Сильные не убивают. Книга 2

Пижон был ни много ни мало профессором биологии и попался на получении взятки, но конкретных обстоятельств я из формулировок досье не поняла. Телесные наказания к нему, единственному из троицы, не применялись из-за дворянского происхождения. Имя у него такое еще, с пятой попытки запомнила — Илларион Афанасьевич.

— Я подожду в коридоре, — пищит женщина и выходит вслед за круглолицым.

Илларион Афанасьевич не меняет своей вальяжной позы — так и сидит, развалившись на стуле и скрестив на груди руки:

— Видите ли, Софья Александровна… Понимаю, многие осужденные говорят подобные вещи. Однако в действительности я попал на каторгу не из-за того преступления, которое вменяется мне в вину.

С кем он разговаривает, что за Софья Александровна? А, это же мое имя по паспорту. Отмахиваюсь:

— Зовите меня Соль, тут все так делают. Так вы что, не брали ту взятку?

В тоне пижона сквозит снисходительность:

— Формально это действительно была взятка, и я ее принял. Однако такого плана подношения профессорам в нашем университете — общепринятая практика, даже своего рода традиция.

— Тогда за что же вас наказали?

— Обозначу это так: академические интриги. Если несколько упрощать, я чинил препятствия проведению ряда экспериментов с участием разумных, поскольку полагал их неэтичными.

— Почему? И не надо на меня смотреть, как на слабоумную! Я хоть и снага, но знаю значение слов «эксперимент» и «неэтичный».

Знаю куда лучше, чем мне хотелось бы.

— Подопытные получали гонорар, довольно значительный с их точки зрения, однако обо всех рисках их не предупреждали… по крайней мере, на доступном им уровне.

Вздыхаю:

— Шик-блеск… Кажется, я могу угадать с одной попытки, какой расы были эти подопытные.

— Да, вы верно все поняли, Софья Александровна, — надо же, упрямый какой дядька. — К сожалению, я не могу подтвердить эту историю. Формулировки обвинения весьма расплывчаты, поскольку в дело были вовлечены… высокопоставленные лица. Однако впоследствии некоторые из экспериментаторов сами оказались на скамье подсудимых. Смею надеяться, в этом есть и доля моей заслуги. Я многое поведал следователям, и не все они рабски благоговеют перед чинами и титулами. Меня вызывали с каторги, и я давал показания в суде. Понимаю, любой на моем месте рассказал бы подобную историю. Хотите верьте, хотите нет, но такова правда.

— Спасибо, я поняла вас. Будьте добры, пригласите даму, пожалуйста.

Женщина с простым именем Анна Павловна будет преподавать у нас математику и физику. Она — бухгалтер, попавшийся на крупных махинациях.

Анна Павловна садится напротив меня, но смотрит в стол и молчит. От нее пахнет неуверенностью и страхом. Пытаюсь помочь ей:

— Вы успели посмотреть школьную программу?

— Да-да, я ее изучила! Опыта преподавания у меня нет, но я буду очень стараться, правда. — Она наконец поднимает на меня глаза. — Понимаете, я служила бухгалтером двадцать пять лет. Прошла путь от младшей операционистки до главного экономиста крупной организации. И за все эти годы не присвоила ни единой деньги.

— А что случилось потом?

— Дочь… — Анна Павловна часто моргает, сдерживая слезы. — Моя Алена, красавица, умница… Она была так счастлива, когда получила тот контракт. Конкурс огромный был, но Алена и правда лучшая. И ведь не в мужской клуб устраивалась — на железную дорогу, обслуживать составы класса люкс. Думала, заработает денег и устроится в жизни. Контракт-то был на пять лет.

— И… что же пошло не так?

— А вы не знаете, да? Никогда не жили в юридике?

— Нет, не доводилось.

Что такое эти юридики вообще? Вроде бы так называют земли, принадлежащие магам-аристократам. Там до сих пор чуть ли не крепостное право. Дичь какая-то, одним словом.

— Вот и мы с Аленой… не представляли себе, что это на самом деле за работа. И как клиенты обращаются с персоналом. Алена почти каждый месяц попадала в больницу с травмами… — женщина заливается краской, — интимного свойства. Служащих на контракте в юридиках вообще не держат за людей. За полгода моя дочь превратилась в собственную тень. Когда она приезжала на выходные, я прятала все таблетки в доме.

— Но почему она не расторгла контракт?

— Неустойка… неподъемная для нас сумма. Если бы мы продали все, что у нас есть — не покрыли бы и половины. Одна только пластическая операция сколько стоила… Алена очень красива, но у корпорации определенные стандарты, так что это оказалось обязательно. И тогда я… украла деньги у себя на работе. Я знала, что это неминуемо всплывет. Но не сразу — Алена должна была успеть аннулировать свой контракт.

— И она успела?

— Да, слава Богу, она успела. Потом, конечно, расторжение контракта было оспорено, но Алене уже удалили идентификационный чип, и она уехала на земские территории. Там не так уж сложно сделать новые документы. Надеюсь, теперь у нее все хорошо.

Накрываю ладонью руку Анны Павловны — правую, без перчатки. Обычно люди не любят прикосновений снага, мы им кажемся грязными. Но сейчас, я чувствую по запаху, нашей новой учительнице необходима любая поддержка.

— Вы очень… смелая женщина. Я не осуждаю вас… и вашу дочь тоже. Ни за что. Я это все понимаю.

Не мне судить, правда. Я и сама наделала глупостей, польстившись на деньги и статус — пусть это все осталось в прошлой жизни.

— Вы понимаете? — в глазах женщины стоят слезы, и все же она улыбается. — Мы ведь на все готовы ради них, ради детей…

— Да. Абсолютно на все.

Глава 6 Андрей. Когда можно убивать

Кабзда встречает нас в лице ротмистра Рокотова, который вторгается прямо на КПП.

— Смир-рна! — орет Рокотов. — Кто из вас, сукины дети, зачинщик драки?

Стоим навытяжку, молча — как и дежурные. Только эти таращатся на разнос с восторгом: что-то будет?! А мы рады бы провалиться сквозь пол — не выходит.

— Кто. Зачинщик. Драки?!

А правда, кто? Спровоцировал снага Сицкий, а в рожу зарядил первым, э… кто-то из Славиков.

Молчим, точно истуканы — ведь и обращается Рокот… ни к кому.

— Значит, не признаемся, — констатирует ротмистр как-то даже удовлетворенно. — Ну и славно. Тогда — всему кагалу наряд. Первый — в Сотах! «Банька по-опричному»…

Я стараюсь глядеть только прямо перед собой, но примечаю физиономию конопатого дежурного. Та становится сложной: «банька» — занятие явно непопулярное. А Сотами здесь называют помещения для техники.

«Назначено дисциплинарное взыскание, — оживает голос у меня в ухе, — чистка ремонтных ангаров. Явиться к назначенному времени…»