Системный администратор

Пашка опять потёр непривычно волосатый подбородок и сел за тарелку с бутерами.

До Люсиного цветочного он доехал на такси. Она уже стояла снаружи с двумя букетами по шесть красных гвоздичек. Одета Люся была в чёрное строгое платье, и Пашка запоздало подумал, что фиолетовая футболка была не самым лучшим решением, чтобы не выделяться на прощании.

Пионова абсолютно не удивилась и узнала Пашку сразу. Более того, подбежала к нему и странным, но словно бы привычным для себя, движением прильнула щекой к его щеке и потёрлась о щетинки бородки, а потом улыбнулась.

— Купила вот, — сообщила она, отдавая один из траурных букетиков. — От школы идёт автобус, но я написала Ольге Львовне, что приеду сразу на кладбище. Какое-то не то настроение, чтобы с классом вместе. А то как на экскурсию прямо. Ты не против? Или ты хочешь со своими? Ты предупредил классную?

Пашка вообще не отписывался в чате со сборами, так что навряд ли его кто-то станет ждать около пришкольных автобусов.

На Новозападном кладбище собрался целый митинг! Людей было немерено, Пашка даже заволновался — но, проверив украдкой через скан приложухи, убедился, что почти все тут — живые. Просто прощание с краткосрочным мэром вызвало нехилый резонанс!

Какие-то люди в строгих костюмах прилагали усилия, чтобы соблюдался порядок, и пытались выстроить прибывающую толпу рядами. Стоял приглушённый гомон. Всюду сновали мужики с камерами на штативах и девчонки с микрофонами разных каналов. Делегация важных гостей кучковалась около сколоченного из досок помоста, похожего на сцену. Там сейчас стоял гроб, покоящийся словно бы на подушке цветов. Пришедшим разрешалось подниматься по ступенькам и класть букеты, но официальная часть ещё не началась. Играла траурная музыка из огромных переносных колонок.

Священников было не видно: похоже, не решились устраивать публичного отпевания для самоубийцы. Вместо того замутили фестиваль, мля.

Что-то концентрация кладбищ в Пашкиной жизни в натуре начала шкалить!

— А что, парня твоего не будет? — подвалил вдруг к Люське, протолкавшейся в толпе к своему классу вместе с Пашкой, не пойми откуда взявшийся Марципан.

Соколов-младший изменился в лице и пнул его по ноге.

Слава моргнул трижды и начал вглядываться в него, а потом чуть не принялся ржать в голосину посреди траурного сборища.

— Это чё? — шепнул он сдавленно. — Не смог больше выносить собственной рожи?

— Привыкай, — процедил Пашка, не собираясь вдаваться в подробности. — Ты зачем припёрся-то?

Слава смутился и отвёл взгляд. Стал мрачным.

Пашка крутил головой, выискивая, явились ли на погребение Островская и Васин. Было не особо желательно, чтобы последний с кем-то тут трепался, мало ли что взбредёт ему на ум. С другой стороны, неплохо было бы покопаться в его башке с проверкой. Вообще, стоило то и дело наведываться и делать ревизию, но так был очень большой риск опять напороться на Лилю.

И тут Пашка похолодел. Разом понял, что маскировка была абсолютно нелишней!

Она стояла на помосте рядом с чинушами в чёрных костюмах. Мёртвая деваха в зимнем комбинезоне внимательно оглядывала толпу.

Вот скотина упёртая!!!

Но ладно. Марципан не узнал его в лоб.

Только вот что, если призрака всё-таки затронула адаптация?..

На всякий случай Пашка попятился, оставляя Люську приглушённо здороваться с одноклассниками, и чуть не наступил на Зинку, которая стояла у него за спиной в компании биологички и какой-то незнакомой толстой тётки.

— Здравствуй, Соколов, осторожнее, — поздоровалась она как-то натянуто и не особенно приветливо.

— Ой, Зинаида Дмитриевна, извините, — смешался Пашка. — Я вас не заметил. Здравствуйте, Мария Васильевна, — поприветствовал он и вторую училку.

Биологичка кивнула.

А с Зинкой чё? Куда подевались все дружеские чувства? Ну да, он пропал, но и учебный год ведь кончился… И вдруг Пашка с ужасом понял, что в школе все взрослые остались уверены в том, что ученик Соколов намеренно обосрался посреди репетиции линейки в знак протеста! Он же так и не подошёл к Зинке ни разу с тех пор! Не ответил на её звонки! А после того как выложил видос обсёра на собственной странице по совету физрука, она уже не трезвонила. И Пашка на фоне своих треволнений вообще про неё забыл!

Соколов-младший почувствовал, как щёки начинают пылать.

И это после всего, что математичка сделала для него по доброте душевной! Ну он и урод!

— Зи-зинаида Дмитриевна… я… мне… надо поговорить с вами… объясниться… Вы, наверное, очень плохо обо мне думаете… но я не…

Он мученически глянул на биологичку и неведомую тётку. К ним уже шла завуч.

— Мне кажется, сейчас не лучшее время, Соколов, — произнесла Зинка. — Если тебе есть что сказать, приходи. Ты знаешь куда. А здесь мы все, чтобы проститься с Игорем Максимовичем.

— Д-да. Я… я обязательно зайду. Сегодня или завтра, вы не против?

— Я не против, — чуть-чуть мягче отозвалась Зинка, тогда как черты училки биологии сделались прямо-таки каменными, а губы превратились в тонкую нить.

Началась официальная часть прощания, и все примолкли, разворачиваясь к импровизированной сцене. Какой-то чувак, не иначе ведущий (это на похоронах-то!) завёл обтекаемые дифирамбы о гении историка как педагога и руководителя города, ловко вуалируя тот факт, что покойный полез в петлю в собственном кабинете. Упоминал только, как того терзала скорбь о пропавших без вести близких.

Пашка протолкался обратно к Пионовой, чтобы она не обиделась. Надо было выдержать этот цирк и при первой возможности сваливать: Лиля всё ещё торчала на краю возвышения и сканировала толпу прищуренным злобным взглядом.

Вот слово взял вновь избранный предыдущий мэр, очень серьёзный и деловой. Так и лучащийся скорбью, хотя Пашка подозревал, что в душе он скачет от радости. Мэр подхватил ту же волынку. Становилось жарко. Неясное чувство вины за то, что случилось с историком, нарастало, вгрызаясь изнутри. В горле образовался ком.

И вдруг со сцены прозвучало:

— … Я хочу принести свои самые искренние соболезнования Вадиму Якушевичу, единственному сыну покойного, — проговорил в конце своей долгой речи мэр. — И от имени всех структур города пообещать вам, Вадим Игоревич, что расследование о пропаже ваших родных будет доведено до конца! Мы обязательно отыщем вашу маму и вашу бабушку. Я очень сожалею, что Игорь Максимович не дождался того! Потому что верю всем сердцем: они найдутся живыми и здоровыми!

Пашка, который почему-то даже помыслить не мог, что у историка были дети, во все глаза уставился на худого, жилистого парня в очках, мрачно отделившегося от первого ряда толпы и поднимающегося на помост. Ему было лет около двадцати, хотя на внешность полагаться особо не стоит — уж Пашке ли не знать.