Сильные не убивают. Книга 2

— Нет связи.

Господи, как же я от всего этого устала…

— Андрюха, ну своей башкой подумай раз в жизни. Обычная городская связь уже есть. А вашей суперособенной опричной связи — нет. И опричных патрулей внутри периметра нет. У вашей службы есть порталы, есть воздушный транспорт, ИИшница эта всеведущая — а курсанты брошены на произвол судьбы? Это опять какая-то мутная подстава, Андрюха!

— Пох, — глаза Андрея становятся очень холодными. — Там мои пацаны. Я их вытащу. Где эти старые склады?

— Идиота кусок… тебя там на тряпочки порвут. Ты представляешь, насколько в городе вас ненавидят?

— Пох.

Прикрываю глаза. Ну на кой мне эти курсанты, в самом-то деле? Что хорошего они сделали? Андрюха говорил, там две группы… С одной я встречалась дважды — и оба раза они дрались с моим народом. Со второй пересеклась один раз, но мне хватило — вожак бил меня ногой по лицу, а остальные стояли и смотрели. Почему меня должно волновать, что с этими говнюками случится? Может, и прав мужик, весь город не накажут… Не настолько эти курсанты ценны, раз их вот так подставляет без конца их же начальство. Если среди них есть какие-то аристократы, то, может, это неудачные наследники? Вот их и топят оптом, как бракованных щенков. Раз даже собственным родителям на них плевать — почему не плевать мне? Ну хоть одна причина? Андрюха, правда… Да проще его шарахнуть по башке чем-нибудь. Пускай полежит спокойно, пока все не закончится. Конечно, он мне этого не простит до конца жизни. Ну и ладно. Главное, у него будет что-то там до конца жизни…

— Ты со мной, Соль? — Андрей смотрит на меня в упор — словно через прицел.

И тут встревает Мотя:

— Соль, не ходи в подвал. Тебя там убьют. Я ясно вижу: если пойдешь туда — убьют.

Да что их заклинило-то так всех на моей смерти!

— Солька, ну правда… — вступает Клара с необычной для нее робостью. — Мотя, когда зенки вот так выворачивает, действительно видит что-то. В этих, как их, вероятностях. На кой тебе сдались эти щенки? Не ходи.

А вот теперь это уже будет выглядеть как трусость!

И потом, эти курсанты — совсем пацаны. Чуть старше моих. Глупые, озлобленные, дурно воспитанные, полные тупого гонора и подростковых комплексов пацаны. Они могут еще вырасти во что-то приличное. Как этот, как его, Достоевский… нет, Тургенев платок свой протягивал. «Мы не всегда такие»…

— При всем уважении, — говорю Кларе и Моте. — Я очень вам благодарна за то, что вы спасли мою жизнь. Правда. Но эта жизнь, она все еще принадлежит мне. Ленни, будь другом, подбрось нас к старым складам.

Глава 24 Андрей. Прикроешь мне спину

Мы выскакиваем из этого кхазадского драндулета перед почтенным, в годах шлагбаумом. Он настолько древний, что сделан еще из металла, а не из пластика, и настолько почтенный, что его, кажется, много лет вообще не поднимали. Короче, последние десятки метров до подвала преодолевать приходится бегом. Куда бежать, сразу ясно — по спинам снага, толпящихся у какого-то низкого кирпичного здания на краю площадки, и возгласам:

— Больше лей, нах! Там у них водяной!

— Пускай, ска, брызгается!! Тут цистерна, врот!

Я неплохо бегаю стометровку, но Соль обгоняет меня сразу же. Не тратя время на проталкивание между спин, взлетает на огромную ржавую бочку, а с той — на бетонный козырек. Соль сразу же видят все — и она начинает вещать:

— Але, разумные! Вы разумные или нет? Меня! Зовут! Соль! И сегодня здесь никто никого не сожжет, понятненько? Расходимся, граждане, тут ничего интересного!..

Подбегаем мы с Мотей, из толпы оборачивается мельком снага в кепке-восьмиклинке, с перекошенной рожей и орет:

— Э, братва! Тут еще один, ска!

