Шамабад должен гореть!

Глава 5

— Ну как ты, Саш? — Стас Алейников опустился ко мне.

Обычно, жизнерадостное лицо его было напряженным и серьезным.

— Жить буду, — проговорил я, сидя на сыроватом стволе поваленного дерева.

На склоне горы, бугрящейся каменистыми выступами, было многолюдно. Пограничники осматривали вещи, отобранные у душманов. Сами нарушители границы, связанные по рукам, лежали чуть в сторонке. Их сторожили несколько наших погранцов, в том числе и Ваня Белоус, взявший с собой Радара. Пока Нарыв лечился, он исполнял обязанности инструктора службы собак.

Были там и другие псы из наших. Они, под началом своих вожатых, следили чтобы задержанные не выкинули лишнего.

Штурм прошел, что называется, без сучка и задоринки. Под влиянием слезоточивого газа душманье потеряло всякую возможность защищаться. Погранцы в противогазах просто вошли в пещеру, взяли и вывели их. Быстро разыскали и меня.

Пусть мне тоже пришлось испытать на себе все прелести слезоточивого газа, однако я довольно быстро пришел в себя. Что не сказать о Курбане, которому, лежавшему на траве, оказывал медпомощь фельдшер, поднявшийся сюда с заставы Йохчи-Пунь.

К слову, их ребята тоже участвовали в задержании. Они, мало того что перекрыли участок, через который намеревались уйти духи, так еще и выслали к нам парней из стрелкового отделения разведвзвода одной из застав СБО «Новобад». Отделение, как я понял, временно находилось у Йохчи-Пунь и выдвинулось к нам на помощь, когда на той заставе узнали о прорыве в тыл.

— На вот. Воды хочешь? — Спросил Стас, присаживаясь рядом и передавая мне фляжку.

— Не окажусь.

— А ты красавец, — хмыкнул он. — Хорошо придумал.

— М-м-м? — Отпив из фляжки, глянул я на Стаса вопросительно.

— Я про часы. Наша поисковая группа набрела на Алима с Сорокиным. Особиста отправили на заставу в сопровождении Сагдиева. А Алим с нами пошел. Рассказал, что ты ему часы дал. Радар по ним очень быстро взял след.

Я глянул на Алима. Тот шел к нам от плененных духов. Шагал он устало, тяжело. Нес автомат так, будто он весил целый центнер. Потом подсел рядом.

— Потом мы наткнулись на твой ремень, — добавил Стас.

— А на портянку? — Улыбнулся я.

— И на портянку. Если б не ты, мы б так быстро духов не вычислили. Короче, удивил, — вдруг Стас стал задумчивым и грустным. — Особенно тем, что за своих решил там остаться, с духами. Я бы, честно, не знаю, как себя повел в такой беде.

— Будем надеяться, что ни ты, ни я, в такой беде больше не окажемся.

— И ты в это веришь? — Хмыкнул Стас.

Я ответил ему только улыбкой. Потом обратился к Канджиеву:

— Ну как ты, Алим?

Он снял шапку, утрер поблескивавший лоб.

— Если честно, думал мне сегодня ночью умирать. Думал, именно это Граница мне предвещает, — сказал он как-то даже буднично.

— Может, она тебя предупреждала о другом? — Улыбнулся я.

— Может… Да только…

Мы со Стасом молчали. Алим тоже замолчал. Через пару мгновений добавил, странно ухмыльнувшись:

— Думал я всегда, что не дамся врагу в плен. Если уж что…

Он вынул из-за уха шапки патрон. Продолжил:

— Вот, всегда ношу с собой. Думал, если уж прижмут, буду его заряжать, что б для себя… А сегодня понял, что иногда и не угадаешь, как все получится. Что могут схватить, а до своего патрона так и не добравшись.

— Рано ты, Алим, помирать собрался, — ухмыльнулся Стас.

— Я б сказал иначе, — вклинился я, — поздно.

Алим глянул на меня как-то удивленно. Потом уголки его пухловатых губ поползли вдруг вверх. Канджиев рассмеялся. Смех этот робко подхватил и Стасик. Я ухмыльнулся.

— Бойцы! — Внезапно раздался грозный командирский голос.

Мы втроем тут же встали, вытянулись по струнке. Это был незнакомый нам капитан, пришедший с парнями из Йохчи-Пунь.

Суровый и коренастый, он совсем не походил своим образом на пограничника. Мы привыкли к жилистым, поджарым погранцам, наученным бегать марш-броски туда-сюда. Этот капитан же, ниже всех нас на голову, оказался мощным и широким, словно медведь. Походил он больше на десантника из ВДВ.

У него было круглое, немного обрюзгшее лицо, аккуратные усы и маленькие внимательные глаза. Бушлата капитан не носил. Китель же, неуставным образом распахнутый на груди, он подкатил на рукавах, обнажив толстые, словно дубовые ветви предплечья.

— Чего сидим? — Строго спросил он, — наших нарушителей надо на заставу спустить. Ваш шеф попросил их туда доставить.

Капитан побежал внимательным взглядом по нам троим. Остановился на мне.

— Это, значит, ты к духам в плен ушел, чтобы оставить своим след? Слышал уже. Трюк что надо. Это ты специально, или так само собой получилось?

— Товарищ капитан, — начал Алим первей меня, — Саша ушел к ним в плен, чтобы меня и товарища капитана Сорокина отпустили. Он духам гранатой угрожал. Ну и они согласились его взять, а нас отпустить.

Неизвестный капитан глянул на меня с едва заметным удивлением. Такую его эмоцию сложно было понять, если не смотреть на густые брови, одну из которых капитан слегка приподнял.

— Как твоя фамилия, говоришь? — Спросил капитан.

— Я не говорил. Но зовут меня Селихов. Саша Селихов.

Капитан задумался, пальцем расчесал ус.

— Селихов… Знакомая какая-то фамилия… О! А эт не про тебя говорили, что ты задержал сынка душманского главаря Юсуфзы?

— Про него, — с улыбкой бросил Стас.

Капитан приосанился, заулыбался. Втянул небольшой, но выпирающий животик, отчего его крепкая грудь, казалось, только расширилась. Потом вдруг протянул мне большую ладонь с толстыми короткими пальцами.

Капитан Пястцев, Игорь Иванович.

Я пожал ему руку.

— Слышал я про тебя, боец, — сказал Пястцев, подавая пятерню и Алиму со Стасом, — слышал. Думал — байки все это. А оказалось не фига. Оказалось, правда, ты такой по земле ходишь.

— Хожу пока еще. Помаленьку, — улыбнулся я.

Капитан Пястцев пождал губы, отчего усы его принялись забавно топорщиться. Смерил меня хитроватым взглядом.

— Мне б такой боец в разведвзводе пригодился бы, — задумчиво сказал он. — Ты, ефрейтор, перевестись не думал? В СБО? Мы там гоняем душмана, как надо. Устали уже караваны их вылавливать. Прут с Пакистана целым скопом. Оружие духам тащат. Один за одним мы их выщелкиваем, но все равно за всеми не поспеть.

Капитан вдруг помрачнел. Здоровое, даже немного румяное лицо Пястцева тронула тень.