Сирень из прошлого

— Поверить. В этом и дело. Как я говорил, сейчас вы не поймёте смысл моих слов, — на миг он умолк, освобождая проход мужчине средних лет, облачённом в потрёпанный плащ. Тот даже не глянул на Питера, слишком был погружён в собственные размышления и предстоящее решение проблем. Проблемы… Они бессмертны, и, пытаясь их устранить, возникают другие. Это совсем как с требованием ребят ответа от Питера. — Не пытайтесь заставить сказать меня что-то ещё. Это будет слишком просто. Игра стоит свеч, запомните, дети. Тот же процесс игры впечатается в память ещё на продолжительно долгое время, совсем как несмываемые чернила, спустя даже сотню лет почти не теряя свою насыщенность.

— Но ведь всегда кто-то проигрывает! — нахмурив брови, поговорила девочка, носом выцветших кроссовок, некогда поражающих глаз своей яркостью, выводя на земле, покрытой тонким слоем снега, неразборчивые завитушки.

— Верно. Советую вам всеми способами противиться кандидатуры проигравшего. Стремитесь только вперёд.

В этот момент Питер планировал уже было прервать эту дискуссию, постепенно терявшую весь свой смысл, ведь всё нужное он уже сказала, а сейчас, именно по их просьбе, ему приходится «лить воду», только бы они отстали от него. Ведь есть вероятность, что, не угомонив детскую разбушевавшуюся фантазию, эти ребята последуют за ним, только больше действуя ему на нервы. Хороший способ избежать такого исхода — заставить их впасть в ступор и растерянность, между тем тут же незаметно скрывшись с их глаз. Когда же они очнуться, точно от страшного кошмара, то будет уже поздно, и вокруг не останется ни намёка на его возможное присутствие.

— Вы никогда не задумывались, — Питер тщательно подбирал слова, в это же время осматривая ближайшие повороты и улочки, выбирая наиболее подходящий путь, — что волшебство живёт не только само по себе, но и… может быть связано с нами?

Стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее, юноша перевёл свой слегка затуманенный взгляд на них, пытаясь понять, какое действие стоит предпринять первым. Те, к превеликому удовольствию Пэна, больше не задавали глупых вопросов, да и вообще ничего не говорили, лишь стояли на прежнем месте, и даже рыжая девочка перестала от непривычно долгого стояния возить носком обуви по снегу, замерев. Никто из них не осмеливался прервать уже затянувшуюся тишину. Понимают, что в этот раз требуется терпение.

Им это даётся не так легко, как Питеру. Он видит их то сжимающееся, то разжимающиеся губы, будто, не выдерживая, хотят наконец узнать, каким же образом они связаны с волшебством, но через миг передумывают, и всегда вовремя, не успевая сказать ни слова.

— Посмотрите вниз. Ваши тени не так безобидны, как вы думаете, — с нотой угрозы едва слышно сказал парень, но он бы и не стал говорить так тихо, если бы не знал, услышат ли его слова дети. Все, до мельчайшей детали.

И его расчёты начинали сбываться. Один за другим опускали головы вниз, вглядываясь себе под ноги, на землю, где едва заметно, из-за временно скрывающимся за тучами солнца, виднелись тени. Едва заметные, слабые очертания, лишь отдалённо напоминающие человека. В голову пришла глупая мысль, совершенно не нужная ему сейчас. Редкие хлопья снега, до которых достигали тени, не казались такими белоснежными и чистыми. При их виде ныне не всплывало сравнение с чем-то невинным и святым, словно ангел совсем недавно прошёлся здесь, оставляя за собой вместо тени белоснежный след. Лишь мрачность и уныние охватывало его.

— Ой, моя тень шевелится! Неужели она волшеб…

Остаток фразы Питер уже не слышал. В это время он уже скрывался за углом, ни разу не обернувшись и хотя бы мысленно не попрощавшись с детьми. Зачем, если это, скорее всего, не последняя их встреча?

