Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Он наделал достаточно! Ты думаешь, я не знаю, откуда ноги растут у твоих хлопот? Плевать тебе на него, просто он брат Дорис, в этом все дело!..
– Давай мы не будем трогать эту тему, Шкипер.
– Я бы рад, да не могу. Живу под одной крышей с самым разыскиваемым подонком этого полушария, а все с ним носятся, будто он недельный котеночек!
– Значит, он всегда под присмотром, – невозмутимо заключил Ковальски. – Это практически то, к чему ты нас призываешь.
Командир в ответ только злобно зашипел.
В комнате тихо мурлыкал радиоприемник – оркестр Глена Миллера исполнял бессмертную «Лунную серенаду» – и, покачивая в такт музыке лохматой башкой, Рико устроился на подоконнике, поближе к свету, перебирая свой дробовик. Он держал оружие на коленях, как живое – впрочем, он часто так обращался с вещами, словно те могли чувствовать его к себе отношение. Ковальски, зайдя, бросил на напарника беглый взгляд
Здесь до сих пор барахлило освещение, и после полудня, когда уже начинало темнеть едва ли не сразу после обеда, самым ярким пятном в их комнатушке был монитор его ноутбука. В его зеленоватом мареве комната с давно устаревшей обстановкой вдруг показалась иллюстрацией к рассказу Лавкрафта, декорациями к какому-то кошмару...
Он устроился с блокнотом в углу кровати, вытянув длинные ноги и подложив под спину подушку. В голову пришло, что самое время свести бухгалтерию – он это занятие терпеть не мог, но кто-то же должен был его делать. Подсчеты требовали сосредоточенности на текущей задаче и предельной внимательности – одним словом как раз того, что ему сейчас остро необходимо. Он сконцентрируется на вычислениях и попробует не думать о… Не думать. Просто не думать.
Но перед его внутренним взглядом застыло и не желало пропадать чужое лицо – миловидное, с таким наивно-кокетливым взглядом из-под загнутых ресниц, с этой бархатной родинкой на скуле… Интересно, если она и Блоухол близнецы, была ли такая же родинка и у него? И куда делась, если была? Впрочем, Блоухол ее мог попросту свести, посчитав похожей на дамскую мушку и решив, что такая деталь не добавляет его облику приятности.
Марлин поселила его с Дорис вместе? Это было бы, наверное, логично: сестра всегда была бы рядом с больным и готова ему помочь, если что. Ковальски понятия не имел, где точно Марлин разместила новоприбывших и не прикладывал усилий, чтобы выведать это специально. Отлично знал, как потом трудно будет заставить себя не подходить то и дело к запертой двери, изобретая тысячу причин, в слепой надежде, что однажды ее внезапно откроют для него.
Бессмысленный взгляд лейтенанта вперился в белый листок с колонками цифр. Те казались сейчас чем-то вроде арабесок – бессмысленных, хоть и красивых узоров. Он никак не мог вникнуть в их значения, перечитывал снова и снова и никак не был в состоянии сообразить, что должен с ними делать.
Как она жила все это время? Как они жили вдвоем с братом? Был ли у нее кто-то? Наверняка был. Дорис открыта для новых людей, и если кто-то ее заинтересовывал, она никогда не тянула. Если заинтересовывал, конечно. Если…
Он вспомнил, как увидел ее впервые – возле крытого бассейна, куда ходили и они всем отрядом, и Марлин плавала с удовольствием, и много еще кто из их знакомых. Марлин-то им и показала этот бассейн, когда они заселились, Марлин и познакомила его с Дорис, когда они столкнулись на аллейке перед помещением бассейна: девушка уже шла домой, тогда как они только собирались внутрь. На плече у нее болталась полосатая пляжная сумка, волосы, еще немного сырые, она перебросила через плечо. Ковальски скользнул по ней взглядом, не задержавшись – он думал о своем, и в его планы не входили амурные похождения. Дорис поздоровалась с Марлин, Марлин с ней, и, так как молчать далее было невежливо, он тоже открыл рот. И Марлин их познакомила. Они стояли и болтали на этой аллейке, обсаженной коническими кустиками пихты, непринужденно, как самые обычные люди, что для Ковальски было своего рода новшеством. Девушки договорились, что на неделе встретятся в кофейне, и он каким-то запредельным образом тоже там оказался. И еще раз, и в другой раз тоже, и снова, и так до бесконечности, пока Дорис не забеспокоилась и не попыталась отстраниться, удерживая его на расстоянии, отчетливо давая понять, что не рассматривает его как…
И вот тогда-то и начался ад. Он думал, что сможет выбраться из этой ямы: ну что же, попробовал, не вышло, стоит оставить неудачу в прошлом и идти дальше, не так ли? Но он так и не смог. Сколько ни пытался – все время возвращался к исходному пункту. Вид Дорис, голос Дорис, самые незначительные слова, сказанные ею – все это выбивало его из колеи. Что за магия в ней была, хотел бы он знать... Самая обыкновенная девушка, каких двенадцать на дюжину – не особенно интересная, непохожая на ярких, смешливых красоток с экрана или обложки, без следов какой-нибудь незаурядной одаренности, гениальности или иной «печати судьбы». Ничего необычного в ней не было. Даже имя ее – Дорис – самое рядовое и музыкой не звучит.
