Штормовое предупреждение
Шрифт:
Ковальски действительно на нее не сердился. Даже эта новая и открывшаяся ему так внезапно особенность показалась ему едва ли не милой. Его подкупало то, что Ева была с ним откровенна. По ее скупым словам он вполне представил, как она намучилась со своей особенностью и как научилась использовать ее себе на благо. Он вспомнил, как внимательно она наблюдала за ним, пока они все ловили Дэйва. Тогда ему казалось, что она следит за всем отрядом, не упуская ни слова из их беседы, но теперь осознавал: Ева оценивала свою возможную добычу. Он никогда не умел интриговать с женщинами, и в этот раз все было предельно ясно с самого начала. Он дал ей понять, что она его заинтересовала, а Ева хорошенько подумала, прежде чем посигналить ему из машины, когда Дэйв уже был неопасен...
В дверь постучали. Он выглянул было, но это оказался всего лишь курьер с заказом. Ева поставила картонку с ним прямо на колени и таскала из нее кусочки со счастливым урчанием. Она
====== Часть 13 ======
Об этом никто никогда так и не узнал. Никаких подробностей той ночи. Непоследней ночи – они с Евой пересекались, когда выпадала возможность. Это были встречи, напоминающие сходки ордена масонов, о котором никто и ничего не должен знать, кроме самого факта его существования. Оказалось очень удобным, чтобы окружающие не имели об этом достаточного количества правдивой информации. «Северный ветер» путешествовал больше них, делал это чаще – еще один плюс планового финансирования, однако он же и минус. Ева сама не всегда знала, когда и где она окажется, а потому обычно просто звонила в скайп, когда оказывалась неподалеку. Они шли ужинать, а после снимали номер и до утра успевали поговорить, посмотреть что-то интересное и вообще как-то отдохнуть – в том виде отдыха, когда ты можешь делать то, что желаешь, и при этом не ощущаешь оторванности от прочего социума. Обычно, когда принимаешь решение делать то, что хочешь, стараешься, чтоб никто не видел, как ты ешь чипсы в кровати, вытираешь пол посудной губкой или ковыряешь в носу. С одной стороны, так меньше хлопот, а с другой – не отступает ощущение того, что весь мир не знает, кто ты на самом деле, и все его к тебе отношение – чистая фикция. Они ели в кровати, потому что стола в номере зачастую не наличествовало, и это было не самым плохим, что можно было делать в кровати вдвоем. Снимать на ночь номер в каком-нибудь богом забытом лав-отеле, каждый из которых будто родной брат был похож на тот, самый первый, расположенный под сенью алкогольной клубники, вообще было очень удобно. Никаких лишних вопросов – не то, что со съемной квартирой. Тут ни у кого не возникало сомнений в причине посещения. Никакого лишнего стороннего внимания, никаких вопросов и домыслов. И никаких осложнений – кроме неудобства из-за отсутствия стола. Увольнительную для того, чтобы они могли просто посидеть да поболтать, им вряд ли бы кто-то дал, но в том виде, в каком их отношения представали перед другими, это казалось очень даже естественным. Они взрослые, симпатизирующие друг другу люди, периодически встречающиеся для совместного снятия стресса. А то, что под снятием стресса одни подразумевают совсем не то, что другие, – это подробности. Ковальски не очень представлял, как выглядит процедура получения увольнительной в «Северном ветре», однако отлично знал, каким приставучим может быть его собственный командир. Против же такого аргумента, как свидание, он обычно не возражал, хорошо понимая суть вопроса. Или думая, что хорошо понимает ее, эту суть. Минимум раз в месяц, так или иначе, «Северный ветер» заносила нелегкая в сторону Нью-Йорка — Ева как-то обмолвилась, что из-за Дэйва они теперь должны были и тут присматривать. В какую-нибудь из пятниц («Северный Ветер» отличался пунктуальным шефом) раздавался звонок, и Ковальски брал увольнительную.
– Ты не разочарована? – поинтересовался лейтенант как-то, когда Ева, уже смыв макияж, в пижаме, по-турецки сидела на кровати, таскала из пластикового ведерка креветок и лущила их для дальнейшего изничтожения.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась она. – Думаешь, мы не очень удачно выбрали видео на сегодня?
Ковальски, как раз подсоединявший флешку, выпрямился, едва не задев макушкой скошенный потолок – им достался номер под самой крышей.
– Я о себе.
– И чем ты мог бы разочаровать меня?
– Тем, что ты тратишь время впустую на бесперспективные встречи.
Ева отставила ведерко в сторону и сложила ладони вместе, как обычно делают политики, когда намереваются пространно отвечать на сложный вопрос репортера.
– Это ты наши посиделки бесперспективными обозвал, да? – осведомилась она многообещающим тоном.
Лейтенант
промолчал. Ева похлопала по кровати рядом с собой, жестом приглашая присесть, а когда собеседник последовал ее совету, взяла его за руку.– Слушай, – серьезно сказала она, – знаешь, как бывает иногда: случается неприятность, от которой бы ты с радостью отказался, если бы тебе предложили выбор, но именно в этой неприятности себя проявляет какой-то человек, и ты хорошенько понимаешь, кто он, и что от него ждать. Знаешь же, да?
