Шальная мельница

Взволнованный взгляд около, и вновь уткнуть взор в деревянное полотно.

Едва различимый шорох за дверью - и послышались слова:

– Входите.

Глубокий, до боли вдох, - и толкнуть тяжелую преграду.

Хозяин... встретил. Прохожу мимо, не роняя на него взгляд. Мимо стола к софе - и замерла в нерешимости спиною ко входу.

Слышно, как захлопнулась дверь, щелкнул затвор.

Неторопливые, с опаской шаги ближе.

Замер за моей спиной. От его тепла... начинает пронимать до дрожи, а от его дыхания - мутнеют, путаются мысли.

Вдруг робкое, неуверенное движение рук - и обнял меня за плечи. Нервно дернулась слегка в сторону, но в следующий миг, тут же, осеклась. Заледенела покорно на месте.

Бережный напор - и поворачивает меня к себе лицом. Поддаюсь, но голову не поднимаю, не решаюсь взглянуть в глаза.

– Я подумал над твоей просьбой.

Резко выстреливаю взором в очи.

Слова словно стрелою в грудь. Окоченела в ужасе я, забыло и сердце свой бешенный ход.

Жуткие, убийственные мгновения тишины, выжидания... приговора.

Взволнованное метание его взглядов - и вдруг робко, неуверенно закивал головой. Зажмурился, болезненно скривившись:

– Я готов... её исполнить.

Жидким азотом прозрение разлилось по всему телу, окатив с головы до ног. Ошарашено, невольно, округлила очи. Шок сдавил горло, лишив возможности дышать. Вырываюсь из хватки, путанные шаги в сторону, по кабинету (не сопротивляется, отпускает). Всё еще не могу прийти в себя, не могу поверить. Обмерла в ужасе, схватившись за голову. Пристыженный, болезненный, на грани истерики смех, закостеневший в следующее же мгновение серьезностью. Растеряно, с опаской, веду взор около, а затем - резко, смело уставиться Генриху в лицо,

... выискивая там опровержения услышанному.

Но - нет. Уверенный, твердый взгляд в ответ истязателя.

Сиспугом отвожу очи в сторону.

Нервно сглатываю скопившуюся слюну.

Неторопливые шаги Фон-Менделя ближе - и застыл рядом. Короткий миг - и осторожно ухватил, обнял меня за плечи. Обернул к себе лицом - поддаюсь. Взволнованно дрожу, словно осиновый лист, под его напором. Ребяческая робость - и нежно коснулся моих уст своими губами. Доли секунд, дабы взять в узду, побороть страх, и отчасти спешно, нервически ответила ему тем же. Сладкие касания, ласка - и вдруг несмело теснит меня назад. Поддаюсь - шаги наощупь, пока не уткнулись в преграду. Бережно уложить меня на софу, неуверенно, нервно метая взгляды то мне в глаза, то на свои руки, забраться под полы платья, задирая его наверх, попытка стащить с себя штаны.

– Стой, - испуганно шепчу. Мигом останавливаю его рукою.

Застыл, изучающий, ошеломленный взор в очи.

Взволнованно молчит.

– Генрих, - подаюсь вперед, расселась рядом. Ласково коснулась его щеки. Глаза в глаза на расстоянии взгляда. Шепчу.
– Коль нам всё равно гореть в аду за наши грехи, то... пускай, хотя бы, это будет не столь обидно. Чтобы было, действительно, за что.

Побледнел в непонимании.

Но уже и сама решаюсь на действия. Резво привстаю - немного отодвигается назад, давая простору. Неловкие, силящиеся движения мои - и стащила с себя платье, оставаясь в одной сорочке. Тотчас приближаюсь к нему. Попытка снять мантию - дрогнул, покорно помогает свершить задуманное, расстегнуть кафтан и сбросить его долой. Волнительные, трепетные минуты предвкушения - и сама осмеливаюсь на главный шаг: стаскиваю с плеч вниз рубаху, полностью оставляя себя нагой.

