Шаман-гора

— Эвто когда же вы такими смущительными стали? — голос стал язвительным, и занавеска резко откинулась в сторону.

Свет свечи выхватил фигуру Катерины. Она стояла в нижней рубахе, а на плечи был накинут наш подарок — цветастая шаль.

Крохотный огонёк стал обшаривать уголки нашей конуры. Но Степан не был бы Степаном, если бы не успел замести все следы «преступления». Не получив положительных результатов, девушка вернулась к себе.

— Я за вами следю, супостаты, — попыталась она нас запугать перед уходом.

— Дак мы зараз к вашим милостям с ответной оказией пожалуем, — произнёс ей вслед Степан. — Не всё же вам честных людей по ночам обидами не доверять.

Если честно, то я даже не понял, что Степан имел в виду под «обидами не доверять», но был с ним полностью солидарен.

— Только попробуйте, — раздался за занавеской смех Капитолины. — Мы ужо вас этутка приголубим. Своих не узнаете.

— Мы девушки скромные, по ночам гостей не принимаем, — поддакнула ей Луиза.

Но между слов я прочёл совсем иное, как раз-таки совершенно противоположное, но это касалось лишь одного меня. Поэтому голос Луизы повлиял на меня, как кислота на лакмусовую бумагу.

У меня загорелись уши.

Степан вновь толкнул меня в плечо и выразительно щёлкнул по горлу общеизвестным жестом. Будучи под воздействием прелестного голоска Луизы, я утвердительно мотнул головой. Молодая душа жаждала подвигов.

Едва мы поднесли к губам налитый Степаном спирт, как занавеска решительно распахнулась и раздался негодующий голос Катерины: — Ах вы, анчихристы! Ах вы, вражье племя! Эвто вы ж у меня умыкнули? Ну, погодь, Стёпа, я тебе припомню!

Мы торопливо усугубили свою вину, опрокинув содержимое кружек, и засунули в рот сахар. Катерина хлестанула зажатой в руке юбкой по чубатой голове казака, затем, наклонившись, вырвала у него из рук стеклянную баклажку.

Степан, воспользовавшись моментом, обхватил Катерину за талию и впился своими губами в губы девушки. Поцелуй был долгим. Катерина для приличия посопротивлялась, а затем сникла.

— А теперь хучь убей, — отстраняясь, усмехнулся Степан.

— А ну спать, — торопливо выкрикнула девушка и шмыгнула за занавесь.

Степан откинулся на спину и закинул руки за голову.

— А вкусно, как монпансье, — довольно проурчал он.

— Ну, погодь, чёрт чубатый, — донеслось с девичьей половины, — ажбы цаловаться научился. А то обмуслявил всю, словно телушка.

— Дак вот и поучила бы, — невозмутимо отозвался Степан. — Надсмехаться-то все горазды.

На сопредельной территории раздалось весёлое шушуканье, которое периодически сопровождалось взрывами смеха. От выпитого спирта и усталости голова моя приятно кружилась, а глаза предательски слипались. После недолгой борьбы с самим собой и сном я отключился.

Проснулся я почувствовав кого-то постороннего рядом с собой. Сердце гулко забухало, а к лицу прилила кровь. Я уже знал, кто этот посторонний. Вернее, посторонняя. Я притянул склонённую надо мной голову и приник к её губам. Девушка испуганно охнула, но негромко, чтобы не разбудить остальных. Мы чуть не задохнулись — таким продолжительным и сладким оказался первый поцелуй.

Превозмогая лёгкое сопротивление, я уложил девушку рядом с собой и накрыл одеялом. Луиза доверчиво прижалась ко мне и прошептала: — Любый мой, я сама пришла. Но прошу тебя, не обижай меня. Я ещё не готова.

И столько в её голосе было искренности и детской непосредственности, что у меня засвербело в горле. Я стал совершенно ручным. Теперь она могла вить из меня верёвки. Каким-то своим женским чутьём она это поняла и удовлетворённо улыбнулась.

Хотя в палатке было совершенно темно и я не мог видеть этой улыбки, готов поспорить на что угодно, что она, действительно, улыбнулась.