Дорис – это что-то такое же обыденное, такое же привычное, никак не привлекающее к себе внимания, как те предметы обихода, которые мы видим каждый божий день. Многочисленные Дорис, Мег, Сьюзен и Мери-Джейн наводняли города и городки всех штатов, в то время как, например, Марлин было совсем не так много.Время шло, ситуация ни на йоту не исправлялась, и он понял в какой-то момент, что ему не выбраться. Дорис, кажется, отдавая себе отчет в том, насколько далеко все зашло, с одной стороны старалась не обострять ситуации и не мозолить ему глаза, а с другой не отказывалась от общения наотрез, опасаясь сделать хуже тем, что оттолкнет человека, который ничего дурного ей не сделал.
Это было совсем не похоже на то, как вышло с Евой. Ева осталась его другом, он был искренне к ней привязан и не чувствовал такой безнадежности, как теперь. Они виделись, общались, и острой, щемящей в груди боли он не испытывал. Не сошлись, с кем не бывает. В той истории он мог все себе пояснить. Но в этой не мог. Что происходит, и почему оно происходит, и почему именно так, а не иначе – вот хороший вопрос. Почему, дьявол побери, именно Дорис?! Что в ней такого особенного?.. Иногда он бился над этой неразрешимой загадкой, но чаще – просто апатично признавал свое полное перед оной поражение. Ему не нужны были на самом деле ответы. Все, что он хотел – это уткнуться лбом в теплые колени Дорис и посидеть так немного. Он бы, наверное, даже попросил ее об этом одолжении, если бы не боялся обидеть – Дорис не отталкивала его, но никогда не давала забыть, что между ними ничего нет и не может быть.
Он вспомнил, как спросил ее, почему – что ей не так, быть может, он мог бы это исправить, как-то изменить, что-то с этим поделать, ведь люди подстраиваются под других людей, это повсеместное явление… Дорис только покачала головой. Что не так? Он. Он весь не так, вот в чем дело. Он ей нравится, но не очень-очень нравится. Не настолько, чтобы с ним связываться. И он хорошо это понимал. Чертовски хорошо.
Вместе с тем же его грызло и неприятное чувство – осознание того, что даже укажи ему Дорис на конкретные моменты, которые ей были не по душе, это не исправило бы ситуации. Не к месту – или наоборот, чертовски к нему – припомнилась Марлин, ставшая жертвой тех шутников, которые меняют в магазинах пакетики с краской в наборах для шевелюры. Вместо привычной хны, которой она пользовалась для укрепления волос, в один чудесный момент она получила осветлитель, и неожиданно этот цвет оказался девушке к лицу. Как он сам тогда говорил – из Марлин она превратилась в Мэрилин. Блондинкой девушка никого не оставила равнодушным, но сама – сама она довольна не была. Ей совсем не понравилось, что обложка заслонила содержание. Ей не было приятно, что отношение к ней изменилось из-за того, что изменилось то, как Марлин выглядит. И Ковальски в этом тоже чертовски хорошо ее мог понять. Ему бы такое тоже совсем не понравилось.
Из задумчивости его вывел резкий звук – Рико бодро передернул затвор, проверяя состояние своего оружия, и, судя по всему, остался им удовлетворен. Ковальски сморгнул, разом вспомнил, где он и зачем тут находится, и торопливо вернулся к цифрам. Бухгалтерия сама себя не посчитает, хватит уже тыкаться носом в стены, ища пятый угол. Как будто он всего этого не передумал уже прежде, в поисках решения. Решения попросту не существует. Жизнь подбросила ему задачку про квадратуру круга, и ему оставалось только смириться с этим. Он, конечно, и раньше пробовал, и успехом это начинание не увенчалось, но разве он, ученый, не знает доподлинно, сколько порой попыток приходится совершить, чтобы добиться хотя бы средненького результата? Упорства ему не занимать. Стоит хотя бы попытаться. Еще один, сто тысячный раз.
====== Часть 6 ======
Поздним утром приехал Джулиан. В темных очках на пол-лица и не очень теплой, зато очень эффектной куртке, обшитой искусственным мехом, он остановился на пороге, бросив там же дорожную сумку, объявил, что король устал и что кто-то должен пойти, снять с крыши такси самую восхитительную в мире рождественскую ель, которую он, Джулиан, взял на себя труд доставить. Сообщил он это с таким апломбом, будто действительно всю дорогу тащил деревце на собственном горбу – каковое действо даже вообразить было бы сложно, не то что уж поверить в него. Марлин отнеслась к его фокусам без внимания: давно привыкла, как, вероятно, и все прочие присутствующие. Джулиан мог вести себя как угодно, однако вряд ли бы сделал что-то действительно мерзкое. Сумку его с порога со вздохом подобрал Прапор – добрая душа. Он же провел новоприбывшего, показывая отведенное ему спальное место, в то время как елочкой занимался Рико – пока насмерть перепуганный явлением этого дикаря таксист трясся на своем месте, отвязал ее от багажника на крыше, перехватил поудобнее и понес на плече, не обращая внимания на иголки.