– Знаю.
– Ну так вот, я рассматриваю то, что произошло, именно в подобном ракурсе. Люди могут быть близки по-разному. Дружба имеет свои границы: как бы ни были открыты люди друг для друга, они не заходят дальше этих границ. Не целуются, не делают прочие того же плана вещи… Если люди любовники, у них тоже свои границы есть. Романтика предполагает то, чего не предполагает изначально упомянутая дружба. А мы с тобой не то и не другое. И помимо очевидных минусов, о которых ты сейчас думаешь, у наших отношений есть очевидные же плюсы.
Я надеюсь, я тебя не обижу, если скажу: я рада, что между нами то, что есть, а не то, что могло бы быть. Когда человек твой друг, ты позволяешь ему то, что позволено другу, когда любовник – то, что любовнику, но когда он застрял где-то между, начинаются вопросы. Я хочу сказать: мне нравится осознавать, что ты находишь меня привлекательной. Я понимаю, что это – совершенно честное мнение, и я действительно тебе нравлюсь, хотя до стандартов красоты мне – как Яггид-Лиму до атомной бомбы. У меня нет зазора между ляжками, щеки круглые и все такое, но это все равно тебе не мешает. Вместе с тем, я знаю, что это не комплимент из вежливости и не лесть ради какой-то собственной цели. С тобой можно поделится чем угодно по той причине, что ты больше, чем просто друг, не родственник, который был бы предвзят ко мне, и не мой парень, чтобы я имела право приседать к тебе на уши со своими заботами. Я бы ничего этого не знала, если бы мы были просто парочкой. Не говоря уже о том, что больше мне не с кем так проводить время.
– Почему? – поднял брови Ковальски. – Мне казалось, у вас в «Северном ветре» вполне теплый коллектив…
– Они тоже не знают. То есть, я хочу сказать – не знают на счет меня всего. Думают, я всегда такая… как ты тогда сказал? Валькирия. Вся такая строгая и взыскательная, несите мне форму группенфюрера...
– Тебе не пойдет.
– Почем ты знаешь? Вдруг я прямо сплю и вижу…
– Не видишь. Ты вообще спишь довольно спокойно. Но я понял твою мысль: ты не показываешь своим товарищам тех своих сторон, которые выпадают из образа, так?
– Я не имею в виду, будто не доверяю моим товарищам. Я не говорю им, потому что я хочу остаться там, где я есть. Моя должность на меня не с неба свалилась. Я действительно люблю мою работу и не хочу лишиться того, что является результатом моего долгого и упорного труда.
– Кто бы вообще мог тебя лишить его?.. – казалось, Ковальски был удивлен. По крайней мере, он постарался выразить это чувство хотя бы голосом, если уж лицом не очень получалось.
– Понимаешь, Адам… – Ева чуть сильнее сжала его руку, как бы призывая к особенной внимательности. – Ты ведь мог бы мне обломать всю малину.
– Не понимаю, – покачал головой он.
– Я о той первой ночи, – Ева вздохнула, видя, что собеседник все еще далек от того, чтобы вникнуть в суть вопроса. Задумчиво она провела рукой по волосам, убирая их со лба, и Ковальски машинально проследил за ее жестом. Волосы у Евы короткие, светлые, неуловимого для него оттенка, будто их несколько раз осветляли и всегда немного по-разному.
– Да, история с Дэйвом закончилась, – наконец заговорила она. – Но твой шеф и мой шеф все еще продолжают тягаться, пусть и не так открыто, как поначалу. Где один обойдет, где другой… Каждый согласен быть дружелюбным ко второму, при условии, что ему дадут оказывать этому второму покровительство и лидировать. А ты лоялен к своей команде и своему шефу. Они тебе на тот момент были куда ближе, чем я, пусть и симпатичная, но все же посторонняя. И раз уж так выходит, что крутить со мной роман по техническим причинам у тебя не выходит, можно было бы извлечь из происходящего пользу иначе. Дать истории огласку. Снять побои. Это было бы огромным пятном на реноме «Северного ветра»: как же, в элитной тактической группировке для лучших результатов держат неадекватную маньячку…
– Ева…
– Я не закончила, так что прикуси язык. Ты мог все это сделать, получить преимущество для своего отряда, и кто знает, не был ли бы расформирован «Северный ветер» полностью – шефа за недосмотр разжаловали бы, кто ж ему доверит руководить, когда он такого монстра, как я, пропустил в ряды защитников порядка. Но нельзя было бы просто распустить нас, нужна была бы замена – а тут как раз очень удобно под рукой есть вы, такие молодцы, которые без всякого спецоборудования Дэйва взяли. Очень стройно выходит: нас снять, вами заменить, и вот ситуация изменяется в корне, и вы – элитная тактическая группировка, которой завидует кучка жалких неудачников…