Нервно заплясал его взгляд по моим обнаженным формам. Лихорадочно заморгал. Взволнованное частое сглатывание слюны. Урывчатые, шумные вздохи, его, мои. Безвольное рдение щек. Сердца наши заколотились, забарабанили громко, словно дождь по крышам, еще сильнее пленя, туманя разум. Напряжение росло с каждым мгновением, и уже не было больше сил ни церемониться, ни терпеть. Опрометью бросаюсь на него первая (окончательно вырываясь из плена одежины), охально облокачиваю Генриха на спину - поддается. Забираюсь на колени. Тотчас хватаю его руки и сжимаю ими свою грудь. Возбужденно застонал, зарычал мой загнанный зверь - и в следующий миг с запалом впился жарким, похотливым поцелуем в мои губы. Вырвавшись из рук моих, с ненасытностью обнял, грубо, до сладкой боли, сжал меня за ягодицы и еще сильнее притиснул к себе. Недолгое мгновение - и отстраняюсь: стащить с него долой шемизу и брэ[16] - Шемиза– льняная, реже хлопчатая, нательная рубаха (нижнее белье). Брэ– нижние короткие штаны-трусы, к которым крепились чулки-шоссы (на основе статей про одежду Тевтонцев и Госпитальеров (в том числе, спасибо автору Fra Bertran))., окончательно освобождая нас от гадких преград, - и наконец-то, спустя столько времени, полностью слившись со своим любимым, стать искренне, безмерно... счастливой женщиной.

Глава 14. Предназначение и предопределение

***

Уже больше месяца никаких вестей от Генриха. Сердце болезненно, строптиво выло от тоски и страха, и единственная мысль, которая... давала силы держаться, терпеть сие, так это то - что я уже не одна. Две недели задержки. Думаю, сегодня, после обеда, как покончу со всеми важными делами в приюте, отправлюсь в Цинтен, к Беате. Она-то уж точно скажет, глупости всё это, или же нет.

Цокот копыт по брусчатке, переполох во дворе заставил замереть в испуге на месте. Но, внезапно, смело кинулась ко мне Нани, живо ухватила за руки и потащила на улицу. Не сопротивляюсь.

Несколько шагов буквально - и замерли среди толпы встречающих. Не могу втолковать, что происходит. Беглый взгляд по незнакомым лицам гостей, новоприбывших всадников, по их мантиям с полукрестом святого Антония; оживленная воодушевленная речь сиих мужчин, гул гурьбы. Полная неразбериха.

И, наконец-то, к нам выходит Замещающий, в сие нелегкое время, Командора, риттербрюдер Фон-Кронберг. Вежливое приветствие кивком головы странников - и получить письмо от одного из них.

Поблагодарить, торопливо развернуть сверток - и приняться читать про себя.

– Это - он, - едва слышно, счастливо шепнула мне на ухо Нани, отчего я вмиг, в испуге, метнула на нее взгляд.

– Кто?

Смеется.

– Пиотр мой, тот, что слева.

Ошарашено перевожу взор на незнакомца.

Высокий, статный, гордо держет осанку, делая непринужденный вид, хотя временами, нет-нет, да начинает выискивать кого-то взором в толпе.

Внезапно закивал головой брат-рыцарь.

– Хорошо, добро пожаловать. И большая благодарность за вести.

– Прошу помощи у Вас. Ведь мы ... не с пустыми руками, - бросает один из всадников взгляд куда-то вдаль, на повозки у ворот.

Многозначительно ухмыльнулся Фон-Кронберг.

– Я вижу, вам непременно помогут. А пока... позвольте пригласить вас отобедать с нами, дорогие гости...

...

Не без подачи Фон-Менделя и его друга, нашего Командора (как мы догадывались, и как и подтвердил кое-кто потом сам), сии два фамилиара (Пиотр и его брат), а так же известный своей родословной и богатствами, димидиус[17] - Полубратья(лат."димидии", или "семифратрес") - некоторые союзники "кавалеров Святой Девы Марии" и "благодетели", или "донаторы" (а говоря современным языком - спонсоры ордена). Главные задачи подавляющего большинства полубратьев (приносивших при вступлении в Тевтонский орден обеты целомудрия, послушания и бедности и вносившие в качестве вклада всю свою движимость и недвижимость) лежали в сфере хозяйственной деятельности в орденских имениях. Димидиус был лично свободным человеком. Ниже полубратьев в орденской иерархии тевтонов стояли так называемые фамилиары. Они не принимали монашеского пострига, вели обычную мирскую жизнь за пределами орденских комменд (уже упоминавшихся нами выше замков-монастырей), не выходя из своего сословия, но должны были выполнять определенные обязанности по отношению к ордену Девы Марии. В знак своей принадлежности к ордену фамилиары, подобно вышеупомянутым "полубратьям", носили черный "половинчатый (половинный) крест" в форме буквы "Т", или "Тау" ("крест святого Антония"). (Ист.
– "История Тевтонского ордена" В.В. Акунов).