Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Есть, сэр!
– И не ухмыляйся мне тут!
Ковальски, вопреки начальственному указанию, поневоле растянул губы в улыбке. Шкипер принял, было, грозный вид, но после махнул рукой и отвернулся.
– Ладно уж, – проворчал он. – Лыбься. В спину ты и правда не выстрелишь…
И он снова занялся снегом.
По телевизору крутили допотопного «Волшебника страны Оз» тридцать затертого года выпуска — это достояние кинопроизводства вытаскивали из закромов на каждые зимние праздники, сдували пыль и пускали на поток. Ковальски при этом всегда странно было помнить, что все эти люди на экране давно умерли. Фильм смотрело несколько человек, устроившись на полу, прямо на подушках, и уведя со стола бутылку колы и миску с чипсами. Жизнерадостный хруст на самых душещипательных
За столом вторая компания вяло играла в карты, поставив на кон последнее миндальное пирожное. Джулиан, заняв своей особой половину дивана, терпеливо полировал бархоткой какую-то блестящую бижутерию, иногда отставляя руку подальше, любуясь своей работой. На фильм он внимание обращал постольку-поскольку, но на галдящих на полу периодически поглядывал недовольно, будто они мешали ему смотреть.
Ковальски украдкой зевнул в кулак. Он был не против этих милых уютных посиделок, но предпочел бы все же на чем-то сосредоточить внимание. Джуди Гарланд намозолила ему глаза уже давно, и он всерьез подумывал, не напроситься ли на следующий кон к игрокам — если ему повезет, пирожное он может отдать и Прапору, тот их обожает…
Внезапно он перехватил на себе взгляд Рико. Лейтенанту казалось, тот задремал после ужина в кресле и сидел там так неподвижно, что о нем позабыли. Но сейчас – как и тогда, в сумраке у камина — его выдал блеск глаз. Рико глядел на ученого тяжело, голодно и неотрывно. Ковальски почувствовал невесомое онемение внутри и непроизвольно облизнулся. Рико подался вперед, не сводя с него взгляда. Казалось, кроме них, сейчас в комнате нет никого, и, в то же время, он чувствовал, что они не одни. И это было так… странно. Ковальски непроизвольно сглотнул. Рико смотрел на него, ничего другого не предпринимая, но этого хватало с головой. Надо же, оказывается, взгляд может быть эрогенной зоной…
Сумрак отгородил его от других людей, и их голоса доносились теперь будто бы из отдаления. Он сам себя ощущал призраком – не присоединившись ни к одной компании, он просто наблюдал их со стороны – не более того. А это, в свою очередь, означает, что, если он сейчас исчезнет отсюда, этого никто не заметит. Никто кроме Рико, который не спускает с него глаз…
Решение созрело мгновенно, спонтанно, и он даже не успел его толком взвесить: просто встал, потянулся коротко и неторопливо направился к выходу. Ощущение тревоги и азарта немедленно защекотало нервы: над любым решением Ковальски всегда думал досконально и тщательно, а поступать, повинуясь сиюминутному порыву, ему свойственно не было. Но Рико… Нет, это стоило того. Определенно стоило.
Дом по ту сторону двери спал. Он был огромным тихим, заполненным прирученной зимой и отчужденностью. Очаг жизни остался позади, в гостиной, где сидели все, взятые в окружение покоем и темнотой, в которую сейчас понемногу углублялся Ковальски.
Свет здесь не горел, только гирлянды на стенах моргали цветными огоньками, отражаясь в стекле плафонов и развешанных по стенам фотографий. Он прошел по коридору, обвитому белесыми одноцветными лампочками, делавшими его похожим на млечный путь, и стал неторопливо подниматься по лестнице, не слыша за собой шагов. Да, впрочем, он и знал, что не услышит их: преследуя добычу, Рико никогда не позволял себе выдать собственное присутствие.
Подрывник нагнал его на третьем пролете. Буквально смел, прижав к стене, но не стиснул, сдавливая легкие, а словно бы только наметил свое достижение. Поймал беглеца, припечатав ладони к стене по обе стороны жертвы и сразу же потерся своим горбатым сломанным носом о чужой, длинный и тонкий. Ковальски чувствовал его настрой и впервые в жизни не захлебывался в рвущих его на части эмоциях – и собственных, и ему не принадлежащих. Да, это была буря, со шкальным ветром, с ревом огромных волн, а у него – всего лишь хлипкое парусное суденышко, но он знал, как управлять парусом. Этим парусом – знал.
