Сила в содействии
Шрифт:
Пустотник готов уже ответить утвердительно и категорично, но неожиданно сам для себя запинается, и ответ следует иной:
– Не знаю...
Потом ещё одно блюдо, и крылья зубатов воистину великолепны, ещё один танец, и Аиртон уже не скован в нём, а смел.
– Прости, если вопрос нескромный, но во сколько магических единиц тебе всё это обошлось?
– спрашивает он.
– Просто, если есть возможность разделить плату...
– Да, вопрос нескромный, а ещё и глупый, и будем считать, что я его не слышала, - Айлин вдруг отталкивает, в глазах злой блеск.
– А если нужны подробности, то вот, держи: у меня период отдыха. Первый в новой группе. Из прежней, в такой
– Прости, я не хотел...
– Нет-нет, - Айлин поднимает руку, - дослушай. Поскольку совместное заклинание у нас получилось сразу, то и решила, что нашла. Не согласен? Что-то не устраивает? Тогда сразу об этом говори!
– Перестань, - просит Аиртон, - я всё понял.
– Ох, что-то понесло меня...
– она пытается обратить в шутку.
– Так ты согласен?
– Да, конечно, - говорит Аиртон, - только я - пустотник, и не все уровни взаимодействия, как понимаешь, будут со мной доступны.
– Не имеет значения, - она отмахивается, - на первое время мне хватит и трёх уровней Сопряжения, а там посмотрим. У тебя же на знаке никаких запретов на половые отношения?
– Нет.
– Вот и у меня - нет. Зато есть астральная вставка с тем самым запретом на деторождение, который уже успели обсудить. Смешно, правда? У какой-то девчонки-простолюдинки запрета нет, а у меня, мага Плазмы со стажем, есть.
Аиртон не находит лучшего ответа, как поцеловать, и ответ оказывается верным. С какой-то оторопью он осознаёт, что принадлежит себе уже не в полной мере. Их с Айлин ведёт мелодия, принадлежат ей. И приходит момент, когда она спрашивает:
– Ну, как, ты достаточно разогрелся?
– Да.
– Тогда, как говорят здесь, в Советграде, поднимаемся на новый круг...
Появились механические колибри, Аиртон и Айлин освободили площадку.
– Астральная телепортация?
– спросил он, когда птицы устроили пляску лучей, и каждый оставлял на деревянном круге след.
– Ага.
– А это место не перестаёт удивлять. Поверишь ли, но считал, что лабиринты теперь только в музеях...
Когда узор был готов, они снова взошли на площадку, и поднялся цилиндром голубой свет, а как только волны его опали, двое были уже в другой комнате. Большую часть той занимало ложе, освещал приглушённый оранжевый свет, и оранжевыми же были грудки у птиц в камере, помещённой в стенную нишу.
– Мандарины, - назвала их Айлин.
– Поют, как понимаешь, о любви, исключительно о любви.
Она подошла к камере, и там, где была шкала, передвинула переключатель на несколько пунктов. Птицы оживились, начали пробовать голоса. Не сказать, что с их пением возбуждение Аиртона возросло, нет, повлияло иначе: он словно бы увидел направление, в котором надлежало двигаться. Подступив к Айлин, взял за запястье, и сжал крепко, и направил энергию, как было, когда она творила заклинание, а он содействовал.
– Да...
– она прикрыла глаза, - хорошо, хорошо...
Мандарины пели уже не врозь, а вместе, Аиртон же и Айлин, целуясь, освободились от одежды, и он лёг на неё, а она направила его твёрдой рукой в себя. Затем он снова взял её руку, переплёл пальцы, а она обхватила, обвила ногами, свободной же рукой заскользила по его спине вверх и вниз. Вливая всё больше и больше силы в мелодию, птицы, казалось, светятся, как если бы оранжевый свет, заполнявший комнату, исходил от них. Айлин не молчала тоже - шептала, смотря Аиртону в глаза, снова и снова, быстро и настойчиво, пока её дыхание не стало таким же прерывистым и быстрым, как и у него.