Я привлёк её к себе и, сгорая от нежности, стал осыпать поцелуями. Она неумело мне отвечала. С каждым поцелуем её губы наполнялись страстью и неуёмным желанием. В ней просыпалась самка. Однако, когда ситуация пыталась выйти из-под контроля, Луиза упиралась в мою грудь руками и шептала: — Мишенька, родненький, нет…

И я послушно отстранялся, давая своему телу прийти в себя.

Поверите ли, нет, но мы лежали совершенно обнажённые, и у меня даже в мыслях не было желания причинить ей обиду.

Мы губами и руками знакомились с сокровенными тайнами наших тел. Нам было хорошо.

Незаметно подкрался рассвет, и Луиза, испуганно ойкнув, высвободилась из моих рук. С лёгким шелестом она надевала на себя предметы женского туалета, а я представлял, какие места её совершенного тела ткань обнимает в этот момент.

Закончив с одеждой, она порывисто наклонилась ко мне и, одарив на прощание лёгким поцелуем, проскользнула на свою половину.

Три дня бушевал шторм и лил дождь. Трое суток Амур показывал свой нрав. Но это были самые счастливые дни и ночи за всё время моего пребывания в девятнадцатом веке. Каждая из этих ночей не походила на другую. Это были ночи страсти и любви.

Глава 17

Кто такие ачаны и герои крепости Ачан?

Что такое судьба? Как понять все её зигзаги? Почему она в те или иные моменты жизни заставляет нас поступать так, а не иначе? До каких границ может простираться везение? Или это тоже происки Провидения, или, иначе говоря, перст судьбы? На эти вопросы я попытался дать ответ после произошедших вслед за штормом событий.

Минуло три дня нашего вынужденного сидения в ожидании, когда разгулявшаяся стихия сжалится над нами и выпустит из своего капкана. И вот под утро четвёртых суток мы были разбужены чириканьем птиц. Природа, словно уставшая женщина, выплеснула все свои негативные эмоции и успокоилась, став ласковой и умиротворённой. Наш плавучий дом вновь поймал течение Амура и устремился вниз, навстречу неизвестности. Что ожидает нас там?

Мы со Степаном, подрабатывая рулевыми вёслами, старались не отдалятся от берега. Я стоял на корме и не спеша ворочал тяжёлой рукоятью весла, искоса поглядывая в сторону постоянно перешёптывающихся и хихикающих девушек. Временами меня брала досада. Наверняка нам уже все косточки перемыли, сороки. Свежий ветер беззастенчиво трепал подолы девичьих юбок, а солнечные лучи в выгодном свете высвечивали все прелести их гибких соблазнительных форм. Хотя каждая из девушек была волнующе привлекательна и достойна пристального внимания, мой взгляд неизменно останавливался на одной. А она, словно чувствуя это, поворачивала голову в мою сторону, стараясь придать лицу серьёзное выражение. Однако её глаза говорили совершенно о другом, хорошо понятном нам обоим. Моё сердце начинало биться в два раза быстрее, а от груди к вискам поднималась тёплая волна.

Крестьянская девушка с экзотическим именем, манерами и образованностью выпускницы института благородных девиц всё основательней занимала место в моём сердце. При мыслях о ней в висках начинала неистово пульсировать кровь, а руки гореть, вспоминая упругую бархатистость покорного девичьего тела. Перед глазами стоял сладкий туман воспоминаний о прошедшей бессонной ночи. Я встряхивал головой, пытаясь отогнать сладкие образы прошлой ночи и ещё крепче сжимал в руках шероховатое древко весла. Но попытка забыться за работой положительных результатов не приносила. Моё тело не желало подчиняться разуму. Оно жило самостоятельной жизнью, и каждая его клетка помнила жар другого, бесстыдного в своих желаниях, но целомудренного тела. Я был уверен, что с Луизой происходит нечто подобное и что прошедшая ночь нас нисколько не насытила, а лишь усилила наши желания. Разум говорил мне, что я поступаю нечестно, что у наших отношений нет будущего, но губы, словно насмехаясь над потугами честного разума, сами вспоминали плавные изгибы девичьего тела, а обоняние услужливо туманило разум запахами ночной страсти.