Шамабад должен гореть!

— Вот именно. Но организации простых рейдов, будничных обстрелов и налетов уже недостаточно. А вот если бы вы предприняли что-то экстраординарное… Возможно, директор дал бы вам возможность проявить себя в другом, более важном деле. И соответственно реабилитироваться.

— О каком деле идет речь? — Решился спросить Стоун.

— Пока что, это секретная информация, — произнес Питерсон буднично и принялся складывать отчеты Стоуна в свой портфель. Потом со значением глянул на агента. Вздохнул. — Пойми, сынок. Ты сейчас по уши в дерьме. В конторе знают о твоих грязных делишках. Если продолжишь в том же духе, отправишься за решетку до конца дней своих.

Уильям нахмурился. Опустил взгляд.

— Буду с тобой частен, — Питерсон встал, отправился к железным стеллажам с документами и взял оттуда бутылку виски. Налил себе в стакан. Стоуну не предложил, — я даже не знаю, что такое тебе нужно сделать, чтобы директор не стал выкручивать тебе яйца. Наверное, тебе придется всех серьезно удивить.

— Уничтожение советской пограничной заставы — это поступок, способный удивить? — Поднял взгляд Уильям.

— Амбициозно, — хмыкнул Питерсон и отпил виски, — но слабо вериться, если честно. Ты не смог организовать переправку информатора, а теперь замахиваешься на то, чтобы нанести советским пограничникам такой ущерб? Да еще и силами этого твоего Юсуфа?

— Юсуфзы, — поправил Стоун понуро.

— Да плевать, как его там зовут! — Развел руками Питерсон и снова добавил себе виски. — Скажу честно, я не верю, что ты справишься.

— Банда Юсуфзы — разменная монета, — уже решительнее сказал Стоун, — А обстоятельства сложились так, что… Думаю, я смогу поднять их на настоящее вторжение.

Питерсон рассмеялся. Это заставило Уильяма потемнеть лицом.

— Вторжение… Я бы на это посмотрел, сынок, — утирая слезы, сказал старый замглавы, — с радостью посмотрел бы.

* * *

— Слыхал? Сорокина уволили со службы, — шепнул мне Стасик, — говорят, в отряде целый скандал из-за него был. Особый отдел на ушах стоял.

— К лучшему, — пробурчал я, оглядывая окружающих, — такому человеку не место в армии.

— Не место, — вздохнул Алим, — я слышал, вот таких… Как это говорят?..

Он задумался, стараясь подобрать правильное слово.

— Карьеристов, — помог ему я.

— Вот. Каре… карьер…

— Ка-рье-ри-стов, — произнес Алиму по слогам Стас.

— Вот-вот, их. Свора целая. Всех не пересчитать.

— Не пересчитать, — согласился я.

— Ну и что с ними делать? С карьеристами? — Пожал плечами Алим, убирая пылинку со своего парадного кителя.

— А что с ними сделаешь? — Хмыкнул я.

— Собрать всех и выгнать, — наивно предложил Алим.

Стас хохотнул. Алим как-то недоуменно уставился на Алейникова.

— Если б все было так просто, Алим, — улыбнулся я, — если б все было так просто.

Мы сидели в просторном актовом зале клуба Московского погранотряда.

Тут шумело. До церемонии награждения оставалось еще несколько минут, и люди, наполнившие зал, галдели. Болтали о своем, ожидая, когда начотряда займет свое место за длинной лакированной трибуной, которую поставили на сцену.

С нашего столкновения с душманами прошло четыре дня, и признаться, то обстоятельство, что на сегодня было назначено награждение, меня удивило.

Настроение у меня оставалось приподнятым. На душе было тепло и спокойно. Первый серьезный вызов, что бросила мне эта новая жизнь, остался позади. Я вышел победителем, закончив свой «Смертельный», как я сам для себя окрестил его, дозор.

Правда, на пути был еще налет на Шамабад. Однако, видя веселые лица товарищей, чувствуя всю это легкую и праздничную атмосферу, лишний раз задумываться об этом я не стал.

А между прочим, за эти четыре дня произошло много событий. И далеко не все из них были хорошими.

Сорокина, как сказал уже Стас, уволили с должности. Хотя я не думаю, что Шарипов надолго останется в одиночестве. Наверняка очень скоро к заставе прикрепят нового офицера особого отдела. Каким он будет? Что ж. Покажет только время.

Другим неприятным обстоятельством оставалось то, что Шамабад понес потери. Рядовой по имени Матросов, солдат второго года службы, получил серьезные осколочные ранения, после перестрелки с духами. И хотя сейчас его жизни ничего не угрожало, все были уверены, что парня комиссуют еще до дембеля.

Другой жертвой боя стал Строев. Раненный гранатой, он отправился в Душанбе, в погрангоспиталь. Как я слышал, ранение оказалось тяжелым. К тому же по Шамабаду пошли слухи о том, что вместо Строева к нам пришлют нового замполита. Пограничники, ожидаемо, восприняли обе эти новости с грустью и недовольством. Строева у нас любили и уважали.

Проблемы были и у Тарана. Он не распространялся солдатам о них, однако все видели, что в последние пару дней шеф то и дело уезжал в отряд, к начальнику. Уверен, и его там журили изо всех сил.

А еще Таран стал угрюмым и хмурым. Неразговорчивым.

Когда душманов держали на заставе Йохчи-Пунь и ждали особистов, там случился скандал. Таран, руководивший поисковой группой, почему-то вышел из себя и кинулся на одного из духов с кулаками.

Сам я этого не видел, но ходили слухи, что он чуть было не схватился за пистолет. Хотел застрелить душмана. Да только тамашний начзаставы с замполитом и прапорщиком вовремя оттянули нашего Тарана. Привели его в чувство.

В чем была причина такой реакции, гадали многие из наших погранцов. Догадки были самые разные, от нелепых до таких, какие выдвигали вполне серьезно.

Кто-то шутил, что Тарана оторвали от «супружеских обязанностей» с его молодой женой, тихой мышкой жившей на заставе и почт не покидавшей комнаты старлея. Другие говорили, что он так взорвался из-за Строева. Все знали, что они с Тараном были хорошими, я б сказал, лучшими друзьями.

У меня на этот счет были свои предположения. Впрочем, делиться ими с окружающими я не спешил.

— Я больше про замполита переживаю, — сказал Алейников, посерьезнев, — Строев — мужик хороший. Как он там?

— Выздоровеет, — сказал я.

— Это да. Но кого к нам вместо него пришлют? Бог его знает! А если приедет какой-нибудь упырь?

— А если вообще и шефа снимут? — Вздохнул Алим.

— М-да… — Протянул Стас.

В актовый зал вошел Таран. Поздоровался с несколькими офицерами, сидевшими на лавке у входа.

— А вот и он. Легок на помине, — пожал плечами Алейников.