Все элементы узора были готовы, оставалось соединить, продёрнуть через мелодию три плана Сопряжения. Ловким манёвром она повернулась сама и повернула его, и, оказавшись сверху, мчалась быстрее и быстрее, и тело её, омытое оранжевым, казалось лоскутом огня. Он протянул руки вверх и потрогал её груди, произнёс её имя и раз, и другой. Мандарины притихли, рассыпались обертонами, готовые вот-вот начать тему кульминации. Он сопротивлялся - сопротивлялся, сколько мог - но не в силах был больше сдерживаться, как и она. Сжав её бёдра, он позволил ей вести к пику их обоих, и вот её крик, громкий крик. Мгновение словно застыло, и с какой-то невероятной отчётливостью он увидел её изогнувшееся назад тело, натянувшуюся на рёбрах кожу, брызнувшие на щёки слёзы. А потом и для него узор сложился полностью, и был тот до того красив, до того ярок, что он задохнулся от наслаждения, и тоже кричал, тоже лились по щекам сладкие слёзы...[2]
2423 год от Разделения
Квинта Элементала, 20-й день 2-го месяца
Пока шли, у Аиртона не выходило из головы, что идут они с Айлин по одному из его маршрутов, а именно по "Треугольнику". Она полагала, будто продвижение их свободно, а он едва ли не видел линию, проложенную аналитиками. "Ну, хотя бы не "Ромб", - промелькнула мысль, - не так заметно".
– Как-то нас с тобой затянуло, - сказала Айлин, - не бывало у меня такого раньше...
Аиртон попытался вычленить что-либо одно из декады, оставшейся позади, но вычленить не получалось - всё сливалось в единый поток, тянулось пусть и пёстрой, но какой-то однообразной мелодией. Айлин влекла его из одного места в другое, из одного в другое, как если бы скользили на ускоренной ленте, а мимо проносились различного рода заведения, аттракционы и выставки. Затем остановить поток всё же получилось - вспомнил, и вспомнил ярко, то платье, что было на Айлин в их первый вечер. Удивительного серого цвета, который, словно предрассветное небо, отливал оттенками морской волны. Вспомнил и почувствовал грусть, но не тихую, а гнетущую, от которой хотелось кричать, крушить стойки ра-м, сбивать стихийными заклинаниями снующих туда и сюда доставщиков.
– И у меня не бывало, - сказал он.
Повернули, перешли с горизонталей на диагонали, и вскоре увидели врата Первого круга. Особыми заклинаниями была отмечена защитная зона, за которой начинались посты, Хранители Лим и Злата, отлитые из платины и золота соответственно, ярко сияли в лучах полуденного Игнифера. Айлин остановилась, посмотрела вверх, сказала:
– А символично, что стоят Хранители парами: один как бы отвечает за вход, а другой - за выход. Соответственно, есть время приходить и время уходить, время для встреч и время для расставаний. Вот, пожалуйста, докатилась до пафоса, не хватало ещё разреветься! И разревусь, ага, разревусь, потому что не хочу тебя оставлять!
Мысли Аиртона были о другом - о том, насколько же этот город может быть расчётливым и коварным. Воспринимал он его уже не иначе как живое существо, ведущее какую-то свою, непостижимо сложную игру. "Сейчас он выполнит, Айлин, осуществит твоё желание, - вздохнул про себя, - вот только будешь ли тому рада?.."
Словно бы невзначай, подходит Авангар, смотрит на бликующие свои ногти, затем на Хранителей, а когда волшебница к нему поворачивается, говорит:
– Позвольте представиться, Авангар. Ментальный универсал.
Айлин, всё ещё погруженная в свои мысли, смотрит на Аиртона, спрашивает:
– Кто это? Чего он хочет?
Отвечает, однако, не пустотник, а снова ментальный маг:
– Его контролёр, - говорит он, указав для верности пальцем.
– Но словами, вижу, получится долго - позвольте, я вам покажу.
И он показывает, переносит Айлин на мгновение туда, куда Аиртону путь заказан - в Ментал.
– Ага, понятно, - говорит она, вернувшись, - но не проще было бы сказать мне прямо? К чему все эти полевые испытания?