Синие звезды

– Ты, — поцеловав жену, ответил Уил. — А это всего лишь мерцающие точки на небе, ничуть не лучше, чем камушки в твоих волосах.

Лика вздохнула:

– Я знаю, ты не веришь в Акилина, но просто признай, что это великолепно.

– Это великолепно, — нехотя проворчал Уил.

«Даже слишком великолепно для этого серого мира».

Они взялись за руки и, вскоре смешавшись с потоком спешащих на праздник горожан, оказались на площади, раскинувшейся вокруг белоснежного каменного храма, посвященного Акилину.

Над храмом, устремившись ввысь, возвышался зеленый купол, на котором были нарисованы синие человеческие глаза, пристально, с легким презрением смотрящие на находящихся внизу людей, как господин смотрит на своих неразумных рабов.

На площадке перед входом стоял одетый в традиционный зеленый бархатный кафтан жрец. Это был неприятного вида коротенький и толстый старичок с желтыми, цвета соломы волосами.

Люди, заметив жреца, падали на колени в благоговейном трепете, боясь поднять на него глаза, словно перед ними было божество.

А какая-то старуха, глядя на разукрашенный десятками драгоценных камней кафтан жреца, подняв к небу руку, пролепетала:

– Спаси нас от гнева Акилина, Отче!

«Лучше уж надеяться на себя, чем на этого маскарадного бога», -подумал Уил, глядя на разряженную толпу вокруг себя.

Тем временем жрец заговорил:

– Молитесь, чтобы всевидящий Акилин еще раз ниспослал свою милость, продемонстрировав нам, жалким рабам, недостойным даже называть его имени, Великую зарю. Только Ему, Небесному Господину, позволено решать, достойны ли мы, грешники, жизни в сотворенном Им мире или нет…

Уила пихнули, и он, повернув голову, увидел одетого в лохмотья калеку, который, тяжело опираясь на трость, пытался собрать милостыню в толпе. Вместо правой ноги у него торчала деревянная палка, и он, постоянно спотыкаясь, громко цокал, ударяясь о камни мостовой.

Кто-то захихикал, ткнув пальцем в сторону безногого, кто-то кинул ему в кружку горсть ничего не стоящих медных монет.

Лика, наблюдая за калекой, дернула мужа за руку, желая обратить на себя внимание:

– Нет у нас лишних драхм, чтобы переводить их на каких-то бродяг, -проворчал Уил.

Лика жалостливо взглянула на мужа.

– У нас совсем нет денег, чтобы помочь ему. Мы должны думать только о нашем малыше, — видя расстроенный взгляд супруги, произнес Уил, прижав ее к себе.

Лика тихонько вздохнула:

– Отца бы это порадовало, сейчас он видит нас с неба.

Хриплый голос жреца продолжал разлетаться над площадью:

— Каждый шаг, каждое движение, каждую мысль видит Акилин. И, видя злость, ненависть, корысть в сотворенном Им мире, Акилину больно. Он переживает за каждого из нас.

То и дело спотыкаясь, под негромкие смешки зевак калека продвинулся вперед, к храму, туда, где стояло несколько десятков, пришедших на праздник аристократов, с презрением смотревших на простолюдинов позади себя.

– Мы, сотворенные Акилиным, можем сделать мир лучше. Ведь главное в жизни — не богатство и власть, а милосердие и помощь ближнему. Бедный или богатый, крестьянин или лорд — все мы равны перед взором Акилина. Лучше истратить богатство, накормив бездомных, чем купить на него пурпурные шелка!

Послышался глухой удар и звон катящихся по площади монет.

– Куда лезешь, собака? — проорал стражник одного из аристократов, со всей силы стукнув безногого по лицу. — Господа не любят, когда у них клянчат!

Молодой аристократ, чей стражник ударил калеку, не обратил на это никакого внимания, продолжив оживленный разговор с другом.

– Пятьдесят тысяч драхм за шляпу, ну ты черт, практически святой! — похлопав друга по плечу, восторженно произнес он.

– А то! — ответил ему друг.

Безногий отполз в сторону, зло прошипев:

– Разве для этого я проливал кровь за Вистфалию? Для этого я воевал за страну, которая, когда я стал калекой, бросила меня на произвол судьбы?

– Не мешай молиться, — шикнул на него кто-то из стоящих рядом.

– Всем я мешаю, — обиженно пробубнил в ответ калека. — Как кровь проливать, то ты первый, а как потом помогать — всем лишний!

В Вистфалии не было редкостью, чтобы человек, насильно оторванный от родных мест под высокие лозунги защиты родной земли, отправлялся на чужбину, а после, израненный и избитый, оказывался брошен на произвол судьбы. Кого интересует поломанная, ставшая бесполезной пешка в великой игре господ?

Голос жреца перебил обиженное бормотание безногого:

– Все мы, искренне верящие в Создателя, равны в своем служении Акилину, в своей любви к сотворенному им миру и порядку.

Синие звезды стали еще ярче, и жрец, взглянув на небо, негромко запел древнюю молитву, написанную на старо-иннатском языке, языке народа, от которого предки вистфальцев столетия назад переняли веру в Акилина.

Уил повернулся к жене, но та не обратила на него внимания. С намокшими от слез глазами. Лика что-то негромко шептала, глядя на бледное вистфальское небо.

И он, вздохнув, отвернулся от супруги.

Бричка с открытым верхом, запряженная двумя гнедыми скакунами, неслась по мощеным улицам, заставляя чертыхаться попадающихся навстречу пешеходов.

Рядом с ней одетый в черный бархатный фрак, скорее предназначенный для бала, чем для верховой езды, на белоснежном породистом коне ехал молодой лорд.

Он со скучающим видом смотрел по сторонам, делая вид, что не имеет никакого отношения к ехавшей в бричке семье: жене, некрасивой молодой женщине с рябым лицом, и двум детям, сидящим у нее на руках.

Мимо проехала карета. Взгляд лорда задержался на спине сидящей в ней молодой аристократки. Девушка, заметив, что на нее смотрит сам Алекс де Янов, застенчиво улыбнулась и украдкой, чтобы не заметили родители, бросила молодому красавчику воздушный поцелуй.

– Мог бы и с нами поехать, — недовольно проворчала супруга Алекса, наблюдая за взглядом мужа.

– Мужчины в каретах не ездят! — огрызнулся лорд в ответ.

– С друзьями мужчина может ехать в карете, а с нами нет.

Алекс отвернулся в сторону, пропустив эту реплику мимо ушей.