Штормовое предупреждение

Маленькая узкая лесенка, снизу казавшаяся короткой, сверху вытянулась вдруг, а балясины на перилах раскрылись, как раскрывает ребра вспоротая грудная клетка. Показалось, что где-то между ними забилось, спряталось и боится вздрогнуть сердце – лиловый пыльный комок.

Рико поискал его взглядом, но не обнаружил – хотя обычно у него не возникало проблем с тем, чтобы найти во вспоротом теле внутренние органы. Он положил руку на перила и сжал ее, как будто призывая эти разбушевавшиеся ребра к порядку. Пусть не думают, что его легко сбить с толку. Сделал шаг вниз, затем еще один, и вдруг кинулся, напрыгивая, придавливая к полу жертву – пыльный лиловый мягкий комок, который он накрепко стиснул, готовый сдавить сильнее, если тот станет вырываться. Но дом, очевидно, понимал, что этого лучше не делать, и сердце осталось недвижимое, послушное, притворно-покорное. Рико запустил пальцы в его мягкое нутро, впиваясь цепко – и выдрал его из межреберья, преодолев слабое сопротивление. И теперь держал крепко, но позволяя все же добыче свободно болтаться.

Сероватая штукатурка дома в темноте казалась белой, а змеящиеся по ней трещины будто ползали туда-сюда, сплетничая у него за спиной, передавая последние новости, пока он уходил от них прочь – назад, к другим людям.

– Рико! – послышался снизу знакомый голос, и он кубарем слетел по лестнице, торопясь оказаться на месте как можно скорее. – Где ты шляешься?! Я говорил тебе не уходить в самоволку?! Хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что с Манфреди и Джонсоном?! Что это у тебя?

– Подушка от дивана это у него, – тут же вмешалась Марлин. – Где ты только ее нашел?

Дом внизу, на первом этаже, совсем ручной, спящий, безопасный. Рико забирается к источнику его тепла поближе, довольный тем, как дело обернулось, и самим собой. Теперь ведь ничего дурного не произойдет, не так ли? Он победил чудовище и принес его сердце. Теперь все будет хорошо. Так ведь всегда бывает.

К камину они стащили все диванные подушки и все пледы, что смогли найти, а на пол постелили четыре спальных мешка – походный инвентарь отряда. Огонь весело пылал, и Марлин, завернувшись в один из пледов – синий, в шотландскую клетку – глядела на огонь. Ни одна из обнаруженных ею кастрюль или сковород не подошла для приготовления ужина: в камине не нашлось ни за что их зацепить, ни как установить. Шкипер велел Ковальски что-то придумать – его обычная практика при столкновении с незапланированными неприятностями – тот делегировал эти полномочия Рико, а Рико раскопал в леднике кусок мяса, разморозил, напластал ломтями, а теперь принюхивался ко всем по очереди специям, что-то отставляя в сторонку, а что-то убирая обратно. Обжарить его пришлось, насадив на прутья, в незапамятные времена и невесть для какой цели вытащенные из стойки-гриль, и оставленные в углу дровяного сарая. Шкипер было рассчитывал заготовить там дров и на утро, но его лейтенант выразительно постучал согнутым пальцем по лбу: дом принадлежал пожилой женщине, которая наверняка покупала дрова брикетами в супермаркете, в отделе для туризма, а не махала топором в охотку по выходным. Так что в данный момент Шкипер пристроил перед экраном камина котелок с водой в надежде если не вскипятить ее, то хотя бы нагреть.

– Переночуем, а завтра разберемся со всем, – пророчествовал он.

Бекки и Стейси, две ее шебутные кузины, прижались друг к дружке под одним пледом и, судя по всему, надеялись уснуть или на худой конец упасть в обморок раньше, чем Рико закончит свою возню с ужином. Марлин их, в принципе, понимала: с непривычки это было тяжелое зрелище. Она сама попятилась, когда, войдя на кухню, в неверном, колышущемся оранжевом отблеске свечей рассмотрела горбатую хищную тень с огромным ножом, безжалостно опускающимся вниз.

Прапор задремал, уронив голову на плечо Ковальски, а тот, очевидно, пребывал мыслями где-то далеко отсюда, глядя на огонь, и пламя отражалось в стеклах его очков.

– У нас будет отличное Рождество, – продолжал строить далеко идущие планы Шкипер. – Это чертовски удачно, что мы встретили тебя, Марлин. И твоих милых сестричек конечно, – добавил он, бросая взгляд на двух кузин, определенно опасаясь, как бы те не испортили приятный вечер новой вспышкой недовольства.