Ему всегда казалось, что душевные метания сродни шторму- опасны и непредсказуемы, но только теперь пришла в голову мысль, что и у штормов
есть свои законы, и их можно прослеживать. По крайней мере, современная наука позволяет хотя бы отчасти быть готовым к буйству стихии. Штормовое предупреждение – вот что такое Рико. Он одномоментно и опасность, и защита от этой опасности – и это касается не только вопроса его безумия или его чувств, а вообще всего, что с ним связано...Рико снова потянулся к нему, стараясь добраться до губ, сдаться на его милость окончательно. Был готов любить лейтенанта прямо здесь и сейчас, не сходя с места.
– Я еще собираюсь в душ, – заметил ему тот, стараясь не поплыть от происходящего моментально же. Рико недоумевающе рыкнул.
«Ты же чистый».
– Надо.
Подрывник взял его за руку, переплетая свои пальцы с пальцами военного хирурга, и настойчиво погладил его ладонь.
– Сейчас пойду, – безошибочно перевел этот жест тот – Подождешь?..
Рико не заставил себя просить дважды. Он хорошо понимал, как важно знать, что тебя кто-то ждет.
Ковальски постарался не задерживаться в ванной. Раз-два, он ведь знает, что и как надо, три-четыре, главное не вникать в смысл, а действовать механически… И быстро, пока не успел передумать, совершить марш-бросок к их комнате, не давая себе времени затормозить и проанализировать происходящее. К черту анализ. Его ждет Рико.
Стоило закрыть за собой дверь, повернув круглую ручку до щелчка, и подрывник что-то пробормотал одобрительно, а после похлопал ладонью по спальному месту, приглашая присоединяться. Света он не стал зажигать – ярко и празднично освещенные дома соседей давали его достаточно. Со стороны ледяного катка доносилась музыка: там продолжалось веселье. Люди снаружи, люди внизу в гостиной, у всех них было нормальное Рождество, а они двое…
Ученый в десяток шагов преодолел разделявшее их с Рико расстояние, на ходу продолжая ерошить короткие волосы маленьким серым полотенцем. Как бы он ни старался, а волосы всегда после ванной сырые, вне зависимости от того, мыл он их или нет. Рико сидел на краю кровати, поджав одну ногу под себя и смотрел на него. Ковальски снова ощутил то же, что в гостиной, но сильнее, отчетливее. Чужую страсть он буквально кожей чувствовал, да Рико и не скрывал от него ничего.
То время, когда их отношения казались ему странными, для него не то чтобы прошло, но он привык и не чувствовал смущения от того, что теперь происходило. А вот к тому, как откровенно Рико выражает свое влечение, привыкнуть не мог никак. Это всегда его поражало и обезоруживало – он хоть и знал, как Рико действует, никогда не был к этому готов и всегда изумлялся тому, что это снова и снова происходит.
Напарник не дал ему спокойно дойти последней пары шагов – привстав, подтянул к себе, ухватив за брючный ремень, и, получив в свои руки лейтенанта, деловито стащил с него одежду – без лишней жадной торопливости, а просто чтоб не мешала. Ковальски для себя отметил, что между предметами гардероба подрывник особой разницы не видел. Он сдирал с любовника все, просто потому что оно мешало Рико иметь полный доступ, и ему в голову не приходили мысли что-то оставить “на потом”. Побросав вещи на стоявший рядом стул, с самого начала их пребывания в этих гостеприимных старомодных стенах служивший им вешалкой, он бесцеремонно свалил Ковальски на койку и мгновение полюбовался на свою работу, склонив голову к плечу.
– Ты же меня сто раз видел, – вздохнул Ковальски. Рико замотал головой.
«Я хочу еще».
И лейтенант, не чуя подвоха, не стал сопротивляться. Игры в сопротивление хороши, но не сегодня и не сейчас. Сейчас он хотел неторопливо и нежно, и, если Рико хочет начать с того, чтобы смотреть на него, он не станет возражать.
«Я хочу чувствовать, что ты не убегаешь», – наконец, дал понять Рико.
– Я не убегу. Иди сюда, ладно? Ты нужен мне.
Кожу холодило прикосновение воздуха, но теперь это ощущение стерла с него уже хорошо знакомая горячая ладонь. И ученый уже достаточно знал, к чему это поглаживание может его привести. Рико ведь не остановится, еще четверть часа – и Ковальски застонет в голос и встанет на колени, только бы это все продолжалось и дальше…