– И не надо, - горько морщится, с натяжкой улыбается.
– Даст Бог - будет. Нет - то и нет.
Мне и тебя хватает.
– Не говори так, - рычу.
– Ты даже не представляешь, что она мне сказала ...
– Кто?
– нахмурился, пытливый взгляд в глаза. Невольно поддаюсь, отвечая тем же, но в следующий миг поспешно осекаюсь, уводя очи в сторону.
– Неважно...
– Беата?
Удивленно вздернула я бровями.
Уверенно качаю, отрицая, головой.
– Нет. И, тем не менее, - набираюсь храбрости взглянуть в лицо.
– Это - жутко, но и... верно на все сто. Будто, полностью меня считала, заглянув не только в самую душу, но и... далекое, то мое, практически никому неизвестное, прошлое - и выудила самое сокровенное. Сплюнула в лицо. Она сказала, что я... ничего доброго вам, моим близким, не сделаю, кроме как... Господи, - испуганно, болезненно поморщилась, тотчас вырывая руки из его плена и закрывая ими свое предательское лицо.
– Да не слушай ее, кем бы она ни была, - рассерженно рычит. Поерзался немного на месте, а затем и вовсе встал. Прошелся по комнате.
Обмер, руки в боки.
– Глупости всё это.
Вмиг убираю ладони, колкий, гневный взгляд на него.
– Неужели?
– рявкаю.
– Чего только стоили роды Нани? Если бы не Беата...
– Не надо, Анна, - гневно бормочет, в негодовании, мерно качая головой.
– Вот только не надо меня в эту чушь вплетать. Я даю отчет тому, что делаю. Мои поступки - моя ответственность. И не надо облачать себя в мою вину.
– Вину, - победно киваю.
– Вот именно, вину!
– А как иначе?
– обмер, выпучив глаза.
– Да, вину, за сдержанное слово. И что? Причем здесь ты?
Немного помедлив:
– Это я тебя на это подбила.
Скривился, ядовито закивал головой.
– Приятно слышать, что ты считаешь меня своей глупой марионеткой.
– Не перебирай слова!
– живо подрываюсь на ноги. Шаги вперед.
– А ты глупости не городи! С пустого места... паника и истерика.
– С пустого? Не сегодня-завтра, - развожу обреченно руки в стороны, - вновь объявят о новом походе - и нет тебя. На месяцы, или... И это в лучшем случае.
– В лучшем?
– оторопел.
– Командор в курсе. И неизвестно кто еще. Кто, кому сие будет излишне противным, или нетерпимым. И... мне страшно тогда представить, что из этого всего выйдет.
– А раньше тебя это не пугало.
Обмерла, я уличенная в очевидном.
– Потому что...глупой эгоисткой была.
– А теперь? Прозрела?
– дерзко сплюнул слова.
Внезапно стук в дверь.
Кривится, злится, сопротивляется, но еще миг - и, прожевав какие-то ругательства, прошелся к двери.
– Командор?
– Генрих, выйдем?
– Давай не сейчас?
– Нет, сейчас.
Взгляд на меня Фон-Менделя, колкое, все еще напряженное:
– Подожди меня здесь. Прошу, никуда не уходи. И не делай глупостей.
... еще миг - и осталась я одна в комнате.
Несмело пройтись к столу. Застыть в нерешимости.
А в голове жуткие слова старухи: "Сама счастья никому не даешь, и у других забираешь! Смерть только своим принесешь! Глупая!"
Бойко, уверенно снять с себя медальон - и положить на столешницу.
Прощальный, с замиранием сердца, взгляд около - по родным палатам, - и рвануть к двери.
Пока вдали, у окна пылко беседовало два Генриха, мой да Командор, украдкой, мышей прорваться мимо невольных свидетелей и пуститься наутек.
– Я не знаю, что делать с этим Цинтеном.
– Анну пошли.
– Тоже уже думал. Поди помощь лишней не будет...
(доносились слова из невольно подслушанного разговора)
Но еще миг - и выныриваю на улицу. Едва добраться до приюта, как вдруг путь преграждает перепуганная Фреджа.
– Что случилось?
– в ужасе заглядываю в ее глаза.
– А ты еще не слышала? Цинтен. Мельница в Цинтене. Говорят, сгорела едва не дотла..
Обомлела я в ужасе.
– Это - знак.
– Что? О чем ты?
– нахмурилась женщина.
Лихорадочно закачала я головой.
– Ничего, - шепотом; не имея больше сил сопротивляться - задумчиво улыбнулась.
– Анна. Ты куда?
Но не слушаю, не реагирую, мчу уже к своей Нани.
...