Мгновенно все отвернулись от Соль. Мы с эльфом оказываемся в полукольце угрюмых, злобных физиономий, и — ска! — как же хочется вскинуть оружие! Но, наверно, нельзя?.. Не стрелять же в них! Вместо этого вскидываю ладони:

— Я сейчас выведу своих, и мы просто уйдем! Понятно?

«Понятно, что ты покойник», — читается на агрессивных лицах. Без переводчика. Точно посреди стаи бродячих собак оказался.

Но Соль не дает позабыть о себе:

— Я сказала, расправы не будет! Я! Сказала! Меня зовут Соль. Пусть поднимут руки те, кто меня не знает?! Кто про меня не слышал?

— Если я подниму руку, нах — ты костыли протянешь! — орет хрипло другой снага, тоже в кепке, но в бейсболке. Грязной бейсболке с гербом Государства. — Это чо за курва?

— Вот я не слыхал, ять! — вторит третий. — Пшла вон! Братва, керосин лейте!!

Однако я вижу: на большинстве снажьих рыл обозначается узнавание. Кто-то пихает кого-то локтем, до меня доносится: «Та самая, ять!», «С катаной, понял?», «Врот, в эхони!», «Приют!», «Жуков порубила, помнишь?», «А, Мясник, ска!»

Соль косится с досадой на солнце — потом красивым прыжком слетает к тому, кто в бейсболке. Вжух! Катана сверкает в лучах: Соль достала ее в прыжке.

— Все верно, это я! — катана возвращается в ножны, а Соль — нос к носу с громилой в бейсболке. — Н-ну? Готов рискнуть??

Громила мешкает, пучит глаза, Соль презрительно поворачивается к нему спиной и — снова на бочку и на козырек. Бочка скрипит, сыплется бетонная крошка. Замечаю, что кто-то из молодых снага уже начал снимать происходящее на телефон.

— Да никто не узнает! — рявкает восьмиклинка.

Надо сказать, пяток самых уголовных рож все ближе ко мне подбирается, и я прилагаю нешуточные усилия, чтобы стоять спокойно и не сорвать Соль переговорный процесс. Хорошо, что со мной рядом Мотя с блаженным лицом — кажется, это сбивает снага с толку. Наконец, подбегает и Клара, пыхтя как бронепоезд, и тут же открывает рот, чтобы начать обкладывать снага кхазадской мудростью, но Мотя дергает ее за рукав и кивает на Соль — ей не мешай, мол. Клара решительно вклинивается между мной и ближайшими снага, свирепо сверкает на них очами. Но молчит.

— Никто не узнает! Десятком сучонков больше недосчитаются! Война все спишет!..

— Это дети, — размеренно, точно гвозди вбивает, говорит Соль. — Да, люди взрослеют раньше. Но этим парням по семнадцать — они просто молодые, зеленые пацаны!! Поймите это, снага-хай!

Мне даже слегка обидно становится.

Из-за плеча громилы в бейсболке выступает старик: лысый снага с клюкой, в пыльном пиджаке, с седыми кисточками на ушах.

— Мне плевать, дети это или не дети, — говорит он толпе и Соль, — мои дети сегодня погибли. Псы не выпустили их наружу из Хтони! Не выпустили! Из Хтони!.. Кто за это ответит? Ты, Соль? Я думаю, он! — тыкает в меня. — И они, в подвале! Прямо сейчас ответят!

По толпе прокатывается эмоция одобрения. Дед вынимает из пиджака древний складной нож — потертая белая рукоятка, без стопора, грибной, — и, тускло на меня глядя, начинает пытаться ногтем достать лезвие. Мотя и Клара делают одновременный шаг вперед. Снага таращатся на деда-экстремиста — что будет?

— Я понимаю, — звенящим голосом говорит Соль. — Я тоже потеряла… мужчину, с которым собиралась прожить жизнь. Вы все его знали. Это Генрих… Мясник. И он бы такого не допустил! Он велел мне вас защищать, а вы что творите? Опричники за своих щенков всех нас в бетон закатают! Ради тех, кто еще жив, снага-хай: давайте закончим это здесь и сейчас. Отпустите мальчишек. Не убивайте. Это выведет все на новый виток… кабзда настанет всем!