– Я тоже рада, что мы вас встретили, – кивнула ему Марлин, а про себя добавила: «И что вы едете с миссии, в форме, а в вашем багаже полно военных штучек-дрючек, а то тут кое-кто очень уж задирал носик».

– Рико, – вдруг спохватился командир. – Ты убил соседского кота, или откуда мясо?

Рико указал своим устрашающим ножом в сторону кухни.

– Взял там? – перевел его жест Шкипер. – Где? – новый жест, на этот раз плавный и напоминающий открывание двери. – В холодильнике? Но он же не работает.

– За бортом минусовая температура, дом не отапливается, – не меняя позы, обронил Ковальски. – Не думаю, чтобы что-то испортилось.

– Приятно слышать. Рико, не кусочничать. Я запрещаю, понял?

Рико согласно кивнул – он понял.

Марлин припомнила, что ей говорила тетушка относительно провианта и забеспокоилась.

– Вообще, – произнесла она, – как только будет что-то ясно с этой электрикой, надо сразу заняться едой. Если тетушка не прибавила для красного словца лишнюю пару ягнят, то мне предстоят жаркие денечки.

– Пару ягнят?.. – Шкипер, кажется, не поверил своим ушам. – Твоя тетушка собиралась закатить вечеринку для ближайшего дома престарелых?

– Это в ее манере: готовить больше, чем она сможет приговорить, вместе со всеми своими приятельницами, – вздохнула Марлин. – Она потом рассылает всякие вкусности своей родне. Думаю, это доставляет ей приятные хлопоты.

– Вон оно что. Но теперь, как я понимаю, родня отменяется?

– Да что ты, я ведь понятия не имею, кому и что она там отправляла! – замахала руками Марлин, сбивая плед. – Кроме родни ведь есть и ее друзья, всякие там бывшие однокашники, знакомые по курортам и еще бог весть кто…

– Окей, и что же ты собираешься делать с этой кучей еды? Я спрашиваю из совершенно меркантильных целей, потому как лично моя натура вся протестует против перевода продуктов.

– Кроме того, что у меня теперь на квартире четыре здоровых мужика, которым в ближайшем будущем светит много полезной работы на свежем воздухе, определенно пробуждающей аппетит, – стараясь не очень отчетливо расплываться в улыбке, пояснила Марлин, – я еще позвала гостей.

– Гостей? – заинтересовался Шкипер – Это кого, если не секрет? Ну так, чтоб я был готов…

– Ну, – Марлин замялась, – видишь ли, в них нет какой-то системы. Так вышло, что некоторые мои знакомые тоже остаются одни, или им особо некуда идти, или те, с кем они обычно гуляют, не могут гулять в этот раз, и…

– Короче, – перебил нетерпеливо собеседник. – Кто?

– Джулиан, – покорно принялась перечислять Марлин. – Морт у родни, Морис на каком-то балу любителей орхидей, и эта звезда подиума осталась в одиночестве.

– Ему было бы не лишним.

– Ты что, подумай, что он может натворить, оставшись один, да без присмотра… Ввяжется в какую-то авантюру, ты же его знаешь! Потом его наутро загребут в обезьянник из какого-нибудь злачного места, казино с огромным долгом, например, и хорошо, если не под кайфом.

– Тоже да.

– Ну вот. Значит, Джулиан, потом Мейсон – Фил празднует с Лулу, у них там вроде опять все наладилось, потом еще Леонард… и Дорис.

– Дорис?

Якобы бродящий в своих мыслях неизмеримо далеко, Ковальски моментально очнулся, едва заслышав последнее имя. Марлин смутилась.

– Я… Я ведь не знала, что ты… вы будете, – принялась оправдываться она, не зная, глядеть ли ей на лейтенанта или может лучше в пол, или в сторону. – И я…

– Все в порядке, – прекратил эти ее метания Ковальски. – Серьезно.

– Ты уверен?

– Конечно. Я буду рад ее видеть.

Вот в этом Марлин ни капли не сомневалась. Ковальски всегда был рад видеть Дорис. Даже если Дорис не поворачивала головы в его сторону – впрочем, она не была жестокой кокеткой, эта Дорис. Она, кажется, искренне была расстроена сложившимися обстоятельствами, однако не желала, чтобы кто-то из участников становился жертвой. С другой стороны, рассудила Марлин, лейтенанту, несмотря на всю его апатию и ершистость, просто на роду написано быть жертвой. Начиная с его собственного командира, тиранившего его по мелочам, пусть и беззлобно, и заканчивая девушкой, которую он любил и которая не любила его.