Время может специально не спешить…

Плевать. Плевать, что они будут делать дальше. Его это будет волновать только, когда цель будет достигнута, и тогда внимание можно перевести на что-то другое, уже менее глобальное, но более привычное.

— Я сильно тороплюсь, и у меня назначена встреча, так что предпочту разойтись с миром, — бегло глянув ещё раз на часы Вестминстерского дворца, вынул руку из кармана, держа в ней столь желанный для охранника паспорт в простой чёрной обложке.

— Спасибо, сэр. Это не займёт у вас много времени, — вновь приняв невозмутимый вид, служащий взял документ и принялся искать нужную страницу, хотя она и была самая первая,

Тем временем Питер продолжал вглядываться вдаль, в сторону башни дворца, пытаясь понять, по какой причине он так отлично видит каждую цифру на часах. Нет, конечно, с прибытием в этот мир парень не раз примечал, что большинство просто не могут чисто физически видеть столь далеко. В чём причина?

В Неверлэнде не имелось табличек и часов, как здесь, поэтому не было возможности соревноваться, кто лучше видит. Но, стоит признать, если бы он вдруг решил пойти к окулисту, то при рассматривании букв на соседней стене, сказал бы каждую без запинки, не сделав ни одной ошибки. Хотя наверняка уже придумали что-то получше, помимо разглядывания таблицы символов. Такое было много лет назад, а сейчас…. Что ж, когда всё закончится, можно напоследок заглянуть в одну из больниц и просто, чисто ради забавы, проверить своё зрение. А сейчас…

— Сэр, простите, а вы случаем не видите, который час на часах Биг Бэна? — невинно поинтересовался Питер, взглянув на охранника, который всё ещё пытался что-то отыскать в его паспорте. Уж не проверяет ли документ на подлинность?

Зря старается. Волшебство не создаёт подделок.

— Гм-м… девяносто первый год… Двадцать…

На лбу громиллы образовалось несколько складок, как и на переносице. Невнятное бормотание себе под нос, сосредоточенное выражение лица, что начинало уже краснеть от натуги, делая его похожим на рака-переростка.

— Три, — смилостивился Пэн, уже давно привыкший к распространённости слабого счёта у людей. Казалось бы, простым прохожим можно это простить, но вот данный объект, проверяющий паспорт юноши… Какие же всё-таки они бестолочи. Все они.

Как можно не знать элементарного сложения и вычитания? Да даже все Потерянные могли гораздо быстрее сказать, сколько ему лет, судя по паспорту!

— Я знаю! — рявкнул мужчина, брызнув слюной, ещё больше краснее и приобретая уже пунцовый оттенок кожи, словно его уложили в кастрюлю и начали варить в уже подогретой воде.

Если представить такую ситуацию, то получится очень… необычно. Сам Питер был бы не прочь стать основателем этой идеи. Таким, как этот охранник место как раз в котле. Хотя каннибализм Питер не одобряет. Ему больше понравилась оригинальность способа убийства.

Медленное, болезненное, мучительное. Когда ты заживо варишься, при этом не теряя сознание и удерживаясь над водой при помощи специальных палок, то можешь раскрыть всё сокровенное, как и о себе, так и о других людях, только лишь бы эти муки прекратились. Возможно, на последних стадиях варки человек будет уже умолять убить его раньше времени. Тогда и раскрывается его сущность. Продажная, трусливая, готовая на всё ради себя.

И почему люди скрывают её внутри себя, окружая её множеством непробиваемых стен? Рано или поздно любые препятствия разрушатся, и не найдётся больше вещей, способных удержать сущность взаперти.

Это ли не прекрасно — знать, на что ты способен, и умело пользоваться этим? Признать в себе себя — это новый уровень игры, уже усложнённой игры, но имеющей в себе парочку весьма интересных и, тем самым, так нужных всем бонусов.

Никто из них не понимает всю лёгкость добычи этого. Не признаёт. Или же просто боится осуждения толпы, унижения и позора. Друг друга боятся. Трусы.