Шаман-гора

Я недоверчиво качал головой и разглядывал неказистые домики селения.

— Ежели не веришь, могёшь у любого спросить, — насупился Степан. — Цельный год он в этом селении прожил, вот господин генерал-губернатор и сподобил, назвал это сельцо его фамилией.

Спрашивать я, конечно, ни у кого не стал, зачем друга обижать?

В Радде мы приобрели у местных баб всяческой зелени и добыли с десяток яиц, а на ужин девушки порадовали нас пирогами с зелёным луком и яйцом.

Все улеглись спать сытыми и довольными.

Глава 16

Амур показывает свой нрав

Прогнозы Степана подкорректировал шторм, который сорвался неведомо откуда. Буквально за десять минут до этого ничто не предвещало ненастья.

После сытного обеда мы умиротворённо сидели на солнышке и лениво перебрасывались словами. Вдруг снизу резко потянуло прохладным ветерком. По ровной до этого водной глади пробежала робкая рябь.

— Однако к берегу надо идти, — озабоченно произнёс Алонка.

Он с тревогой вглядывался в набегавшие с севера тучи. Тучи на вид были серыми и угрюмыми. Их приближение не предвещало ничего хорошего.

Осознав надвигающуюся опасность, мы со Степаном бросились к рулевым вёслам и развернули плот к берегу. Но, судя по скорости, с которой поднимался ветер, к берегу мы не поспевали.

— Парус! — опомнился я, и мы быстро стянули вниз хлопающее по ветру полотнище импровизированного паруса.

Через пять минут тихую и благодушную реку было не узнать.

Амур рычал и бушевал, словно попавший в капкан зверь. Ему вдруг стало тесно между ограничивавшими его свободу берегами, и он решил вырваться на волю, при этом яростно плевался в нас гребнями верховой волны. Недолго думая, словно по команде, мы с казаком оказались в нашей лодчонке и стали что есть сил выгребать к берегу. Позади лодки на верёвке болтался плот.

Мы с надеждой всматривались в ставшие тёмными очертания береговой полосы. Но, как обычно бывает в таких случаях, всё начинает подчиняться главному закону, закону подлости. Ни бухточки, ни заводи, а тем более русла впадающей в Амур речонки поблизости не просматривалось. А без мало-мальского убежища наш плот мог легко стать добычей нанайского бога воды Поди^[17].

В лучшем случае разыгравшиеся волны выбросят наше средство передвижения на берег, в худшем — разобьют его.

Переглянувшись, мы со Стёпкой налегли на вёсла и стали грести вниз по течению. Необходимо было отыскать какую-нибудь тихую гавань. Низовой встречный ветер сводил на нет все наши усилия. Но всё же, с неимоверными трудностями, метр за метром мы преодолевали расстояние.

Девушки на плоту испуганно сжались в кучку и с надеждой наблюдали за нашими действиями. Они не понимали смысла наших стараний и всей меры нависшей опасности: им было просто страшно.

Ещё бы! Когда ты всю жизнь проведёшь на суше, то уходящие из-под ног скользкие брёвна плота и перехлёстывающие через них холодные волны покажутся тебе самым нежеланным местом в мире, где ты захотел бы оказаться в данный момент.

— Ну что, Степан! — прокричал я казаку сквозь ветер и бьющие в лицо брызги. — Выгребем?

— А чего не выгрести, выгребем. Вот токмо бы какой-никакой завалящий заливчик образовался.

Степан весело скалился сквозь крепкие зубы.

— Что, боязно? — спросил он, наблюдая за выражением моего лица.

— Да нет, — пожал я плечами.

Мне приходилось бывать в штормах и покрепче этого. Правда, плавсредства в моё время были гораздо надёжнее. Единственное, что волновало, так это риск потерять плот и имущество. Утонуть здесь было проблематично, до берега рукой подать. Если что и случится, то выплывем.

В тот момент мне не пришёл в голову простой вопрос, а кто из моих попутчиков умеет плавать? Но это и хорошо, потому что, как потом выяснилось, кроме нас со Степаном и Капитолиной, плавать не умел никто. Мангренам не позволяли их духи. Уж если настоящий человек упал в воду, то, значит, стал их законной добычей. И нечего лишать их предоставленной радости. Ну, а Катерине с Луизой просто-напросто негде было научиться.

После часа мучений и тревожного ожидания, которая же волна станет последней и поставит завершающую точку в нашей эпопее, мы наконец-то увидели небольшую бухту. Выбиваясь из последних сил, мы сумели зайти в эту заводь. Окружённая со всех сторон высокими берегами и густо поросшая разнообразной растительностью, бухта представляла собой идеальное укрытие, причём не только от непогоды, но и от посторонних глаз.

Вымокшие и продрогшие путешественники выглядели, мягко говоря, не очень. Глядя на них, мокрых и трясущихся от холода, мы со Стёпкой невольно рассмеялись. Пережитое волнение требовало своего выхода. Наше веселье заразило и остальных.

Теперь уже смеялись даже мангрены.

— Ик, ик. Пресвятая Богородица, неужто спаслись? — икая сквозь смех, пробормотала Капитолина.

— Что, девоньки, натерпелись страхов? А мы вот с Михаилом дак и ничего. Скажи, Михайло? — ткнул меня кулачищем Степан.

— А чего говорить? Выплыли и выплыли. Эка невидаль, — пожал я плечами.

— Не скажи, Мишенька. Я страсть как напужалась. Мы ведь с Луизой плавать не могём, — клацая от холода зубами, еле выговорила Катерина.

Пока несостоявшиеся утопленники выражали радость по поводу своего спасения, Алонка сделал самое необходимое на данный момент дело. Он молча углубился в кусты и через несколько минут вернулся с охапкой сухих дров. Я последовал его примеру и отправился в лес, а Степан занялся разведением костра.

Когда я вернулся, то девчата, уже отжав подолы своих платьев, теснились у огня.

— Ну, что, окрестил вас в своей купели Никола-угодник? — скалил зубы Степан. При этом он цепким взглядом окидывал облепленные мокрыми платьями ладные девичьи фигуры.

Опьяненные только что пережитой опасностью, девушки не замечали, что их ситцевые платья стали почти прозрачными, поэтому замечаний казаку никто не делал, даже постоянно бдительная в таких вопросах Катерина.

— Слюной подавишься, — толкнул я в бок Степана.

Степан с трудом оторвался от созерцания девичьих прелестей и сглотнул слюну.

— Дак разве ж можно пропустить такую усладу для глаз? — воскликнул он без тени вины. — Это нам подарок в благодарность за спасение христианских душ.

Только теперь, посмотрев друг на дружку, девушки обнаружили своё неглиже.

— Ах ты, дьявол чубатый! Вылупил свои бесстыжи зенки!

А ну-ка отвернитесь, — присев на корточки, закричала Катерина, пытаясь локтями прикрыть низ живота, а ладонями полную грудь. Девушки, завизжав, повторили её движение.