Шлимазл
Шрифт:
Где жить, чем кормить детей?
Стефан слышал про отдельные случаи — кажется, их не набралось бы и полусотни за добрый десяток лет во всем гетто — когда отчаявшиеся мамаши уходили, бросив детей на мужа. От крохотной зарплаты отгрызали немалый кусок — чуть ли не больше половины — в пользу брошенных детей. Разумеется, после того, как беглянкам удавалось добиться права на работу — что было не так-то просто.
Но ведь для Соль все было бы иначе. Стефан готов был принять ее с малышом у себя. И содержать. Его зарплаты хватило бы.
Да, наверняка она боялась.
В конце концов,
А тут — муж. Пусть и бестолковый, пусть пьет, пусть и не по доброй воле вышла замуж. Но он — отец ее ребенка. Как бы он ни обходился с самой Соль — но малыш-то его родной сын. Кровное родство есть кровное родство.
А может, дело было в безнадежности, пронизывавшей всю жизнь в гетто. Бесполезно метаться — проку не будет.
Можно ли было винить Соль за страх после всего, что она пережила? А ведь теперь на руках у нее был беспомощный младенец.
Чтобы не крутить бесплодные и муторные мысли, Стефан шел на очередную тренировку. Там можно было на время забыть о том, что не давало покоя.
Тренер как-то с удивлением отметил, какая это редкость — чтобы молодой человек каждую неделю посещал зал столько времени подряд, и не вляпывался при этом ни в какие драки на улице.
Стефан тогда с усмешкой пояснил, что вляпывался — потому и пришел.
Тренер только отмахнулся на это. Да Стефан и сам понимал, о чем он. Кому нужно было просто отбиться от местной шпаны — ставил за несколько месяцев удар и мог худо-бедно противостоять малолетним хулиганам. Таких уже не трогали. А вот те, кто сбивался в банды, нередко продолжали тренироваться, совершенствуя навыки.
Такие группы страивали потасовки на улицах, донимали прохожих и жителей окрестных домов. Жандармерия вмешивалась только когда появлялись пострадавшие.
Кого-то арестовывали, а банды разбегались и собирались снова, продолжая устраивать беспорядки.
Стефана давно никто не трогал. С памятного дня, когда они с мужем Соль пришли к какому-то непонятному для него, чужака, перемирию, шпане сделалось плевать на него.
Себе-то он мог признаться, что не знает, чем еще занять свободное время — пусть его не так и много. А тренеру какое до этого дело?
Стефан знал, что кто-то из бывших гостей его вечеринок сам начал устраивать что-то похожее. Сам он даже думать не мог о возобновлении посиделок. Без Соль все это теряло смысл. Да он же каждый раз будет вспоминать о ней! Первое время его пытались зазвать на одно из таких мероприятий. Потом бросили.
Соль растила ребенка. Еще она взялась учить читать и писать двух девчушек — младших соседских дочек. Родители малышек вроде как не были против — точнее, им было наплевать. Муж Соль тоже не пытался возражать.
Через год после рождения первого сына родился второй.
Стефан мог только по себя удивиться — как летит время. И как причудливо складывается жизнь.
Соль вроде как освоилась с ролью жены, матери и хозяйки дома. Сделалась решительной и собранной.
— Как бы ни складывалась жизнь — нужно уметь находить в ней радость, — порой втолковывал ее муж заплетающимся языком Стефану. — Уметь быть
счастливым!О да, с этим Соль справлялась на ура. Она исхитрилась отыскать в своей беспросветной жизни радость. Ну, если не радость — то смысл уж точно.
Она даже исхитрилась начать подрабатывать — без официального разрешения администрации на работу! Стефан иногда думал, что это, возможно, поможет ей подготовить побег из несчастливого брака. Знал бы он, что побег окажется куда серьезнее — вовсе прочь из жизни. Было ли это неожиданностью для Соль?
Глава 8
Стефан заслушался — Соль редко смеялась в последние четыре года.
Не до смеха. Замужество, дети. Непутевый муж, не стремившийся зарабатывать больше, но не забывавший просаживать добрую треть заработка по кабакам. Какое уж тут веселье — лицо бывшей певуньи и хохотушки давно сделалось жестким и замкнутым.
А тут — редкая светлая улыбка. Правда, грустная.
— Стеф, я четыре года слышу от тебя одно и то же, — попеняла она. — Бросай все, переезжай ко мне. Ты же понимаешь, что это нереально?
— Да почему?!
— У меня трое детей. Уже трое.
— Я не стану напоминать, что четыре года назад был всего один, — он вздохнул. — Но... даже трое, — запнулся, словно только сейчас разглядел сверток со спящим малышом в ее руках.
— Вот-вот, — она кинула на него проницательный взгляд. — И я про то же самое.
— Твой-то где? — полюбопытствовал он, пытаясь справиться с непрошеным смущением.
— Там же, где и всегда, — Соль отмахнулась. — В кабаке. Жалуется какой-нибудь из тамошних миточек на мою нерадивость. И на детский плач по ночам, ага, куда ж без этого, — она криво усмехнулась. — Тут ничего не меняется. Слушать его будут ровно до тех пор, пока у него не закончатся деньги. Хорошо, что я успела отобрать большую часть его зарплаты и спрятать так, что не найдет.
А Стефан вдруг разглядел на ее лице, на скуле, пятно тонального крема. Мастерски нанесенного, кстати — он за целый час только заметил!
— Он тебя за деньги бьет? — не удержался от прямого вопроса, хотя вот только что зарекался лезть. В который уже раз.
— Ерунда, — она снова отмахнулась. — Кое-что я ему оставила. А потом эти же деньги миточки понесут мне, — еще одна кривая усмешка. — Так и так все вернется.
Последние слова заставили Стефана подобраться.
— Ты что, не только сама пьешь отвар своей травы, но еще и приторговываешь? — он нахмурился. — Рискованно!
— Жить вообще рискованно, Стеф. Знаешь, чем это обычно заканчивается? А иногда и вовсе — зайдешь в родной подъезд, направляясь домой, — она не договорила, только щека дернулась.
Не забыла, значит, истории своего сватовства. Хотя как такое забудешь?
— Нелепо складывается жизнь, — посетовал он.
Тут же выругал мысленно сам себя. Не удержался. Вздумал жаловаться — и кому! Соль. Это ей положено жаловаться, а она себе такого не позволяет.
— Стеф, пообещай мне, — она серьезно взглянула на него. — Сара, Рахиль. Мои мелкие, — взгляд сделался жалобным. — Они ведь подросли, я чуть старше была, чем Сара сейчас, когда все это случилось...